Михаил Ишков - Кортес
Помню в благодарность я набросился на сеньору Марину - терзал её долго, как душе угодно, как учили в гаремах у мавров - пока она не разъярилась, не начала кричать... Ее крики были подобны рыку, какие издает самка дикого кота. Потом она не отпускала меня... С первыми лучами солнца я уже был на ногах и во исполнение задуманного отправился в Семпоалу. Донна Марина решительно воспротивилась поездке в паланкине и взгромоздилась на коня. Ей подобрали самую спокойную кобылу, хотя совсем смирных у нас не было, и она молча тряслась весь путь до индейского города. Сопровождавший нас Гонсало де Сандоваль, глядя на нас, тоже помалкивал. Всю необходимую подготовку в лагере он уже провел.
Глава 10
- Deo gratias, (сноска: "Благодарение господу", приветствие.) - сказал падре Гомара, входя в мой кабинет. - Как чувствуете себя, дон Эрнандо?
- Сегодня сносно. Разве что под вечер сердце разбушевалось.
- Есть что вспомнить, сеньор Кортес, есть что вспомнить. Деяния ваши останутся в веках, как светоч и пример для каждого благонравного христианина.
- Ах, чтоб вас, падре! Оставьте этот тон. "Деяния", "для каждого христианина", да ещё "благонравного"!.. К чему это между старыми друзьями? Задачу свою вижу не в том, чтобы служить примером, а в том, чтобы добросовестно воссоздать историю покорения Мексики. Не желая выпячивать собственную роль в этом предприятии, все-таки хочу заметить, что мы имели дело с силой, не имеющей себе равных в Новом Свете. Братьям Писарро, Бальбоа, тому же Монтехо далеко до тех славных дел, которыми я прославил святую веру и его величество короля. Хотелось бы, чтобы именно в таком духе будущие поколения читали о нашем походе на Теночтитлан. Началом его можно считать уничтожение кораблей. На эту меру я пошел вынужденно, так как за почти годичный срок пребывания в теплых морях деревянная обшивка износилась до такой степени, что мореплавание на этих посудинах стало представлять серьезную угрозу для людей. Поработал и жук-древоточец. Поверьте, падре, это был трудный выбор... Либо вернуться на благословенные берега Кубы под сень рассудительного губернатора Диего де Веласкеса. Посоветоваться с этим достойным человеком, поговорить с ним по душам... Жаль, что он невзлюбил меня - по-видимому, поверил наветам злых людей, которые мечтали поссорить нас...
О чем это я? Да-а... Вернуться на Кубу в лапы... Нет-нет, под сень... ну, и так далее насчет Веласкеса. Это место, падре, вы постарайтесь изложить особенно изысканным стилем.
Либо потопить корабли и остаться один на один с жестокосердным, исполненным коварства Мотекухсомой, которому наше пребывание в его владениях было как кость в горле. На что мы, горстка храбрецов, могли надеяться в этом чужедальнем краю, среди орд язычников и пожирателей человеческой плоти? Только на бесконечную милость Господа нашего Иисуса Христа и Девы Марии, на крепкие руки, на наше оружие, закаленное в боях с неверными. Вот, примерно, в таком духе, падре... Конечно, желательно убрать излишнюю напыщенность и неуместные риторические обороты, но в целом мне нравится. Это то, что нужно Испании. И пожалуйста, побольше о моем милосердии, а то оно как бы остается в тени других доблестей, какими наградила меня природа.
Гомара от души рассмеялся.
- Вы всегда умели привести меня в хорошее настроение, сеньор Эрнандо. Как бы не донимали вас болезни, вы не устаете шутить. Причем, очень тонко... А стиль! Каков стиль!.. "На что мы, горстка храбрецов, могли надеяться в этом чужедальнем краю, среди орд язычников и пожирателей человеческой плоти?" Прекрасно! Вам самому следует изложить историю завоевания Мексики.
- Ну, падре, хватили! Я старый, больной человек. Жить осталось совсем немного. На этот раз я не шучу, святой отец. Поэтому мне всегда приятно видеть вас, моего летописца. Рад, что мои шутки для вас не пустой звук. Не то, что в кругу придворных, где каждая собака считала своим долгом укусить победителя Мотекухсомы. Желаете, я расскажу анекдот, который приключился со мной в Мадриде. Какой-то наглый, приближенный к трону рифмоплет поинтересовался - правда ли, что во время обучения в университете я пробовал свои силы в стихосложении. Я подтвердил справедливость этих слов. Этот негодяй решил посмеяться надо мной в присутствие дам - спросил, что не по причине ли их непригодности я подался в конкистадоры?
Дон Эрнандо на мгновение примолк, потом улыбнулся.
- Знаете, что я ответил, падре? "Уверяю вас, сеньор стихотворец, будущий летописец непременно найдет в моих стихах некоторые достоинства. Догадываетесь почему? Потому что их написал Кортес!" Ладно, хватит об этом. На чем мы остановились?
