Александр Север - Допросы сионских мудрецов. Мифы и личности мировой революции
Трагедия в Киевском театре
Убийца премьер-министра Петра Столыпина еврей Дмитрий Богров действовал в одиночку. Застрелить высокопоставленного чиновника он решил самостоятельно. Не было решения руководства партии эсеров или какой-либо другой политической силы. Перед казнью он извлек меланхолически свое толкование жизни: «Жизнь — это лишняя тысяча съеденных котлет!». В этом нет ничего удивительного. Ведь его дед — преуспевающий адвокат и домовладелец— был очень богатым человеком, а отец — членом киевского Дворянского клуба. Тягу к сытой жизни не смогло вытравить даже его увлечение политикой. Именно это и привело его на эшафот.
Детские годы Дмитрия Богрова стали временем формирования его нигилистических воззрений. Еще гимназистом он посещал кружки самообразования, отдавая свои симпатии то эсерам, то анархистам. Окончив гимназию, будущий убийца поступил в Киевский университет, где еще сильнее сблизился с анархистами. Отец, которого не могли не смущать настроения сына, от греха подальше отправил Дмитрия в Мюнхен, в тамошний университет, где уже обучался юриспруденции его старший брат Владимир. Однако, как вспоминал тот впоследствии, Дмитрий почти не ходил на лекции, а большую часть времени проводил в библиотеке, где увлеченно штудировал отцов-теоретиков анархизма — Кропоткина, Реклю, Бакунина.
В конце 1906 года Дмитрий вернулся в Киев и сразу же вступил в кружок анархистов-коммунистов, но очень скоро разочаровался в них и предложил свои услуги… Департаменту полиции. Его услуги оценили высоко и стали платить по 150 рублей в месяц. Для сравнения — от отца он получал по 70 рублей на «карманные расходы». Кроме этого, он числился помощником присяжного поверенного (адвоката). Этого было вполне достаточно для безбедной жизни. Но Дмитрий Богров любил не просто безбедную, но «сладкую жизнь»: он был завсегдатаем дорогих клубов и ресторанов, всегда изысканно одевался, увлекался женщинами, но еще больше — картами, много и азартно играл. Склонность к азарту проявилась и в той двойной игре, которую он вел с охранкой и с революционерами[62]. Например, весной 1911 года он помог бежать в США Степану Клиенко. Последний был арестован в марте 1906 года и приговорен к 15 годам каторги за покушение на избивавшего солдата офицера — служивый не отдал честь. В 1907 году Степан Клименко бежал с каторги и в течение нескольких лет находился на нелегальном положении[63].
Играл Дмитрий крайне неудачно, и революционеры заподозрили его в нелояльности. Если бы дело происходило за несколько лет до этого, то товарищи по подполью, скорее всего, убили бы Дмитрия Богрова. Нравы тогда были суровые. А к 1911 году его лишь отстранили от активной деятельности. Да той и не наблюдалось. Почти все подпольные организации, неважно чьи: эсеров, социал-демократов или анархистов, — были уничтожены. А деньги в Департаменте полиции считать умели. И пришлось Дмитрию Богрову придумывать несуществующий заговор (покушение на Петра Столыпина) — чтобы получить очередную зарплату от «охранки». А уже потом, когда его допустили в летний Купеческий театр и снабдили билетом, решился на убийство.
Сначала он планировал застрелить Николая Второго. Следователю по особо важным делам Фененко во время допроса 2 сентября 1911 года Дмитрий Богров рассказал:
«…Я получил билет и находился в Купеческом саду 31 августа, где стоял сначала около эстрады с малороссийским хором, а затем перешел в аллею, ближе к царскому шатру, стоял в первом ряду публики и хорошо видел прохождение государя…».
На этом допросе убийца, «давая показания, между прочим упомянул, что у него возникла мысль совершить покушение на жизнь государя, но была оставлена из боязни вызвать еврейский погром. Он, как еврей, не считал себя вправе совершить такое деяние, которое вообще могло бы навлечь на евреев подобное последствие и вызвать стеснение их прав».
Процитированные показания допрашиваемый подписать отказался, и на их основании был составлен другой протокол. Свой отказ он мотивировал тем, что «правительство, узнав о его заявлении, будет удерживать евреев от террористических актов, устрашая организацией погромов». То есть, с одной стороны, он не хотел еврейских погромов, но с другой — он еще больше не хотел, чтобы евреи из-за боязни погромов отрешились от революции, которая в сознании Дмитрия Богрова ассоциировалась исключительно с терактами.
