Екатерина Останина - Фантасмагория смерти
Вероятно, это все же – не самое страшное из того, что может случиться в жизни. Отец, прощайте и помните, что я люблю вас. Я прошу вас обнять от моего имени мою дорогую сестру. Прошу вас: не забывайте меня».
Бедная девушка нарочно придумала мифический отъезд в Англию: ей так не хотелось, чтобы ее любимый отец страдал из-за нее. Она очень надеялась, что сможет покончить с Маратом, оставаясь при этом инкогнито. Воображая себе предстоящую встречу с тираном, Шарлотта думала, что встретит это чудовище прямо в Конвенте и там уже убьет его, даже не дав ему возможности подняться с кресла. Она хотела бы, чтобы остальные депутаты увидели это, осознали, насколько глубоко развратил их «друг народа», а заодно поняли, что карающий меч рано или поздно настигнет точно так же любого другого тирана, мечтающего занять место только что ушедшего.
Думала ли 25-летняя девушка, какой будет после убийства одного из членов адского триумвирата ее собственная судьба? Она предполагала, что погибнет, так никем и не узнанная: Шарлотта, зная нрав революционно настроенных парижан, была уверена, что там же, на месте, ее и растерзают. Она была уверена, что никто, в том числе и ее любимый отец, не узнает, кем была безвестная убийца Марата. Так было даже лучше: пусть она станет просто воплощением судьбы, карающей преступника, где бы они ни находился.
Так размышляла юная Шарлотта, расположившись в дилижансе, следующем в Париж, в июле 1793 года. Она ничем не выделялась среди прочих пассажиров: обыкновенное коричневое скромное платьице с кружевной косынкой и шляпка на густых каштановых волосах. Говорят, ее кожа была восхитительно белой и прозрачной, как драгоценный мрамор Каррары, и такими же прозрачными и чистыми были серые миндалевидные глаза.
Если и был в ее лице какой-то изъян, то это несколько тяжеловатый подбородок с очаровательной, однако, ямочкой. Что же касается ее настроения, то на всем протяжении пути она сохраняла невозмутимое спокойствие, неторопливо и немного задумчиво переводя взгляд с дороги на предметы, расположенные рядом с нею, на скучающих попутчиков. Этого неизменного спокойствия не могло нарушить ничто, даже идея смертоносной миссии и убежденность в дальнейшей расплате, которая легкой не будет, это ясно. Эта девушка никогда не отличалась истеричным складом характера, а потому не чувствовала ничего, что, казалось бы, должен испытывать любой человек в подобной ситуации: возбуждение, горячечную дрожь. Нет, она была холодна, как древняя богиня, поскольку была уверена: ее цель (освобождение страны от жестокого «упыря») высока, а плата за ее осуществление (жизнь) естественна. Между прочим, обезумевший от любви к Шарлотте Адам Люкс постоянно сравнивал ее с Жанной д’Арк. Конечно, эта французская героиня тоже была девственницей и она мечтала об освобождении страны от рабства, однако различие все же было огромным. Ведь Жанну д’Арк на ее трудном подъеме к вершине славы поддерживал весь угнетенный народ, она шла напролом, через битвы, встречая повсюду ликование и восторг.
Что же касается Шарлотты, то ее путь был тихим и скромным с самого начала. Она спокойно сидела в духоте дилижанса и думала о том, что каждый день для нее, каждый рассвет и закат происходят в последний раз. Попутчикам милая девушка нравилась, что неудивительно, ведь она была так естественна и непринужденна. За ней ухаживали, и один из господ постоянно докучал ей признаниями в нежной страсти, а под конец путешествия (кажется, это произошло при въезде на парижский мост Нейи) даже решился предложить ей руку и сердце. Тем не менее Шарлотта мягко отклонила предложение любезного господина.
По прибытии в Париж Шарлотта устроилась в гостинице «Провиданс», где сняла скромную комнатку на первом этаже, а затем сразу же отправилась разыскивать депутата Дюперре. Дело в том, что она заранее позаботилась о том, чтобы один из известных жирондистов, Барбару, сосланный в Кан, дал ей рекомендательное письмо к этому депутату. В этом письме содержалась просьба устроить встречу Шарлотты Корде с министром внутренних дел. И Шарлотта действительно занялась поисками министра, приготовив легенду о том, что желает поговорить с ним по просьбе некой бывшей монастырской подруги. Она на самом деле сделала бы это, но лишь для того, чтобы лучше понять, где именно ей предстоит убить Марата и каким образом успешно выполнить свою миссию.
