Африкан Шебалов - Тайна стонущей пещеры
ВОТ ГДЕ ТВОЕ ЛОГОВО!..
Капитан Шарый поставил выпиленный кусок колонны на прежнее место, тщательно замаскировав вход. Осветив узкий ствол пещеры, он сейчас же заметил на влажном полу у стены четкий отпечаток сапога. Подковка на каблуке была поломана. "Сыч и Кованый каблук - одно и то же лицо!" - осенила Шарого догадка. Елизавета Петровна говорила, что переселенцы из Рязанской области прибыли в колхоз в марте. Вражеский самолет разбился тоже в марте. Значит, сразу после высадки на парашюте Сыч мог заявиться в колхоз под видом переселенца и окопаться тут. Капитан осторожно пошел по коридору, по-прежнему прикрыв фонарик ладонью и подсвечивая себе под ноги. Перед каждым поворотом он гасил свет и некоторое время двигался на ощупь. Убедившись, что впереди никого нет, снова включал фонарик и торопливо шел дальше. В небольшом зале он задержался, решая, каким коридором идти. Подумав немного, выбрал левый: подземный ход должен привести в квадрат "13 а", который находится где-то левее. Действительно, в этом коридоре Шарый снова обнаружил след Кованого каблука. Николай Арсентьевич шел еще минут пятнадцать и, наконец, увидел впереди на потолке слабый желтоватый отсвет. Весь внутренне подобравшись, Шарый на секунду задержался и, проверив оружие, бесшумно стал красться вдоль стены. Через несколько шагов он заметил тонкую стальную проволоку, протянутую поперек коридора сантиметрах в двадцати над полом. "Мина", - решил капитан, осторожно перешагнул через проволоку и замер: до его слуха донеслось комариное жужжание радиосигналов. Шарый осторожно заглянул в пещеру. Небольшой подземный зал имел форму треугольника. В дальнем конце низко нависавшего потолка была узкая щель, через которую вливался голубоватый дневной свет. Снаружи отверстие было забросано сухими ветками. Оттуда тянулась вниз антенна к портативному приемопередатчику на треноге. Перед ним сидел на раскладном стульчике Сыч. Придерживая одной рукой наушник, другой он, видимо, писал текст радиограммы в записной книжке, лежавшей у него на коленях. Рядом на большом камне Шарый заметил телеграфный ключ. Тут же стоял горящий фонарь. "Так вот где твое логово!.. Хитро! А мы-то считали, что дело в коаксиальном кабеле!" - подумал Шарый, стремительно шагнув из-за укрытия. И тотчас же запрыгали, задребезжали старые консервные банки, подвешенные на стене перед радиостанцией и хитроумно связанные с проволокой, протянутой низко над полом у входа в зал. Будто электрическим током отбросило диверсанта от приемника. Он вскочил, повернулся всем корпусом к Шарому. Николай Арсентьевич узнал весельчака, баяниста, колхозного бухгалтера Рязанова. - Стой! - едва удержавшись на ногах, запутавшихся в проволоке, крикнул капитан. Рязанов, стреляя на бегу, метнулся в угол зала, за колонны. Шарый тоже выстрелил, но кто-то грубо и больно рванул его за правое плечо. Выпавший из руки пистолет глухо звякнул о каменный пол пещеры.
- Товарищ полковник, радиограмма Сыча! - чуть ли не бегом вошел в кабинет майор Силантьев. - Только что расшифровали! - Наконец-то! - полковник Коркин быстро поднялся из-за стола. Эту радиограмму он ждал с нетерпением. "Брат прибыл. Похороны сегодня", быстро пробежал полковник глазами короткий текст на форменном бланке радиограммы. - Наше предположение оправдывается. - От Шарого что-нибудь еще было? - Нет. Полковник Коркин положил бланк на стол, взглянул на часы. - Сейчас же, Иван Ефимович, берите людей и поезжайте в Заветное. И быстро! Езжайте напрямую, через перевал, старой леской дорогой. Часа за два доберетесь. - Брать будем на месте диверсии? - Там лучше разберешься. Тебе ведь не в первый раз, - облегченно вздохнул полковник и улыбнулся впервые за много дней.
