Николай Шпанов - Поджигатели. Мюнхенский сговор
Ответом Каске было общее молчание.
- Молчите... - обиженно повторил он. - Словно вошел не такой же солдат, как вы.
- С чего ты взял, мы вовсе не замолчали, - сконфуженно проговорил каптенармус. - Честное слово, Фриц, мы тут ничего такого не говорили... просто поспорили немножко. Ты все где-то пропадаешь, мы даже и забыли про тебя.
- Вот, вот, - стараясь казаться добродушным, что ему, однако, плохо удавалось, проговорил Каске, - про меня всегда забывают. Каске что-то вроде старого сапога: надели на ногу и забыли.
- Ты о себе довольно высокого мнения, - иронически бросил Цихауэр, который с особенным удовольствием пользовался теперь тем, что солдатский мундир уравнял его с деспотичным механиком.
Все засмеялись. Каске оглядел их, одного за другим, исподлобья злыми глазами и остановил взгляд на вошедшем в каземат священнике.
Отец Август Гаусс осенил солдат быстрым, небрежным крестом и притронулся пальцами к фуражке военного капеллана.
- Все спорите, ссоритесь, - сказал он укоризненно и присел на койку Яроша. - Разве теперь время разбирать, кто немец, кто чех?
- Этому всегда время, - хмуро проворчал телефонист.
- Каске немец и должен им оставаться - для себя, для всех нас. В душе и в делах, - наставительно произнес священник. - Разве деды господина Каске не жили в этих горах, не обрабатывали их, не содействовали их процветанию, не ели честно заработанный хлеб, забывая о том, что они немцы, трудясь бок о бок с чехами?
- Именно, - не сдерживаясь, выкрикнул телефонист, - бок о бок, всегда с плеткой в руках; всегда либо в шапке жандарма, либо с тростью помещика. Мы их хорошо помним - и наших "королевско-императорских" немцев и мадьяр великой двуединой империи славных Габсбургов.
- По-вашему, чтобы быть честным человеком, нужно перестать быть немцем? - Август покачал головой. - Словно немцы не такой же народ, как все другие.
- Тут-то и зарыта собака! - горячо воскликнул Даррак. - Вопрос в том, о каких немцах идет речь. Из-за того, что некоторые из них возомнили себя особенным народом, все и пошло кувырком. Вот и приходится теперь выбирать: называть ли кого-либо немцем или честным человеком? Разве я не прав, Руди? Ты сам был немцем...
Цихауэр вскинул голову.
- Немцем я не только был, но и остался. И всегда останусь. Но именно немцем, а не гитлеровской швалью.
Каске посмотрел на него злобно горящими глазами, но смолчал.
- Послушайте-ка, ребята, - вмешался каптенармус, - бросьте вы ссориться. Политика не для нас с вами.
- Заткнись ты, Погорак! - крикнул телефонист. - Сейчас опять заговоришь о Сыровы. Слышали мы его речи: "Идите по домам и доверьтесь правительству". К чорту правительство, которое поджимает хвост при одном виде немецких псов!
- Я тоже умею браниться, ребята, - вдруг повышая голос и как бы сразу превращаясь из священника в офицера, проговорил Август. - Не воображайте, что вы одни были солдатами и никто, кроме вас, не сумеет постоять за себя. К чорту такие разговорчики! С чего вы взяли, будто немец не может понять того, что надвигается на Судеты? Именно потому, что мы с Каске немцы, мы здесь, в этом форте, и не уйдем из него даже тогда, когда уйдете все вы. Не одним вам тесно на этом свете с Гитлером.
- Пусть сам Бенеш придет сюда и скажет: "Каске, оставь свой пост" - я не уйду, - сказал Каске.
- А знаете, ребята, мне это нравится! - воскликнул Даррак. - Так и должен рассуждать солдат.
- Да, - раздельно и громко сказал Цихауэр. - Если он... провокатор.
Каске подскочил к художнику.
- Что ты сказал?
Цихауэр спокойно выдержал взгляд механика. Он знал, что Каске дрянь, ни на грош не верил ни его разглагольствованиям, ни проповедям отца Августа. Больше того, он подозревал их в способности предать, но раз власти нашли возможным включить их в состав гарнизона, не его дело спорить.
Он только сказал:
- Солдат, даже самый храбрый, должен понять, что один несвоевременный выстрел на границе может окончиться трагедией для всей Чехословакия. Вы, Каске...
- Господин Каске, - сердито поправил механик.
- Вы, Каске, - упрямо повторил художник, - знаете, что Гитлеру только и нужен такой провокационный выстрел на границе, чтобы вторгнуться сюда всеми силами и захватить уже не только Судеты, которые так любезно предлагают им господа чемберлены, а все, что ему захочется.
