Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии
За десять лет до этого Перовский был иного мнения и даже после своей неудачи в 1839 году хотел повторить попытку с тех же позиций. Теперь, с возведением Раима, мы были вчетверо ближе, и, значит, движение в Хиву было гораздо возможнее, но это предлагал теперь другой, и, значит, это никуда не годилось! Согласился Перовский только с занятием Ак-Мечети, но и то не с оборонительною, а с наступательною целью, чтобы затем распространить наши завоевания вверх по Сыру до самого Кокана, который Перовский восхвалял донельзя. Что касается до возведенных уже укреплений, то Перовский ходатайствовал об упразднении Оренбургского укрепления и об уменьшении гарнизонов во всех остальных. Император Николай I по поводу соображений Перовского написал на рапорте военного министра (от 6 ноября 1851 г.): «Хотя и не убежден, но быть по мнению и на ответственности генерал-адъютанта Перовского». Таково было доверие Государя! Замечательно, однако же, что впоследствии, и не позже как через полтора года, Перовский значительно изменил свой взгляд и настроил по Сыру ряд фортов, из коих по крайней мере три четверти были совершенно не нужны!
После этого наступила длительная пауза в наших отношениях с Хивой и следующий эпизод относится уже к началу 1860 годов.
В 1859 году на полковника Генерального штаба Дандевиля был возложен осмотр восточного берега Каспийского моря, который в 1859 г. обозрел берег и нашел, что самое выгодное место для устройства укрепления и учреждения фактории было бы у Красноводского залива, близ колодца Балкуя, но это предположение не осуществилось вследствие того, что миссии Игнатьева не удалось занять устья Аму-Дарьи. Посольство это было отправлено как бы в ответ на любезность Хивы и Бухары, приславших в 1857 г. своих послов для принесения императору Александру II поздравления с восшествием его на престол. Игнатьев должен был сперва посетить Хиву и оттуда направиться в Бухару. От Чернышева залива на западном берегу Аральского моря миссию должны были сопровождать пароходы аральской флотилии под начальством капитана 1-го ранга Бутакова, который должен был также сделать рекогносцировку Аму-Дарьи и занять город Кунград, лежащий близ устья этой реки.
Никогда еще такое большое посольство не отправлялось в Среднюю Азию. При начальнике миссии состояли 16 специалистов по разным предметам, медик и иеромонах.
Почетный конвой посольства состоял из 34 человек казаков, при 4 офицерах и 4 урядниках, поровну от уральского и оренбургского войск, и из 30 стрелков оренбургских линейных баталионов, при 2 офицерах и 2 унтер-офицерах. Пехота была посажена на лошадей, и люди на смотру оказались очень хорошими кавалеристами, управляя конями совершенно правильно и делая все требуемые уставом построения. Кроме того был прикомандирован еще добавочный конвой, состоявший из 51 казака при 4 офицерах и 4 урядниках; конвой этот должен был сопровождать посольство до хивинского города Куня-Ургенча, оттуда должен был возвратиться в Уральское укрепление и здесь присоединиться к конвою Катенина, объезжавшего степь.
По предварительному сношению, хивинское правительство для перевозки миссии и ее тяжестей через залив Айбугир обещало собрать к мысу Урге не менее 90 судов, но когда миссия дошла до мыса, то на пристани оказалось всего только 16 лодок, к которым впоследствии, и то с большим трудом, были присоединены еще 19 таких же судов.
По переправе (25 верст лодки шли на шестах 7 часов) миссия была встречена почетным хивинским конвоем, который должен был сопровождать ее при дальнейшем движении по ханству.
Верблюжий караван миссии, за неимением лодок для переправы, пошел к устью залива, и в 18 верстах к северу от мыса Урге верблюды переправились вброд на глубине не более 3 футов, за исключением некоторых небольших ям, в которых глубина была около 2 аршин.
В ожидании прихода верблюдов миссия должна была расположиться на 5 дней лагерем невдалеке от правого берега залива. 18 июля миссия прибыла в Хиву, 28-го была принята ханом, а 31 августа выступила в Бухару.
Рекогносцировка нижнего течения Аму удалась как нельзя лучше, занятие же Кунграда путем переговоров не состоялось вследствие раздоров разных партий, волновавших город; к тому же наши суда должны были спешить отплыть скорее из устьев Аму, по причине начавшейся убыли воды в реке.
