Александр Усовский - Что произошло 22 июня 1941 года?(с иллюстрациями)

Советское руководство обвинило в летней катастрофе сорок первого года военачальников, руководивших разгромленными войсками. Расстреляли командующего Западным фронтом генерала армии Павлова, его начальника штаба генерала Климовских, командующего 4-й армией генерала Коробкова, начальника связи фронта генерала Григорьева, начальника артиллерии фронта генерала Клича, комкора 14-го мехкорпуса генерала Оборина, командира 9-й авиадивизии Черных и еще несколько полководцев рангом пониже.

На самом деле, расстрелянные генералы вовсе не были предателями — они просто были неспособны воевать в реальных условиях начавшейся войны. Они готовились, как учила их большевистская власть, нести освобождение порабощенным пролетариям Европы — но они не знали, как противостоять умелому и опасному врагу. Они не были предателями — они просто были пролетарскими полководцами; в этой войне они Сталину были уже не нужны.

Русскому народу после 22 июня 1941 года нужны были русские полководцы — каковые еще только готовились появиться на командных постах РККА. И для того, чтобы расчистить место военачальникам, которые победят вермахт, и были расстреляны генерал армии Павлов со товарищи. Они не были предателями — просто их время кончилось…

На их место поставили: командовать фронтом (а затем и всем Западным направлением, включавшим в себя, кроме Западного фронта, еще и семь артиллерийских барж Пинской военной флотилии) — маршала Тимошенко, руководить штабом фронта — генерала Маландина, комиссарить при них назначили Мехлиса. Решение далеко не идеальное — новые командиры и особенно, комиссары все еще не отрешились от мертвых догм интернационал-троцкизма, все еще считали себя борцами за идеи революции. Посему — вновь произошла неизбежная военная катастрофа и крах вверенных им корпусов и дивизий.

Западный фронт на 1 июля — это уже семь (!) армий. На окруженные 10-ю и 3-ю махнули рукой, остатки 13-й и 4-й боевой ценности уже не представляют. Армии Второго стратегического эшелона — 16-я, 19-я, 20~я, 21-я, 22-я (всего 37 дивизий) — разворачиваются в Витебской, Могилевской и Гомельской областях, а также в районе Смоленска и даже пытаются контратаковать (удар на Рогачев и Жлобин 63-го корпуса 21-й армии, удар 1-й мотострелковой дивизии Крейзера под Борисовом). Ма ло того — командование фронта гонит в контрнаступление 5-й и 7-й мехкорпуса (более тысячи танков) — утром 6 июля эта танковая армада начинает наступление северо-западнее Орши общим направлением на Сенно, Лепель.

Если исходить из писаний герра Резуна, этих войск должно с избытком хватить на то, чтобы остановить наступление группы армий «Центр» — по его планам, они должны были на пятнадцатый день операции «Гроза» уже подходить к Кенигсбергу и Познани. Вместо этого им пришлось сражаться в Восточной Белоруссии — но это дела не меняет. С начала войны прошло уже две недели, выдвинутые в Белоруссию войска сверх всякой меры оснащены техникой и вооружением (у 16-й армии — 1200 танков, у 19-й — 26-й мехкорпус, у 20-й — целых два, 5-й и 7-й, более тысячи танков). Сила громадная!

Солдат, правда, поменьше, чем у немцев. Но немцы чешут пешком аж от Белостока, Гродно и Бреста, должны бы и малость примориться. Наши же войска до самого фронта доехали по железной дороге, свеженькие как огурчики.

Тем более — укреплено руководство фронта. Во главе — признанный герой Гражданской войны маршал Тимошенко, комиссарит при нем не кто-нибудь, а сам начальник ГлавПУ РККА пламенный большевик Лев Мехлис.

И эта мощная группировка терпит катастрофическое поражение!

И снова — десятки тысяч пленных, горы брошенного оружия и снаряжения, подбитые и брошенные танки по обочинам всех дорог. Снова — горечь разгрома, которую уже не объяснить внезапностью нападения или превосходством врага в технике — танков у нас опять больше, чем у немцев! Снова паника, хаос, неразбериха. Да еще и измена — 436-й стрелковый полк 155-й стрелковой дивизии под командованием майора И.Н. Кононова с полковым знаменем и комиссаром 22 августа в полном составе переходит на сторону врага…

Расстрелять на этот раз Тимошенко и Мехлиса? Объявить всех попавших в плен красноармейцев врагами народа и загнать в лагеря их семьи (что, кстати, довоенными законами и предусматривалось)? КАК ЗАСТАВИТЬ ВОЙСКА СРАЖАТЬСЯ? Как спасти страну от неминуемого поражения? Как вернуть утраченное доверие народа к власти и хватит ли на это времени? Есть ли выход из безнадежной, казалось бы, ситуации?