Повелительным движением Август заставил спорщиков замолчать.
- Послушайте, Цихауэр, вы еще новичок в таких делах, а я вам скажу: если чехи отдадут без боя эти прекрасные укрепления на оборонительном рубеже, созданном для них самою природой, то чешское государство будет беззащитно, как цыпленок.
- Правительство знает это не хуже вас.
- Знает или нет, но у него не будет больше естественной линии для обороны против наступления гитлеровцев и, поверьте мне, не будет времени, чтобы создать новые форты. Это говорю вам я, старый солдат, видевший Верден. У чехов один выход: ни шагу назад, что бы ни толковали политики.
- Мы дали клятву слушаться офицеров.
- Бог дал мне власть разрешать клятвы... Умереть на этих фортах - вот задача честного защитника республики. Если будет бой, мы будем драться. Если бой будет проигран - взорвем форт. Вот и все, - решительно закончил Август.
- Нет, не все, господин патер! - возразил Цихауэр. - Есть еще одна возможность. - Он на мгновение умолк и с видимым усилием договорил. Капитуляция, приказ отойти без боя.
- Отойти без боя? - Август рассмеялся. - Сразу видно, что вы не прошли школу немецкой армии.
- В Германии мне довелось побывать в школе, от которой отказались бы и вы.
Август с любопытством посмотрел на Цихауэра, но тот промолчал. Священник продолжал тоном наставника:
- Вы - семнадцатый пост, и не мне вас учить тому, что это значит. - Он положил руку на маленький пульт с рубильником, прикрытым запломбированным щитком. После некоторого молчания он, прищурившись, посмотрел сначала на Яроша, потом на телефониста. - Или вы боитесь? Скажите мне прямо: отец, мы хотим жить, - и я помогу вам перенести это испытание... Ну, не стыдитесь, говорите же, перед вами священник. - Он снова притронулся к маленькому рубильнику. - Если вам страшно, я останусь тут. - В его голосе появились теплые нотки: - Понимаю, друзья мои, вы все молоды. Я понимаю вас. Хорошо, идите с миром, я останусь тут, как если бы господь судил испить эту чашу не вам, а мне. - Он исподтишка наблюдал за впечатлением, какое производят его слова на солдат. Но ни выражение их лиц, ни взгляды, которыми они избегали встречаться с глазами Августа, не говорили о том, что его речи доходят до их сердец. Один только Каске, стараясь попасть в тон священнику, с напускной отвагой сказал:
- Нет, отец мой, не ваше это дело - взрывать форты. Пусть уходят отсюда все. Каске включит рубильник и взлетит на воздух вместе с фортом. Ни одна пушка, ни один патрон не достанутся врагу. В этом вы можете быть уверены.
Август издали осенил его размашистым крестом так, чтобы видели все.
Ярош стукнул кулаком по краю койки.
- Никто из вас не прикоснется к рубильнику без моего приказа. Здесь ваш начальник я, и делать вы будете только то, что прикажу я.
- Но, но, господин унтер-офицер, - усмехнулся Каске. - Никто не оспаривает вашего права приказывать, но даже вы не можете мне приказать быть трусом.
- Так я тебе скажу, - крикнул Ярош: - тот, кто протянет руку к рубильнику без моего приказа, получит пулю!
И в подтверждение своей решимости расстегнул кобуру пистолета.
- Тут не о чем спорить, - примиряюще сказал патер Август, - именно так и должен держать себя начальник, который отвечает за исполнение приказа старших начальников. - Он сделал паузу и состроил загадочную мину. - Весь вопрос только в том, чтобы там, среди этих старших офицеров, не... не оказалось предателей.
Ярош вскочил с койки. Его губы вздрагивали от негодования.
- Кто дал вам право так думать? Там, наверху, сидят чехи.
- А вы думаете, среди чехов не может быть предателей?
- Когда речь идет о родине...
- Люди суть люди, господин Купка. Разве полгода назад любой чех не счел бы меня сумасшедшим, если бы я сказал, что не верю в честность французов или англичан?
- Франции и Англии или французов и англичан? - запальчиво крикнул Даррак.
- А это не одно и то же? - насмешливо спросил священник.
- Да, мы, побывавшие в Испании, научились отличать правительство Англии от ее народа, - сказал Даррак.
- Ах, вот как! И вы побывали там? И тоже, может быть, в качестве "защитника республики"?
- Иначе я постыдился бы об этом упоминать.
- Браво, Луи! - воскликнул Цихауэр. - Ты научился разговаривать по-настоящему.
- А вы знаете, что это очень сильно смахивает на пропаганду русских большевиков? - насупившись, сказал патер Август. - Тех самых большевиков, что отступились сейчас от своих обязательств защищать Чехословацкую республику от Гитлера.
