Ганс Хасс - Мы выходим из моря
У восточной оконечности острова Гарднер, где перед побережьем расположена большая лавовая скала, мы ныряли при сильном волнении. Едва ли можно поверить тому, что мы видели здесь под водой. Участок плоского песчаного дна, расположенного на глубине двадцати метров и окаймленного большими камнями, казалось, был устлан ковром из рыб, Десятидвадцатифунтовые рифовые окуни со всех сторон приближались к нам, как будто хотели добровольно предложить себя на обед.
За стеной, образованной квадратными камнями, Лотта обнаружила большого спящего ската-хвостокола. Она спугнула его гарпуном, и он был так этим удручен, что налетел на камень и сбил его. Одновременно Джимми толкнул меня в бок: шестнадцать больших скатов-орляков замкнутым строем плыло в нашем направлении!
Джимми обслуживал камеру с хладнокровием англичанина. Массивные животные медленно пролетели над нами, словно допотопные летающие чудовища. Затем внезапно появились морские львы. Они стали кружить вокруг нас. Заглянув несколько позже в трещину в лаве, я обнаружил там не менее дюжины больших лангустов. Протянув свои усики, они сидели рядышком, словно на представлении в театре. Мы подозвали лодку, и Ксенофон подавал мне одно копье за другим. За каких-нибудь пять минут я вытащил всех лангустов наверх - девятнадцать килограммов! Они были украшены великолепным красным и синим узором. Двое как раз сбросили покров, и панцирь был еще мягким, незатвердевшим.
Мы побывали также на крошечном острове, расположенном восточнее Осборна, и назвали его Ксарифа. Здесь море буквально кишело рыбами. Вокруг островов Галапагос сталкиваются холодные и теплые течения, поэтому здесь гибнут огромные массы планктона, что привлекает миллиарды рыб, по следам которых идут и хищники.
Видели также несколько акул - некоторые значительной величины, но они мало интересовались нами. Так как их обеденный стол всегда богато накрыт, они, казалось, не хотели затрачивать усилия, чтобы придумать себе новые блюда.
Неделя прошла быстрее, чем мы думали. Мы ныряли и наблюдали, коллекционировали и фотографировали, затем течение изменилось, и вода стала мутной. На прощание мы устроили на пляже вечерний пикник. Пристрелили двух диких коз и зажарили их на открытом огне. Издали за нами наблюдали морские львы. В их среде произошли значительные изменения: старый самец был свергнут с трона!
Однажды утром Эйбль установил, что командование взял на себя молодой. Теперь старик сидел в стороне на том же месте, которое раньше занимал молодой. Возможно, я был косвенно виноват в этом. Может быть, я сломал его гордость ударами копья - мне вспомнился взгляд старого животного. В его жизни появилось что-то новое, превосходящее. Возможно, это дало сопернику необходимый толчок, чтобы оттеснить старого властелина.
Спустя четырнадцать дней на острове Сеймур мы увидели огромную колонию из нескольких сот животных. В стороне, на строго ограниченном небольшом участке сидело несколько старых полуослепших самцов, доживавших свой век, словно в приюте для престарелых. Их победили и вытеснили. Старые и усталые, они жили теперь рядом с несколькими ссохшимися трупами морских львов, скончавшихся некоторое время назад. Вероятно, вспоминали о днях, когда они, сильные и властные, плавали перед своими участками берега, а к ним подплывали "дамы" и кусали в затылок. Их время прошло, никто теперь не обращал на них внимания. Природа, выдвигающая все сильное и молодое и отбрасывающая все старое и слабое, выделила им в качестве особой милости небольшое место, где они могли спокойно умереть.
На острове Флореана мы посетили могилу известного доктора Риттера, судьбой которого в свое время много занималась печать всего мира. Участок, когда-то принадлежавший ему, одичал, от дома ничего не осталось. В кустах я нашел маленькое, совершенно оплетенное растениями каменное кресло, на котором Риттер имел обыкновение сидеть и думать.
Он прибыл в 1929 году на острова Галапагос, чтобы вести здоровый образ жизни и размышлять на досуге о делах нашего мира. Может быть, его образцом был Ницше, размышления которого в одиночестве на скалах Рапалло вдохновили на создание его Заратустры. Но у Риттера вышло иначе. Первые два года были для него и спутницы его жизни, Доры Кервин, очень тяжелыми. Они читали книгу Биба об островах Галапагос и не приняли во внимание, что тот, будучи зоологом, видел острова сквозь розовые очки. Сухая пыльная действительность была ужасающей. Риттер обнаружил в возвышенных районах острова воду, но прошло очень много времени, пока ему удалось после тяжелой борьбы заставить сухую почву кормить его.