- К вам пришли кормчие и заявили, что необходимо срочно принять решительные меры. Еще неделя-другая, и на этих гробах нельзя будет выйти в море.
- Так точно. Делать было нечего - я поставил этот вопрос на обсуждение общего схода. Конечно, верные мне офицеры и солдаты уговаривали собравшихся, что куда полезнее для спасения их душ принять участие в подготавливаемом походе на Теночтитлан, ибо тысячи язычников ждут-не дождутся... Нет, не надо, напишите просто "ждут, когда придет к ним свет истины". Однако в войске нашлись отдельные лица, для которых собственный живот, их скудное хозяйство, оставленные на Кубе оказались дороже богоугодного дела. Мнения разделились. Отказ от возвращения на остров означал немедленное уничтожение флота. Тем самым обрывалась последняя ниточка, связывающая нас с родиной. Нелегко было простым солдатам пойти на такую жертву. Многие настаивали, что раз нет выхода, надо отплывать. Я, падре, поверите ли, произнес тогда блестящую речь! За словами, как вам известно, я в карман не лезу, но в тот жаркий день мне удалось превзойти самого себя. Нужно учесть, что и офицерский состав высказался за уничтожение кораблей. Против были в основном моряки и кое-кто их тех, кто сочувствовал наказанным заговорщикам. Вслух они не осмеливались высказать заветные мысли, но тайком будоражили команды кораблей. В своей речи я напомнил честным морякам о тех обстоятельствах, которые заставили нас заложить город. Разъяснил причины, по каким мы должны дерзнуть идти маршем на Теночтитлан. Всем, кто поддался на уговоры смутьянов и требовал возвращения, я напомнил, что ожидает их на Кубе. Пришедшие в негодность корабли починить не удастся - значит, в любом случае их спишут на берег и им вновь придется пытать счастья. Зачем же так далеко ходить? Почему нельзя попробовать здесь? Это удобнее, тем более, что теперь мы не будем блуждать в неведении, а двинемся именно за тем, за чем явились в эту землю.
Насчет кораблей, заявил я, дело обстоит ещё проще. Они принадлежат мне. Я купил их на свои деньги, поэтому своей собственностью могу распоряжаться как мне заблагорассудится. Но мне бы не хотелось выступать здесь как хозяин. Все мы - соратники, все в одном котле, и уничтожение кораблей касается меня также, как и любого солдата. Ведь я же не пытаюсь улизнуть и бросить их здесь без командиров, запасов продовольствия, без надежды на спасение. Я готов в равной мере разделить со всеми тяготы будущего похода. Так я поступал всегда: и при строительстве Веракруса, и в сражении на реке Табаско. Кто может упрекнуть меня, что я увиливал от той тяжелой доли, которая выпала каждому из нас?
Они утихомирились, и все равно я чувствовал, что решение необходимо принять немедленно. На "потом" оставлять его было нельзя. В конце концов я согласился сохранить столько кораблей, сколько будет желающих вернуться на Кубу. Одного судна, сказал я, надеюсь, хватит. На том и порешили.
На следующий день с кораблей начали снимать паруса и снасти, все металлические детали. Одним словом, все, что могло пригодиться в последствии, свозилось на берег, складировалось... Этим занимался назначенный комендант крепости Веракрус Хуан де Эскаланте, мой верный друг и товарищ. Я ту пору принимал в местной кузне особые наконечники для пик с секущими боковыми лезвиями. Пики эти в длину были в два человеческих роста и, как я заметил, являлись очень хорошим подспорьем против неорганизованных туземных масс. Этот частокол индейцам трудно одолеть. Пока они прыгают возле них, канониры и аркебузиры успевают перезарядить стволы.
Наконец все было готово. Желающих вернуться, как я и рассчитывал, не нашлось, и в первые дни августа, корабли загнали на мель. Самый большой нао посадили на рифы. Его остов ещё долго торчал на акватории. Лишь зимние штормы окончательно погубили его...
Так закончился первый этап нашего предприятия.
Часть II
Глава 1
"Я, Берналь Диас дель Кастильо, рехидор города Сантяго в Гватемале, взялся за перо, чтобы правдиво и честно рассказать, как была открыта и завоевана Новая Испания, как воевали мы столицу Мексики, оплот язычества, как покорили многие другие города вплоть до полного замирения страны, - во славу животворящего креста и государя нашего..."
Старик замер, потом откинулся в кресле и долго сидел, глядя в узкое окно. В комнате было влажно и жарко, густая завесь пальмовых листьев на дворе была покрыта крупными каплями - только что над славным Куаутемалланом, что по-ацтекски означало "скованный орел", прошла гроза. Теперь сизая, с черной сердцевиной, туча висела над лесистыми горами, венком обнимавшими город.
