Г. Джемаль - Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке
Другой важный момент — философия имамата в данном случае имеет уже виртуальное значение, поскольку Двенадцатый имам находится в сокрытии. В принципе, никаких проблем у суннитов считать, что ожидаемый Махди жив и находится в сокрытии, — нет. Когда я говорил с доктором Тураби на эту тему, он сказал: «Современный рациональный человек не может верить в то, что Аллах поддерживает жизнь человека в течение двенадцати веков». Я ответил ему: «А какие проблемы у вас могут быть с этой верой, если Коран говорит, что Христос был вознесен и является живым существом?» Христос не мог быть взят на небо мертвым, потому что мертвый — это несуществующий с точки зрения ислама. Те, которые мертвы, — их просто нет. В этом смысле в Коране говорится, что «всякая душа вкусит смерть». Как сказано в Экклезиасте: «Живые знают, что они умрут, а мертвые не знают, что они мертвы». И о шахидах говорится: «Вы думаете, что они мертвы, но они живы, а вы не знаете». О Христе есть хадис, что он умрет, когда завершится цикл, то есть во время Армагеддона, до Воскресения.
Теперь слово Алексею, тема которого — «Религиозная подоплека социальной революции».
АЛЕКСЕЙ САХНИН. Сегодня я могу лишь дать краткую характеристику книгам Эткинда[122] о хлыстах и Агурского[123] о национал-большевизме. Используя методологию Макса Вебера, Эткинд пытается объяснить некоторые реалии русской революции и русской утопии хилиастическим, остро эсхатологическим сознанием, воплощенном в русском сектантстве. Антимарксистский пафос у них общий — сознание определяет бытие. Но Вебер намного ближе к реальности, так как нельзя сказать, что сектанты составляли костяк русской революции. Эткинд прибегает к такой уловке: в этом движении выразились некие структуры сознания, которые — уже в век, когда религия не воспринималась многими как маркер, — всплыли на поверхность и подготовили эту бунтарскую стихию.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. После чтения вы пришли к выводу, что революция действительно опирается на религиозные структуры сознания, связанные с финализмом, — либо вы считаете, что в данных книгах это неубедительно излагается?
АЛЕКСЕЙ САХНИН. Было бы глупо отрицать факт существования таких структур, но что первичнее — они или социально-экономические причины, — в этих книгах такой вопрос окончательно не решен.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Однако ни один исследователь, который бы занимался сугубо социально-экономическими реалиями, не стал теоретиком революции.
АЛЕКСЕЙ САХНИН. Согласен, революционная утопия по определению религиозна.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Можно сказать, что для революционеров сама революция есть некое литургическое действо.
АЛЕКСЕЙ САХНИН. Утопия религиозна, даже социальное действие — религиозно. Но Эткинд этого не доказал.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. А он не пишет, что старообрядцы составляли большинство красноармейцев?
АЛЕКСЕЙ САХНИН. У меня здесь внешние знания — они не составляли большинство красноармейцев. Известны случаи, когда старообрядчество становилось контрреволюционной силой. Например, в Верхокамье действовала Русская старообрядческая армия, причем беспоповская.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Но они воевали и против Колчака, и против красных. Мы же не говорим только о красной революции. Зеленые тоже были революционным элементом.
АЛЕКСЕЙ САХНИН. У эсеров в регионах было много старообрядцев, но не в центре. А в РСДРП? Калинин? Это не самый яркий деятель.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Надо исследовать и первичную религиозность евреев, которые приняли участие в революции. Большинство комиссаров — это люди, прошедшие через хедер, через серьезный хасидский дискурс. Эти евреи, устанавливавшие советскую власть на местах, исчислялись десятками тысяч — на фоне трех миллионов местечковых масс, рассеявшихся с началом Первой мировой. И радикальные мусульмане, кстати, тоже приняли участие в революции на первых порах... Давайте для нашего сборника выберем остро поставленную тему — например, «Троцкий как религиозный тип». Ведь всякое проявление нонконформизма есть оборотная сторона открытой или скрытой религиозности.
АСЛАМБЕК ЭЖАЕВ. Может быть, рассмотреть фигуру Сталина?
АЛЕКСЕЙ САХНИН. У него очень интересные пометки на полях прочитанных книг. Себя он называл «учитель ТФ», то есть Учитель из Тифлиса. Известно его высказывание, обращенное к людям, подбиравшим ему библиотеку, — «антирелигиозную макулатуру прошу мне не подсовывать». Вообще он, кажется, маркировал себя по отношению к Ленину как инкарнацию Христа после Иоанна Крестителя — большее следует за меньшим.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Сталин воспринимал религию в клерикальных моделях, через внешние формы. Ну, хорошо, можно рассмотреть тему «Троцкий и Сталин как религиозные типы». Не надо идти в поиски дробной и ускользающей фактуры, вначале необходимо выработать методику, по которой можно консолидировать эту фактуру и которая может вырабатываться интуитивными концептными мазками.