Выход есть.

У Сталина — сто девяносто миллионов населения и двадцать два миллиона квадратных километров территории. В ситуации, когда войска пока в должной степени НЕ УМЕЮТ СРАЖАТЬСЯ с опытным и безжалостным врагом, а население некоторых вновь приобретенных «советских» территорий с цветами встречает наступающие колонны противника, необходимо по максимуму использовать факторы гигантской территории и неисчислимых людских резервов. Нужно бросать навстречу врагу все новые и новые контингенты войск, при этом не считая перманентное отступление чем-то катастрофическим. Силы Германии ограничены — если фронт растянется на две-две с половиной тысячи километров, ударная сила ее войск снизится многократно и есть шанс (пусть минимальный) удержать власть над страной. Если действовать при этом безжалостно и жестко, все силы мобилизовать на сопротивление врагу, пресекая на корню любое малодушие — этот шанс становится значительно менее призрачным. Если найти лозунги, способные воодушевить солдат на фронте и народ в тылу, если найти способ добиться от сегодня безоглядно бегущих от врага войск готовности к самопожертвованию — можно даже рассчитывать на Победу. Все-таки сто девяносто миллионов гораздо больше восьмидесяти!

Интернационал-троцкистская идеология сдохла? Черт с ней! Чужеродные слова и понятия и иноплеменные их толкователи изрядно осточертели за эти двадцать лет русскому народу — чудовищное поражение лета сорок первого лишь подтвердило мертворожденность искусственной доктрины интернационал-троцкизма. Зарыть и забыть — плакать по этому призраку никто не станет!

Во всю силу развернуть новые знамена — знамена национального русского возрождения! Его солдаты очевидно не готовы сражаться и умирать за «мировую революцию», «пролетарский интернационализм» и «классовую борьбу» — что ж, этого следовало ожидать. Перед самой войной предчувствие подобного исхода не раз терзало Сталина. Теперь, в дни войны, оно стало жестокой реальностью. Значит, надо дать народу иные лозунги, иные цели — ясные и понятные, во имя которых люди пойдут на смерть. Погибать за некое «пролетарское дело» никто не желает? Тогда пусть солдаты погибают за «алтари и очаги» — сражаться за свой дом, за свою мать, за могилы своих предков всегда найдутся добровольцы.

Идеология вступившей в войну страны должна стать НАЦИОНАЛЬНОЙ, война должна идти за освобождение Отечества. Только тогда можно будет требовать от солдат идти в атаку и умирать.

Безжалостный бог войны требует ЛИЧНОЙ жертвы от Верховного правителя? Он эту жертву получит. В июле сорок первого под Витебском в немецкий плен попадает командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка старший лейтенант Яков Джугашвили. Жертва принесена — жестокий бог может быть спокоен, будущая Победа оплачена кровью ЕГО сына. Отныне уже никто из тех, кто решил сражаться, не усомнится в ЕГО несгибаемой твердости, мужестве и силе духа, в его ПРАВЕ отправлять на смерть миллионы — потому что, несмотря на горечь утраты, ОН посылает в бой второго, последнего своего сына. Вместе со всеми его сверстниками, уже обреченными ИМ на уход в бессмертие…

И всю осень сорок первого года под гусеницы наступающих немецких танков советское командование бросало все новые и новые дивизии, корпуса и армии. Мы теряли в окружениях целые фронты (Юго-Западный, когда танки Гудериана и фон Клейста соединились под Лохвицей; большую часть Западного в октябре под Вязьмой), мы теряли убитыми и пленными сотни и сотни тысяч человек — живой человеческой плотью стремясь задержать продвижение германской военной машины. Мы оставляли врагу города и села, церкви и погосты — сотни тысяч квадратных километров земли. Нашей земли…

Глава шестая

Сто девяносто миллионов больше, чем восемьдесят.

За отвратительным и циничным штампом послевоенного советского агитпропа «в битве за Москву был развеян миф о непобедимости немецко-фашистских войск» стоит именно эта арифметика. Кровавая, чудовищная арифметика сорок первого года.

Чем мы гордимся, говоря о «битве за Москву»?

Тем, что к ноябрю сорок первого года наши потери только пленными превысили миллион человек, а всего безвозвратные потери — почти три миллиона при том, что немецкие потери за этот же период составили 750 тысяч человек — убитыми, ранеными и пропавшими без вести? Мы гордимся тем, что наши потери были почти впятеро выше, чем у врага? Тем, что немецкие танки просто завязли в трупах наших солдат (донесения немецких танкистов из Вяземского «котла»)?