Зато прибыли богатые американцы и заинтересовались человеком, который разгуливал нагим и хотел дожить до ста сорока лет. Они оставили ему предметы первой необходимости и консервы. Потом, привлеченная газетными сообщениями, появилась австрийская баронесса, которая привезла с собой трех молодых людей и поселилась невдалеке. Она провозгласила себя королевой Флореаны. Вскоре между обеими группами начались споры.
Через два года все было кончено. Баронесса и один из молодых людей бесследно исчезли. Второй уехал домой, труп, третьего нашли полуистлевшим на одной песчаной косе. Риттер же, который был вегетарианцем, умер, отравившись мясными консервами.
Внизу, у бухты, еще и теперь живет семья Виттмер, которая не гналась ни за какими возвышенными идеями, но усердной работой заложила плантацию и занималась рыболовством. Фрау Виттмер гостеприимно пригласила нас в свой хорошенький домик. Последний парусник, плававший под германским флагом, который останавливался здесь, был "Морской дьявол" графа Лукнера - тот самый, который я приобрел и потом потерял в конце войны. У фрау Виттмер были взрослые сын и дочь; второй мальчик утонул при рыбной ловле. Если не считать горького одиночества, они были по-своему счастливы.
Наша следующая остановка была на острове Албемарл, самом большом в архипелаге; на этом острове еще совсем недавно происходили извержения вулканов. Кратеры стоят здесь один возле другого. Множество больших мант выскакивало непосредственно возле "Ксарифы" из чрезвычайно грязной воды, которая никогда не бывает прозрачной из-за взмученной в ней лавовой пыли. Сильные течения требовали здесь, как и везде между островами, большого напряжения от наших штурманов. Мы проплыли вдоль изборожденного трещинами лавового побережья и стали на якорь в бухте Тагус, заполненном водой небольшом кратере, у склонов которого под водой виднелись многочисленные светлые пятна - остатки затонувших кораблей.
В мутной воде резвились - сначала мы приняли их за рыб - жизнерадостные пингвины, которые шаловливо ныряли и всплывали. На темных скалах вдоль побережья всюду сидели большие грязно-зеленые ящерицы - знаменитые морские ящерицы с островов Галапагос. Они достигают длины в полтора метра и выглядят как допотопные драконы. Самцы значительно крупнее самок и гребень у них больше. Как и у морских львов, каждый самец имел гарем самок и совершенно определенный район, который он энергично защищал от всяких посягательств. Когда мы приблизились, животные не проявили никакого страха. Самцы угрожающе смотрели на нас и кивали при этом головами.
Это их вызов на бой. Если в район хочет проникнуть другой самец, животные становятся на границе друг против друга и кивают головами. Внезапно одна ящерица молниеносно бросается на другую, и бронированные головы сталкиваются. Каждая старается оттеснить другую. С несколькими перерывами для отдыха такой бой может продолжаться до двух часов. Если один из партнеров сдается, то он распластывается на земле и его оставляют в покое.
На совершенно пустынном, поднимающемся ввысь острове-кратере Нарборо, к которому отправились из бухты Тагус, мы увидели скалы, облепленные сотнями таких морских ящериц. Они неподвижно лежали на камнях, а когда мы приблизились, все самцы начали кивать головами. Можно было подойти к ним и потянуть за длинные хвосты. В зоне прибоя было видно, как они пасутся среди водорослей; некоторые заплывали при этом в море на сотни метров.
В то время как Чет усердно снимал киноаппаратом, а Шеер занимался наблюдением за птицами, Эйбль попытался перенести самцов в чужие районы. Немедленно вспыхнули более серьезные схватки. Так как захватчик нарушил правила, то есть не приблизился к границе, кивая головой,- его беспощадно кусали. Он тоже чувствовал себя явно не в своей тарелке и тянулся к своему району. Достигнув его,- ящерицу относили не дальше чем на тридцать метров,самец снова выпрямлялся, вспомнив о своем мужском достоинстве. Теперь он был готов постоять за себя. Здесь право было на его стороне, он был дома.
Помимо многочисленных пеликанов, гнездившихся в манграх, и пингвинов, сидевших как фарфоровые фигурки на вулканических скалах, мы также видели неспособного летать корморана, крылья которого превратились в бесполезные культяпки. Такая деградация конечностей могла произойти только здесь, где не было хищников. В другом месте кормараны были уже давно истреблены.
