Екатерина Вторая - Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Агличане жестоко побили на море: французский Адмирал с четырьмя кораблями взят в полон у острова Доминго близ Ямайки4. При сем прилагаю цыдулу человека, тебе крайне привязанного, и который жестоко по тебе тоскует5.
Июня 3 ч., 1782 г. Пятница по утру
623. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[До 1 июля 1782]
Батинька Князь, пишу к тебе, дабы узнать от тебя, в каком полку и каким чином советуешь принять сына Княгини Дашковой1. А тебе желаю быть здоровым и возвратиться к нам frais et gaillard comme un poisson.[252]
624. Г.А. Потемкин — Екатерине II
[До 3 августа 1782]
Из последних посланника Булгакова1 депешей видно, как турки тонко хитрят. Сверх неминуемого и всегдашнего подстрекания татар против России нынешняя посылка трехбунчужного паши в окрестности Тамана явно их намерения открывает2. Рассказывая (Рейз Эфенди — Булгакову) жалобы от татар на Хана, насказал множество причин смеху достойных. Но утаил главное, что их тревожит, а именно — привязанность Хана к Персоне Вашей, и что наивяще ознаменило Его русским — сего также не сказал, то есть что Хан принял чин военный в гвардии3. Их намерение было Его умертвить, чего теперь не удалось, но умысел на веки остался, то хотя бы татары и покорились, но как Хану у них жить без охранения? Случай же ввести в Крым войски теперь настоит, чего и мешкать ненадобно. Преданный Вам союзник и самовластный Государь своей земли требует Вашей защиты к усмирению бунтующих. Естли Вам не подать помощи Ему, сим некоторым образом дознают, будто бунтовщики имели право возстать на Хана. И так повелите Хану из Керчи переехать в Петровскую крепость, откуда с полками, поблизости находящимися, вступит он в Перекоп. Те же войски останутся в Крыму доколе нужно будет.
Я Вас уверить могу, что татар большое число, увидя войски, отпрутся от прозьбы Порте вознесенной и вину всю возложат на начальников возмущения.
625. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[28 августа 1782]
Le Mr. Jankovitsch sera le bienvenu des demain Lundi ou bien Mardi apres dine entre 5 et 6 heures du soir. Je dis Mardi parce que peut-etre est-il fatigue du voyage, ou peut-il avoir tel autre empechement cause par la meme cause.
[253]
626. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[До 1 сентября 1782]
Что причиною, что Самойлов ни о чем не пишет касательно его переговоров с Ханом. Или он говорил, или ты ему ничего не предписал говорить?
627. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[12 сентября 1782]
Сожалею, батинька, о неприятных спутниках, худой погоде, дурных дорог[ах] и нехороших лошадях, кои тебя до Пскова проводили. Что же Гдов поукрасился, то добрые вести, но лучшия имею ожидать от тебя. Вчерашний день, то есть 11 числа, я приехала в город. В сенях встретила Соммерса и спросила у него, какова графиня Скавронская1. Он мне сказал то, что после и Рожерсон мне подтвердил, что ей есть гораздо луче и что сегодня ее перевезут в город.
При сем прилагаю письмо к тебе Ал[ександра] Дми[триевича] Лан[ского], который чуть что не плачет, что к нему нет ни строки от тебя. Прощай, любезный друг, будь здоров и возвратись к нам скорее веселехонько.
У агличан пропал, сказывают, стопушечный корабль2 на рейде в Спитеге от неосторожности, и на оном утонул искусный адмирал Кемпенфельд и из 900 человек лишь триста спаслось. Хотели что-то чинить и перевезли пушки на одну сторону, а в самое то время ветр опрокинул и потопил того корабля.
628. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Письмо твое, друг мой сердечный, от 10 сентября из Могилева я сегодни получила1. Сожалею о безпокойной твоей езде. Пожалуй, побереги свое здоровье: луче день позднее приехать, да быть здоровым. Здесь ныне дни стоят изрядные. Из Царяграда получила я от Булгакова2 вести, что весь город выгорел и горел 55 часов (пожар начался 10 августа, а письмы от 15 числа): казармы янычарские, все судебные места и многие мечети. Людей же тысяч до четырех сгорело, а несколько сот тысяч погорело. Ожидали от сумятицы бунта, и для того сменен визирь и кегая-бей. На место первого зделан визирем Очаковский паша, а на место другого — какой-то Эмин-паша, который слывется умным и знающим человеком. А чернь злится на нас и нас клеплет поджиганием города. И улемы вранье подкрепляют. В городе же в хлебе оказывается скудость, мельниц и пекарен мало что осталось. Пожарища простирались от сераля, который однако цел, так как и Софийская мечеть, до Семи башен.