Тем не менее, общаясь с людьми, Шарлотта выяснила, что «упырь», ради которого она приехала в Париж, – Марат – уже давно и тяжело болен, вероятно, доживает последние дни, а потому практически не покидает собственного дома («логова», как думала Шарлотта, «ядовитого паучьего логова, из которого он раскидывает свои липкие тенета по всей стране, сея в головах людей неразбериху и желание убивать). Но что же делать дальше? Теперь уже стало совершенно ясно, что публичной казни злодея не получится никаким образом, хотя так хотелось всадить нож в это порождение ада в самом Конвенте, до отказа заполненном народом!
Шарлотта принялась размышлять, как же ей поступить в этом случае. Требовалось менять тактику – это несомненно; сам же план не подвергался обсуждению. На следующий день, в пятницу, Шарлотта ходила по делам своей монастырской подруги, а в субботу она встала с рассветом, когда кругом еще царила приятная утренняя прохлада, и отправилась в зеленые прекрасные сады Пале-Рояля, где окончательно решила, каким образом приведет в исполнение поручение, которое она считала главным делом своей жизни.
Часы пробили восемь, когда Париж стал, по обыкновению, оживленным: повсюду суетились торговцы, лавочники открыли ставни своих нехитрых заведений, приглашая покупателей, и Шарлотта зашла в первую же попавшуюся на ее пути скобяную лавку. Здесь она выбрала обычный кухонный нож в шагреневых ножнах и расплатилась с хозяином. Покупка обошлась ей в 2 франка.
Далее девушка вернулась в отель, поскольку наступило время завтрака, а потом вышла на улицу, где села в наемный фиакр. Она назвала ненавистный адрес: «Улица Медицинской школы» – и направилась к дому Марата. Жилище «чудовища» выглядело удивительно убогим, под стать ему самому, однако, когда Шарлотта попросила разрешения войти, прислуга, а заодно и любовница одного из первых лиц государства, Симона Эврар, решительно отказала ей в этом, сославшись на то, что гражданин Марат серьезно болен, а потому отказывается принимать каких бы то ни было посетителей.
Шарлотта не решилась более настаивать. Она вернулась в гостиницу и написала Марату письмо: «Париж, 13 июля, 2-й год республики. Гражданин Марат, я прибыла из Кама по неотложному делу. Я знаю, насколько ты верен революции и как любишь страну, которой отдал всю свою жизнь, а потому я уверена: ты выслушаешь меня, поскольку регион, из которого я прибыла, крайне неспокоен, и происходящие там события требуют незамедлительного решения. Эта часть Республики неспокойна, ибо там зреет заговор, угрожающий революции. Я надеюсь, что ты примешь меня до часу дня пополудни. Я верю, что ты примешь меня, тем более что я не требую долгой аудиенции. Мне нужна всего лишь одна минута, но за эту минуту ты сможешь оказать Франции ни с чем не сравнимую услугу». Она подписалась «Мари Корде», отправила письмо и принялась ждать, но все было тщетно. Наступил вечер, стемнело, а ответа так и не было. Шарлотта поняла, что ее не примут, и почувствовала, как отчаяние нарастает в душе.
Девушка подумала, что, возможно, первое ее письмо было по тону достаточно безапелляционным. Быть может, это не понравилось «чудовищу» и нужно стать немного скромнее, выглядеть просительницей? И Шарлотта немедленно уселась за стол сочинять следующую записку: «Гражданин Марат, получили ли вы записку, которую я писала вам сегодня утром? Прошу вас, уделите мне немного вашего времени для очень короткой аудиенции. Меня привело к вам из провинции дело исключительной важности. Поверьте, я очень несчастна и нуждаюсь в вашей защите».
Теперь она уже не стала надеяться на кого-то и решила сама отнести письмо этому «чудовищу». Девушка переоделась в серое платье в полоску, а на груди завязала муслиновую косынку, в складках которой спрятала нож. Взяв письмо, она вновь пошла на улицу Медицинской школы.
«Друг народа» в это время лежал в ванне, поскольку страдал накожными болезнями, и болячки постоянно причиняли ему нестерпимый зуд, словно все его грехи вышли таким образом наружу и уже здесь, на земле, заставляли испытывать адские страдания. Комната, в которой находился Марат, была совсем низенькой и совсем необставленной. В ней на кирпичном полу стояла всего лишь ванна, и больше ничего.
Наверное, во всей Франции трудно было бы сыскать человека более нечистоплотного, чем Марат. Этот триумвир нисколько не нуждался даже в элементарной чистоте. Наверное, он был бы просто счастлив забыть, что такое ванна, но мучительный и поистине омерзительный недуг принуждал его едва ли не непрерывно совершать ненавидимые им водные процедуры. Эти страшные боли не только терзали тело «друга народа», они мешали неутомимой работе его ума, который ежесекундно требовал деятельности, постоянной деятельности, и ничего, кроме этого.