ИДТИ НЕКУДА
- Включи свет! Слышишь, Ви-и-итька! - дрожащим голосом молил Шумейкин. Но Сбитнев молчал. Не мог он сказать товарищам, что фонарика нет и они теперь не сделают и трех шагов в этой кромешной тьме. Да и куда идти? После теплой дождевой воды в пещере, кажется, стало еще холоднее, и мокрых с ног до головы ребят колотила дрожь. Витя уткнулся подбородком в руки, сложенные на коленях, и бессмысленно смотрел перед собой. Почему-то в памяти возникли несложные события его коротенькой жизни, которая прошла так быстро в одном городе, в одном доме. "Мама, как же ты будешь без меня? - мысленно обращался он к матери и ясно представил себе ее лицо, утомленное, с сеткой мелких морщин под глазами. Ведь тебе так много приходится работать - и на фабрике, и дома. И все это ты делаешь для того, чтобы мы не чувствовали нужды, учились, росли. Как ты устаешь, родная! Как я ждал того дня, когда смог бы по-настоящему помогать тебе"... Всякий, кто знал Сбитнева, не подумал бы, что у этого всегда суховатого и резкого в разговоре подростка могут быть такие ласковые и теплые слова. "Сейчас мама, наверное, на работе", - соображал Витя, забыв, что было воскресенье. Он вспомнил с болью о сестренке Вальке, оставшейся дома за хозяйку, и о совсем глупом Мишке, который, провожая его в поход, принес клещи и котенка. "А я еще накричал на него", - подумал Сбитнев, и ему стало очень жаль несмышленого братишку. Потом Сбитнев вспомнил, что не вернул Ване Горелову книгу "Овод" - еще подумает, что хотел присвоить!.. С запоздалым раскаянием Сбитнев обвинил себя за то, что всегда издевался над Васей Коркиным. Почему-то вспомнилось, как он увидел однажды Коркина вместе с матерью в "Гастрономе". Она купила Васе пирожное и упрашивала, чтобы он не пил яблочный сок: он, мол, наверняка грязный и из гнилых яблок. Мария Ивановна ни на шаг не отпускала от себя сына, называла его деточкой, ягодкой и обращалась с ним, как с ребенком. Вася только виновато оглядывался по сторонам и ежился, словно под холодным дождем. С этого дня Сбитнев стал презирать Коркина. Теперь Витя чувствовал себя виноватым за такое отношение к Коркину. "Ведь в сущности Вася хоть и рассеянный, а хороший парень. Честный, прямой, умный, - думал Сбитнев. - Он, наверное, весь в своего отца". Отца Васи Коркина - полного добродушного полковника с двумя рядами орденских планок на кителе - Сбитнев видел однажды в школе перед родительским собранием. Родители тогда еще не все сошлись, и собрание не начиналось. Отец и сын стояли в тени дерева у входа и вели шутливый разговор. Сбитнев невольно удивился тогда, глядя на своего одноклассника. Перед ним был совсем другой Вася Коркин. Он не робел, не ежился, не оглядывался по сторонам. Держался прямо и независимо. Говорил спокойным голосом человека, уверенного в своей правоте. Он не терялся, не твердил свое "кого-чего" и казался очень самостоятельным, умным и рассудительным. "Как же я раньше не знал, что он такой?" - подумал тогда Сбитнев о товарище. Но больше всего его поразило тогда то, что отец и сын разговаривали, как друзья, как равный с равным. У Сбитнева, не имевшего отца, шевельнулось чувство зависти к своему однокласснику, и впервые он с уважением посмотрел на Коркина-сына. Но вскоре этот эпизод забылся, и Вася Коркин остался для Сбитнева прежним маменькиным сынком-Ягодкой. Тем более, что в школу часто приходила Васина мать, которую Сбитнев очень недолюбливал. Зинка громко чихнула и отвлекла Сбитнева от мыслей. Он повернулся, пристраивая удобнее замлевшую ногу, и замер в неудобной позе: в пещере появился какой-то новый, непонятный звук. - Слышите, кто-то жует, - с тревогой прошептала Зинка. Действительно, отдаленный звук напоминал медленное, ритмичное жевание огромного животного. С каждой секундой звук усиливался. Так тянулось несколько минут. И вдруг непонятный звук раздался совсем отчетливо - уже в зале. Но теперь он не был похож на жевание. Скорее казалось, что кто-то огромный с жадностью гигантскими глотками пьет, роняя воду струйками с губ. Иногда звук замирал, но сейчас же раздавался снова и с большей силой. Окаменевшие от ужаса ребята тесно прижались друг к другу. Они не верили в сказочные подземные чудовища, но в эту минуту у каждого появилась невольная мысль: "Неужели это то, что так страшно стонет в пещере?!"
СЫЧ ИДЕТ К ВЫХОДУ
Капитан Шарый подхватил упавший пистолет левой рукой и, преодолевая боль в плече, бросился за Рязановым. Случилось то, чего он больше всего опасался: шпион, по-видимому, запасся вторым выходом. Рязанов скрылся в щели между толстыми сталагмитами. Шарый остановился за одним из них и осторожно выглянул. Сейчас же в темноте раздался выстрел. Пуля ударила над головой и рикошетом отскочила в противоположную стену. "Я на свету - отличная мишень", - подумал Шарый, оглянувшись на "летучую мышь", стоявшую возле титикающей радиостанции. Он быстро снял с головы фуражку и осторожно высунул ее с правой стороны сталагмита, а сам бросился в левую. Расчет оказался верным: один за другим щелкнули два выстрела, и оба по фуражке; третий, запоздалый, выпущенный наугад, не причинил капитану вреда. Шарый уже был скрыт темнотой. Пробежав несколько шагов, Шарый остановился. Впереди послышалось шуршание плаща. Николай Арсентьевич пошевелил правой рукой и с радостью почувствовал, что она начинает действовать. Видимо, пуля не потревожила кости. Он отвел правую руку с фонарем в сторону, немного вперед, и включил свет. Рязанов метрах в тридцати впереди шел на ощупь, как слепой, держась за стену руками. Сзади на полу валялся брошенный плащ. Попав в яркий луч света, шпион заметался, точно заяц, от одной стены коридора к другой и, обернувшись, дважды выстрелил по свету. Капитан тотчас же выключил фонарик. Этих секунд было достаточно, чтобы выбрать путь, и Шарый несколько метров смело пробежал в темноте, не рискуя врезаться в стену. Затем он снова осветил шпиона, и снова Рязанов делал отчаянные скачки из стороны в сторону и опять выстрелил. Николай Арсентьевич с удивлением заметил, что расстояние между ними не сократилось, а даже увеличилось. Видимо, Рязанов хорошо ориентировался в пещере. "Во что бы то ни стало надо взять его живым. Буду бить по ногам!" - решил Шарый, включил свет и увидел знакомый поворот пещеры и натянутую над землей проволоку. "Значит, выход все-таки один. Сыч идет к подпиленной колонне", - понял капитан.