Больная твоя оправляется, сидит. Алек[сандр] Дми[триевич] у ней вчерась был и нашел ее гораздо луче. Она здесь в город перевезена.
Прощай, мой милый друг. Алек[сандр] Дми[триевич] тебя за цыдулку сам будет благодарить3. Сент[ября] 19 ч., 1782
629. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Письмы твои, батинька, из Херсона от 16 сен[тября] я имела удовольствие получить сего утра1. И хотя подробностей не пишешь, но как тебе самому кажется удивительно, сколько сии места после заключения мира переменились, то из того заключить уже можно, что зделано много. По известиям Веселицкого Хан спешит своим переездом. И так думаю, что вы с ним уже виделись2. О уходе крымцев в Анатолию и цареградские вести гласят. Удивительнее всего, что посреди сумятицы тамошней после пожара, спешили уплачивать деньги, кои нам должны3, и сие приписую трусости. Благодарствую за добрые вести, что провиант и сено заготовляются с успехом и что урожай был добрый. Катиша выздоравливает. У ней два чирьи оказались наружные и оба открылись. Бауру также есть лехче. Прощай, друг мой сердечный, будь здоров и весел. С будущими имянинами тебя поздравляю. Дай Бог тебе всякого добра.
Сентября 25, 1782
630. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[До 30 сентября 1782]
Заехал ты, мой друг, в глушь для своих имянин. Я думаю, что у тебя ни necessaire,[254] ни нужного прибора. И для того посылаю к тебе необходимонужное в деревне, наипаче в праздник такой, который для меня столь драгоценен и любезен, как твое рождение. Прийми, друг мой, дар доброго сердца и дружбы. Будь здоров и весел, я тебе сие желаю искренно. Бог с тобою.
631. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Сентября 30 ч., 1782 года
С сегодняшними твоими имянинами поздравляю тебя от всего сердца. Сожалею, что не праздную их обще с тобою. Желаю тебе тем не меньше всякого добра, наипаче же здоровья. Об моей к тебе дружбе всегдашней прошу ни мало не сумневаться, равномерно и я на твою ко мне привязанность щитаю более, нежели на каменных стен. Письмо твое от 19 сентября из Херсона до моих рук доставлено1. Неблистающее описание состояния Очакова, которое ты из Кинбурна усмотрел, совершенно соответствует попечению той Империи об общем и частном добре, к которой по сю пору принадлежит. Как сему городишке нос подымать противу молодого Херсонского Колосса! С удовольствием планы нового укрепления Кинбурна прийму и выполнение оного готова подкрепить всякими способами. Петр Первый, принуждая натуру, в Балтических своих заведениях и строениях имел более препятствий, нежели мы в Херсоне. Но буде бы он оных не завел, то мы б многих лишились способностей, кои употребили для самого Херсона. Для тамошняго строения флота, как Охтенских плотников, так и Олончан, я приказала приискать, и по партиям отправим. А сколько сыщутся, тебе сообщу. По письмам Веселицкого из Петровской крепости я почитаю, что скоро после отправления твоего письма, ты с Ханом имел свидание. Батыр-Гирей и Арслан-Гирей изчезнут, яко воск от лица огня, так и они, и их партизаны, и покровители — от добрых твоих распоряжений2. Что татары подгоняют свой скот под наши крепости, смею сказать, что я первая была, которая сие видела с удовольствием и к тому еще до войны поощряла всегда предписанием ласкового обхождения и, не препятствуя, как в старину делывали. Здесь говорят, что турки до войны не допустят, а я говорю: cela se peut.[255]
Кажется по последним известиям, что носы осунулись у них. Курьер сказывает, что по всей дороге нет ни единого города, ни единого замка, который бы не заперт был по причине внутренних конвульсий3 каждого из тех городов и замков.
Принц Виртембергский приехал сегодни4 и завтра ко мне будет. Прощай, мой друг сердечный. Кате, твоей племяннице, есть лехче, только наружные чирьи еще не все миновались.
632. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Окт[ября] 8 ч., 1782 г.
Из писем твоих, друг мой сердечный, от 25 и 26 числа я усмотрела твое свиданье с Ханом и пустой его страх1. Пуганая ворона куста боится. Татары об нас судят по тем правилам, по которым приобыкли судить о турецких распоряжениях, и для того нам подножием служат ныне. Что-то Хан к тебе напишет? Войск весьма достаточно наряжено идти2, лишь бы в Крыме достаток был на зиму в фураже; а прочие заботы в моей голове исчезли, видя из твоих писем приуготовление пропитанья. Что мои письмы тебе приятны, сие служит к моему большому удовольствию. Бог знает, Веселицкий или Хан причиною недоразумения о Ахтиярской гавани, я никогда на эти слова много не полагалась: надобно будет — займем и без них, не надобно, то перед ними.
