А. Норман - Средневековый воин. Вооружение времен Карла Великого и Крестовых походов

Церковь изменила эти примитивные идеалы, введя христианские ценности и добавив стремление к бедности и чистоте к свойственной тевтонской традиции щедрости. Готфрид Бульонский (Годфруа Буйонский) (один из главных командиров Первого крестового похода) прославлялся за предоставление еды и помощи бедным и за то, что всегда разделял невзгоды своих солдат. Щедрость и стремление раздавать богатые подарки принадлежали к числу главных добродетелей, прославляемых поэтами и летописцами. Гуго де Мери в сочинении «О победе Христа над Антихристом» писал: «Если щедрость умрет, мы все будем страдать от бедности и нищеты». Без сомнения, подобное замечание странствующего менестреля имеет определенный интерес. Церковь наложила на рыцарство обязанность защиты слабых, вдов и сирот, а также призвала брать под свое особое покровительство женщин благородного происхождения. Как бы близок к смерти ни был Людовик IX Святой, он всегда разделял невзгоды своих самых бедных воинов. Идея того, что рыцарь имеет особые христианские обязательства, впервые ясно была произнесена Иоанном из Солсбери в его «Поликратике» (Polycraticus), законченном к 1159 году. Иоанн считал, что рыцари должны дать религиозную клятву при вступлении в рыцарство и что перед церемонией их оружие должно быть положено на алтарь. Эта концепция была подробнее развита Стефаном из Фужера, который в своей «Книге о манерах» примерно 1170 года впервые отозвался о рыцарстве как об ордене и о возможности понижения рыцаря в звании, если он показал себя бесчестно. Истинный рыцарь должен вести себя так, чтобы о нем нельзя было сказать, что он утратил доверие, или оставил без зашиты хорошего человека, или допустил, чтобы вдова или маленький ребенок голодали.

Наиболее сильным образом концепция рыцарства выражена в книге «Жизнь Людовика Святого» [163] Жана де Жуанвиля (1224–1319). Он писал во времена, когда, будучи пленником в руках египтян, получил возможность вернуться на родину. Он отказался под предлогом того, что у него нет денег, но в действительности по той причине, что ему сказал его двоюродный брат, Буленкур, когда Жуанвиль собирался отплыть [164]: «Ты отправляешься за море, но подумай о том, что будет, когда ты вернешься назад, поскольку ни один рыцарь, богатый или бедный, не может вернуться, не потеряв чести, если он уедет по милости сарацин и оставит пленными воинов, попавших в плен из-за затеянной им войны».

Возможно, тема идеализированной любви к прекрасным и благородным дамам, столь типичная для рыцарства позднего периода, была вызвана особым почитанием Богородицы Девы Марии в XI веке, особенно в Нормандии. Этот аспект идеологии рыцарства был усилен «труверами» при дворе Алиеноры Аквитанской и ее дочери Марии, супруги одного из самых богатых и влиятельных принцев, Анри, графа Шампани и Брие. Собственный «трувер» Марии, Кретьен де Труа, писал под ее влиянием «Ланселот, или Рыцарь телеги» — историю о совершенном рыцаре-возлюбленном Ланселоте и королеве Гвиневере.

Церковь приказывала рыцарству защищать христианство и обращать меч против неверных — без жалости и перерыва. Рыцарь воевал за вознаграждение на небесах, куда его отнесут ангелы, как иногда изображалось на гробницах рыцарей. Совершенный рыцарь должен был, подобно Людовику IX Святому, быть на мессе каждый день. Рыцарь был обязан избегать низких поступков и ставить правду выше всего, защищать право и карать за несправедливость, а также быть со всеми галантным и скромным. К вымышленным героям, таким как Роланд [165] и Огир Датчанин, церковь добавила собственных героев, святого Георгия и святого Михаила, в качестве примеров военной доблести, а также таких людей, как Готфрид Бульонский, отказавшийся носить земную корону в городе, где его Господь носил корону из терний. Готфрид Бульонский в рыцарских романах стал одним из «девяти героев».

Церковь также повлияла на рыцарство тем, что способствовала усилению феодальных связей и повысила преданность тем, что объявила клятву священной. Рыцарские романы часто повествуют о преданности рыцарей своим боевым товарищам или сеньору, в чьем владении они получали военную выучку [166].