Выстрелы прозвучали в Киевском оперном театре в присутствии Николая Второго и его дочерей во время второго антракта оперы «Жизнь за царя». Злая ирония судьбы — одному из верных сподвижников императора погибнуть во время исполнения произведения с таким названием. Хотя и сюжет героической смерти Ивана Сусанина тоже можно «привязать» к трагедии 1911 года. Жертва стояла недалеко от императорской ложи, когда к ней подошел убийца…[64]
После выстрелов премьер-министр прожил еще несколько дней. Сначала врачи выражали надежду, что рана не слишком опасна, и ждали улучшения и благоприятного исхода. «Здоровье П. А. Столыпина улучшается», — сообщали российские газеты 4 сентября 1911 года. Но уже на следующий день отмечалось, что «появились признаки воспаления брюшины — положение очень серьезное». А 5 сентября 1911 года в 10 часов 12 минут Петр Аркадьевич Столыпин скончался.
Весть о смерти премьер-министра быстро облетела Киев и усилила и без того сильную панику среди еврейского населения. Убийца был иудеем, а потому ждали погромов со стороны русских националистов. По городу действительно начались стихийные демонстрации «истинно русских людей», но власти приняли все меры для недопущения погромов. Киевский генерал-губернатор заявил, что им приняты все меры «к предупреждению и предотвращению каких-либо нарушений порядка». Несмотря на это, многие еврейские семьи спасались бегством из Киева. «На вокзале творится нечто невероятное; пробиться к вокзалу невозможно. Там скопились тысячи евреев, — сообщали газеты. — Отправляются двойные поезда во всех направлениях. Настроение крайне угнетенное».
Премьер-министра похоронили 9 сентября 1911 года в Киево-Печерской лавре, возле Трапезной церкви. Он предчувствовал, что его убьют, и оставил завещание, в котором просил похоронить его в том городе, в котором встретит смерть. «Серое, пасмурное утро. Флаги на консульствах приспущены. Со стороны лавры мчатся автомобили и вереницей тянутся экипажи, — писали газеты. — Для желающих не хватает места в вагонах трамвая. Они целым потоком направляются в лавру». Непрерывной толпой шли депутации с венками — их было более двухсот. Депутация от академических студенческих организаций Петербурга возложила серебряный венок с надписью: "Великому патриоту Великой России". На венке, перевитом лентой национальных цветов, значилось: "Бессмертному П. А. Столыпину — студентыакадемисты Петербурга"».
На следующий день после похорон Петра Аркадьевича Столыпина в 10 часов вечера его убийца, осужденный военным судом, был казнен через повешение. Приговор был приведен в исполнение на Лысой горе, над обрывом, в четырех верстах от киевской тюрьмы «Косой Капонир», где содержался Дмитрий Богров. При казни присутствовали полицеймейстер, два его помощника, пять участковых приставов, много околоточных и городовых, заместитель прокурора и помощник секретаря окружного суда, городовой врач и общественный раввин. По воспоминаниям очевидцев, труп положили в вырытую близ виселицы яму, закрыли досками, засыпали и сровняли с землей.
В день казни приговоренный беседовал в тюрьме с раввином, сказав ему: «Передайте евреям, что я не желал причинить им зла, наоборот, я боролся за благо и счастье еврейского народа». На упреки раввина, что он своим преступлением мог вызвать еврейские погромы, тот ответил: «Великий народ не должен, как раб, пресмыкаться перед угнетателями его». А еврейская газета «Правда», издававшийся в Нью-Йорке на русском языке, спустя несколько дней выражала восторг по поводу поступка Дмитрия Богрова, освободившего Россию от «николаевского вешателя»: «Мы не боимся и нас не пугает возможность, что человек, стрелявший в нечеловека (изверга), — еврей; что рука, вновь поднявшая в России знамя борьбы, знамя свободы, — это еврейская рука»…
В 1912 году в Киеве поставили памятник премьер-министру на главной улице — Крещатике, перед зданием Городской думы. До наших дней он не уцелел — во время февральской революции 1917 года был снят революционным народом. Бронзовую статую Петра Столыпина отправили на завод «Арсенал» в металлолом, а на месте реформатора спустя два года поставили памятник еврею — Карлу Марксу[65].
Приложение
ДОКУМЕНТЫ ИЗ АРХИВА КОНТРРАЗВЕДКИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Представленный ниже документ был составлен Александром Парвусом (Израилем Гельфандом) в феврале 1915 года и содержал предварительный план разрушения существовавшего в Российской империи государственного строя революционным движением на германские деньги. Германия не рассчитывала, что война на восточном фронте против России так затянется.