Переговоры Игнатьева в Хиве и Бухаре испытали ту же участь, что и прежде. Посольство держали под караулом, оправдываясь опасением, что народ русских не любит и может напасть на них, если они покажутся на улицах…
Игнатьев так тревожился за участь своей миссии, что когда хивинские сановники заметили ему о запрещении Корана употреблять бумагу на то, на что годится простой камешек или комок глины, так как на бумаге может быть написано имя Божие, то он сам ходил по двору, вдоль забора, собирать бумажки! Это рассказывал Демезон, у которого мы учились восточным языкам. Это должно бы, кажется, уже окончательно убедить наше правительство, что путем дипломатии с этими ханствами ничего сделать невозможно.
И вновь наступила пауза.
Глава VII
Во время последних войн наших с Кокандом и Бухарою[38] Хива благоразумно держалась в стороне, устраивая свои делишки с туркменами: в 1866 г. она подчинила себе иомудов, а в 1867 г., отведя проток Лаудан, один из рукавов дельты Аму-Дарьи, отняла воду у других родов, поселившихся у нее под боком, но не признававших ее власти. Десять старшин явились к хану с покорностью и перевезли, по его требованию, семейства свои в Хиву, в качестве заложников. Новые подданные, обложенные податями, считали теперь себя уже вправе пользоваться водой нового отечества и поторопились разрушить плотину Лаудана, не ожидая разрешения, но в происшедшей при этом схватке с хивинскими войсками были разбиты и покорились безусловно… Их расселили у Чимбая и Кубетау (в 16 верстах от Кунграда), а более мелкие подотделения родов — между хивинцами. Один только хан Ата-Мурат, родственник хивинского хана, столько раз дравшийся с хивинцами и троих из ханов отправивший уже к праотцам, покориться не захотел и откочевал к Каспийскому морю, где на острове Челекене приютились его сородичи. Через них он вошел в сношения с русским начальником Астрабадской станции, которого просил ходатайствовать о принятии туркмен в подданство России, а также о разрешении им поселиться в Балханских горах, возле Красноводского залива. Наше правительство, получив такое ходатайство, отклонило просьбу о подданстве, ввиду отдаленности края.
Покончив с туркменами и будучи обеспечена со стороны Бухары, подвергшейся разгрому от русских и потерявшей Самарканд, Хива возомнила о себе, что только она в состоянии еще бороться с Россией. Неудача походов — Бековича в 1717 и Перовского в 1839 г., зыбучие пески и безводные пустыни, отделявшие Хиву от русских, вселяли в хана уверенность в своей недоступности. Поэтому он бесстрашно ввязался в политику приключений, сходившую ему и его предшественникам благополучно с рук в течение двух столетий, несмотря на ничтожность ханства в 400 тысяч жителей. Начались нападения на наши купеческие караваны, захват наших купцов и проезжающих на почтовых. Пленных волокли в Хиву, где главным покупателем их являлся сам хан…
Тотчас по приезде в Ташкент генерал-адъютант фон Кауфман написал хивинскому хану Мухамед-Рахиму письмо от 19 ноября 1867 г., в котором извещал о своем назначении, о высочайшем полномочии, ему дарованном, вести со всеми соседними ханами переговоры, объявлять войну и заключать мир. Писал также о движении нашего отряда за Сыр-Дарью для наказания разбойников, грабивших наши караваны. По-видимому, письмо это было понято как заискивание со стороны генерала фон Кауфмана, и хивинцы сразу приняли высокомерный тон.
Начать с того, что двадцатилетний хан, занятый соколиной охотой, даже не ответил сам, а поручил это своим приближенным. Ответ получен был только в феврале 1868 г. и превзошел всякую меру. Хивинский кош-беги, например, писал так: «Каждый государь владеет своей землей и народом, издавна ему подвластным, и войско его не должно переходить границы, нарушая этим мир. Однако же, выражение ваше, что обе стороны Сыр-Дарьи принадлежат вашему управлению, похоже на нарушение прежних договоров, так как южная сторона Сыр-Дарьи принадлежит нам… Если на южной стороне СырДарьи разбойники будут беспокоить караваны, то усмирение их мы берем на себя, а если будут нападать по ту сторону Сыр-Дарьи, то это уже ваша забота». Наведенные в министерстве иностранных дел справки указали, однако же, что никаких договоров с Хивою о границах не существует, и что хотя хивинцы возбуждали вопрос о границах во время пребывания у них посланника нашего Н.П. Игнатьева, но он отклонил от себя решение этого вопроса, сославшись на невозможность точного определения пограничной черты между государствами, окраины которых населены только кочевниками.