АЛЕКСЕЙ САХНИН. Во времена военного коммунизма было несколько фигур — Свердлов, Троцкий и другие, — вокруг которых группировались люди, и, возможно, клеем были разные типы религиозности, нечто в бэкграунде, разные языки, более им понятные, — там была группа семинаристов, кто-то увлекался масонством — это разные модели поведения...
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. У всех этих людей был один язык — марксистский. Это во времена народовольцев, во времена Базарова еще говорили «от себя», на русском языке. Тогда еще говорили что-то сочное, например: «Природа — мастерская, человек в ней — работник». Потом появился марксистский дискурс, в котором заданы парадигмы революции через религию, религии через революцию. Это прежде всего представление о диалектике, о провиденциальном ходе истории, о миссионной функции, — не важно, кому она выпадает — классу, партии, вождю...
Диалектике в марксизме придавался мистический характер, она приобрела совершенно другую коннотацию, чем у Гегеля или греков. Диалектика стала чудесной тайной, взрывающей изнутри статус-кво, непостижимым образом преодолевающей некую стагнацию.
Это очень интересно в плане исследования того, как формируется язык протеста. Большая часть наших работ посвящена политическим мыслителям в исламе XX века. Среди них нет заслуживающих упоминания фигур, стоявших на консервативных позициях. То есть людей-то много, но это в основном функционеры, например — шейх Аль-Азхара Тантави[124], являющийся прямой противоположностью Кутбу. Никому и не придет в голову назвать его мыслителем. Всякое мыслительное усилие связано с оппозицией, с преодолением, с глубоким дискомфортом по поводу наличного положения вещей и с поиском того метода и того языка, на котором несогласие может быть описано и эпистемологически, критериально само себе доказано как правомерное.
Теперь я предлагаю Артуру сделать короткий доклад по Фаррахану.
АРТУР ЯСТРЕБОВ. Эта тема несколько выпадает из общего контекста, в котором затрагиваются достаточно универсальные вещи. Речь идет о «черном» исламе в США, где сегодня проживает около семи миллионов мусульман, большая часть которых — это нетрадиционные или этнические мусульмане.
«Черный» ислам возник в 30-х годах прошлого века в обстановке теологического голода и поисков адекватных теологических «подпорок» для формирующейся «черной» идентичности. У нас у всех на слуху имя Мартина Лютера Кинга — это христианское правозащитное направление сыграло большую роль в развитии позитивного восприятия черного гуманитарного движения в белом христианском обществе, так как оно взывало к жалости и сентиментальности: «мы тоже люди». Сочувствие было вызвано, но всякая идентичность строится по принципу «мы не такие, как вы», так что этот фактор не был решающим.
Попытки обращения к различным синкретическим культам — растафари, вуду, «черному сионизму», в котором Сионом была Африка — все это не увенчалось успехом. Плодотворным оказался взрывоопасный синтез идей теософского «Мавританского храма науки» и квазиисламских миссионеров из Ахмадийи, который произвел черный политический деятель Фард, появившийся в 1930 году в Детройте. Он объявил себя Мессией, Махди, воплощением Бога и второй инкарнацией Христа. В 1931 году он встретился с основателем «Нации ислама» Элайджи (Elijiah), а в 1934 году «махди» ушел в «сокрытие», то есть он просто исчез, и полиция не смогла найти его следов.
Это был мощнейший козырь для Элайджи, объявившего себя «наместником». Он провозгласил «азиатскую нацию», в которую входили все цветные, основательницей всех великих цивилизаций. А белые при этом назывались дьявольским результатом эксперимента шестидесятитысячелетней давности, своеобразным големом. Элайджи переехал в Вашингтон, стал в библиотеке Конгресса изучать ислам, а потом ему пришлось познакомиться с зоной, так как он стал первым известным в организации уклонистом (в 1942 г.), среди которых позже оказался и боксер Мухаммед Али. Вышел на свободу он после войны, а организация за это время значительно выросла за счет притока молодежи. В 1960-х произошел переломный момент в этой, бывшей до того несколько курьезной истории — в организацию пришел радикальный черный националист и харизматический оратор — Малкольм Икс (Malcolm X). Если в 1953 году в ней было 300 человек, то в 1963-м — уже 30 тысяч.