Нет нужды говорить, что эти очень высокие идеалы достигались очень редко — если вообще достигались. Еще в 1100 году Жильбер Ногентский сетовал на то, что рыцарство не соблюдает тех норм, которые должно было соблюдать. Моралисты на протяжении всех Средних веков писали о том же самом. Святой Бернар из Клерво в своей Laude novae militae [167] порицает погрязших в мирских делах рыцарей и отмечает, как низко они пали, забыв о рыцарских идеалах и предавшись гордыне, жадности и блуду. Тем не менее эти идеалы давали какую-то цель обществу, которое не было полностью церковным. Они являлись идеальным кодексом поведения, который определенно изменил грубые и бессердечные манеры раннего Средневековья. Контакты с сарацинами оказали на христиан два противоположных действия. В Испании и Святой земле христиане [168] обнаружили, что живут много беднее культурных народов с много более высокими жизненными стандартами, чем их собственные. [169] В своих сочинениях сарацинские писатели часто выражали страх перед нашествием «христианских варваров. Переняв у сарацин привычку к роскошной жизни, комфортабельным домам, местную одежду, приспособленную для жаркого климата, наняв хорошо обученных докторов и слуг из числа местных жителей, рыцари также переняли и некоторые учения. А с пониманием сарацин пришла и терпимость. Ненависть борьбы с неверными частично сменилась любовью к комфортабельной жизни и растущему интересу к прибыли от торговли. В 1236 году папа Григорий IX вынужден был выпустить буллу, запрещающую госпитальерам и тамплиерам вступать в союз с ассасинами, которые показали себя великодушными врагами. Определенное милосердие [170], проявленное сарацинами к населению Иерусалима после его занятия в 1187 году, разительно отличалось от кровавой бойни, устроенной крестоносцами, когда они штурмом взяли город (1099). Поведение Саладина всегда было великодушным. Он посылал подарки христианским принцам, осаждавшим Акру, а позднее и Ричарду I, когда тот был болен. Осаждая Керак в 1183 году, он приказал расчетам осадных орудий не целиться в башню, в которой находились только что женившийся владелец замка и его супруга. Все западноевропейские рыцари желали быть не менее благородными, чем Саладин, их заклятый враг. Ни один герой в рыцарском романе не нападал на невооруженного человека, а во многих случаях упавшего врага не пронзали копьем.

Рыцарство стало своего рода орденом, для которого не существовало национальных границ. В 1389 году английские рыцари в португальском лагере, болея дизентерией и ослабленные голодом, были способны выздороветь только благодаря их противникам, французам, которым была предоставлена безопасность для оказания помощи раненым. Позднее военные действия возобновились. В противоположность этому, когда какой-либо город был взят, его по законам войны грабили, иногда через промежуток в несколько дней, в который победитель торжественно въезжал в город. Очень часто при этом горожане и пленные подвергались истреблению. Фруассар несколько раз пишет о рыцарях, патрулирующих улицы для защиты высокородных дам во время подобного рода оргий, но летописец Ангерран де Монстреле с ужасом рассказывает о случае, когда несколько французских рыцарей присоединились к изнасилованиям, производимым сержантами. Этот случай служит демонстрацией одного из самых неприглядных аспектов рыцарства: придерживаясь показных принципов помощи бедным и слабым без надежды на награду, они презирали все, что находилось за пределами замка. Такой контраст между теорией и практикой, похоже, был типичным для многих аспектов средневековой жизни. Король имел право заниматься государственными делами во время богослужения, а епископ не колебался, когда ему надо было прервать короля, чтобы обсудить срочное дело. Правители Иерусалимского королевства более позднего времени использовали союзников-сарацин для усиления своих армий.

Хотя с ранних времен в землях германцев вступление юноши в военный отряд всегда сопровождалось определенными церемониями, сейчас невозможно определить, когда впервые появилась церемония посвящения в рыцари. В 791 году Карл Великий официально опоясал перевязью с мечом своего тринадцатилетнего сына Людовика, что символизировало переход во взрослое состояние. Обычаи германцев включали подарки из оружия во время церемонии; церемония посвящения в рыцари неизменно включала в себя возложение пояса с мечом покровителем или господином рыцаря, а также пристегивание рыцарских шпор — второго из самых важных атрибутов рыцарства. Иоанн Солсберийский, писавший до 1159 года, описывает новый обычай, получавший все большее распространение: молодой человек, чей возраст приближался к рыцарскому, направился в церковь, положил свой меч на алтарь и смиренно предложил себя Богу. Со временем этот символизм усилился: рыцарь совершал омовение, очищая себя в церемониальном бассейне, после чего облачался в новые одежды. В 1204 году английский король Иоанн (Безземельный) потратил 33 фунта стерлингов на три алых и три зеленых одеяния, два балдахина, матрас и другие вещи, чтобы стать безымянным рыцарем. Рисунки Матвея Парижского в «Жизнеописании двух Офф» (Британский музей) показывают посвящение в рыцари молодого Оффы. В одной сцене, когда два человека застегивают на нем шпоры, король Вармунд опоясывает молодого рыцаря перевязью с рыцарским мечом.