Матрена Распутина - Распутин; Почему
Следя за отцом, говоря словами Александры Федоровны, "бриджисты" искали случая завлечь его в искусно расставленные сети. (Потом я еще расскажу об этом и о том, как они преуспели в этом, вернее, думали, что преуспели.) Таким образом они надеялись скомпрометировать не только отца, но и царскую семью. Продолжалась игра, начатая Марией Федоровной.
Вчитайтесь в слова Жевахова. В них, явно помимо воли автора, есть нечто, заставляющее посмотреть на происходившее другим, непредвзятым взглядом.
Жевахов пишет: "Несмотря на несомненный ум, он легко попадал в расставленные сети". Попадал или сам шел в них? Уверена -- шел сам, все прекрасно понимая. Он оставался опытным странником, хотел понять, "где край". При этом прекрасно знал, что "упадет". Вспомните: "Я маленький Христос".
Обратите внимание на приговор Жевахова: "Фанатичная преданность царю и презрение к своему собрату -- мужику". Первое -- бесспорно, второе -невозможно. Отец любил Николая именно, как и может только любить царя мужик, осознающий и чувствующий себя мужиком везде -- и в избе, и во дворце. Добровольно идя в сети, расставляемые врагами трона, отец хотел показать царю, кто находится рядом, кто лицемерно уверяет Николая Второго и Александру Федоровну в преданности и готовности умереть за них. И чем дальше заходило дело, тем озлобленнее становились враги царя и отца.
И кроме того, презирая свое сословие, разве проявлял бы отец так явно свою к нему принадлежность -- и в одежде, и в манерах. И разве стал бы он оказывать такое преимущество своим собратьям, когда те приходили к нему как просители?
Императрица очень опасалась, зная нравы своих придворных, за жизнь отца. Она приставила к отцу свою охрану -- у дома дежурили полицейские в мундирах.
Анна Александровна передавала мне слова Александры Федоровны: "Я не могу позволить, чтобы с Григорием Ефимовичем что-нибудь случилось.
Он -- спаситель Алексея, а, значит, и наш спаситель. Григорий Ефимович пришел к нам вместе с Господом, когда уже никто не мог помочь. Он сделал невозможное. Пока Григорий Ефимович с нами -- я спокойна за всех нас".
Дамский кружок
Итак, при добром Аннушкином участии мы устроились в новом доме, оказавшемся для отца последним земным пристанищем.
Ничего другого, кроме того, что составляло жизнь отца в доме у Сазоновых, на Гороховой не происходило. Только теперь отец мог себе позволить принимать большее число посетителей и во всякое время дня. Но правилом был прием между 10 часами утра и 1 часом дня. За это время иногда проходило по 200 человек.
Вот свидетельство Руднева' "Вообще Распутин по природе был человек широкого размаха; двери его дома были всегда открыты; там всегда толпилась самая разнообразная публика, кормясь на его счет".
И это в общем верно -- самая разнообразная. Руднев-то намекает на неразборчивость отца, якобы приближавшего к себе фигур далеко не первой руки, но это не так. Принимал он всех, кто в нем нуждался, а приближал -избранных.
Кроме привычных уже просителей всякого рода у нас собирался довольно тесный круг по-настоящему преданных отцу людей -- по преимуществу женщин разных возрастов. Первой среди них была, разумеется, Анна Александровна.
Вот как пишет Руднев: "Она стала самой чистой и самой искренней поклонницей Распутина, который до последних дней своей жизни рисовался ей в виде святого человека, бессребреника и чудотворца".
Выше, чтобы обрисовать учительские настроения отца, я привела свидетельство проповеди, относящееся как раз к этому времени. Если кто-нибудь, оставаясь объективным, сможет найти в ней хоть каплю предосудительного, пусть заявит об этом. Но смею утверждать, что до сих пор никто не вызвался свидетельствовать, что отец говорил в кругу своих учениц что-либо недостойное.
Из дальнейшего станет ясно, что ядро кружка представляли женщины, искавшие утешения, а не возбуждения чувств. Именно на такие уставшие души отец действовал умиротворительно -- от царицы до кухарки.
Разумеется, никакой организации не было. Был порыв с одной стороны и искреннее желание помочь -- с другой. Даже вернее сказать -- осознание необходимости помочь изверившимся.
Когда слухи об этих собраниях распространились, поползли сплетни о развратных бдениях, и даже оргиях, которыми руководил отец, хотя, повторю, ни тогда, ни позже доказательств любого рода не нашлось. Кроме того, я могу выступить свидетелем (понимая, впрочем, что для многих и многих вес моих слов невелик): я приходила и уходила в любое время дня, двери комнат в нашей квартире никогда не запирались -- ни днем, ни ночью, и если бы в доме творилось какое-то непотребство, я знала бы.
Вот слова из дневника Джанумовой, тогда непременной участницы кружка: "В столовой разместилось многочисленное исключительно дамское общество. Казалось, были представлены все сословия. Собольи боа аристократок соседствовали со скромными суконными платьями мещанок. Стол сервирован просто. Пили чай".
После чаепития обыкновенно пели что-нибудь божественное. Посуду со стола прибирали по очереди. Каждая -- в свой день. И мыли тоже -- по очереди. Я и сейчас вижу холеные руки аристократок и сияние бриллиантов в грязной воде. (Как переменчива судьба! Тогда они мыли посуду, подлаживаясь под строй нашего дома, а всего через несколько лет многим из них пришлось стать настоящими судомойками в Париже или Константинополе. А бриллиантов и след простыл.)
Бедная Муня
Среди посещавших эти собрания была Мария Евгеньевна Головина (ее все называли Муня), красивая, печальная молодая женщина.
Она была обручена с князем Николаем Юсуповым, старшим братом Феликса. Но, к несчастью, Николая
убили на дуэли. Сразу же стало известно, что он стрелялся, защищая честь женщины, с которой у него был роман, но женщина эта -- не Муня.
Мария Евгеньевна была совершенно прибита -- погиб любимый, накануне свадьбы; и погиб, защищая честь другой женщины, с которой состоял в связи, очевидно, довольно давно. Обман, пропасть, катастрофа. Из полного благополучия Муня попала в ад.
Мир перестал существовать для нее. Мария Евгеньевна пришла за утешением к отцу, и утешение такое она нашла в нашем доме. Муня говорила: "Слово Григория Ефимовича становится плотью".
Старшие Юсуповы сохранили теплые чувства по отношению к девушке, едва не ставшей им снохой. Муня часто бывала в их доме. Именно от нее Юсуповы узнали о моем отце.
Анна Александровна рассказывала мне со слов Муки, что когда та говорила о "святом старце",- на лице Феликса блуждала какая-то странная улыбка. Он как бы предвкушал неизведанную еще игру.
Глава 17
ФЕЛИКС, КНЯЗЬ СОДОМА
Несметные богатства -- Провидение -
-- Дурные наклонности -- Любовный урок -
-- Порочный маскарад -- Роковое знакомство -
-- Феликс наблюдает -- Напуганный собой
Несметные богатства
Теперь самое время показать подробно, кто такие Юсуповы вообще, и что такое Феликс Юсупов.
Анна Александровна была знакома с Феликсом, как и вообще с семьей Юсуповых, с детства. Ее положение (напомню, что она происходила из семьи Танеевых, и ее отец -- Александр Сергеевич -- был начальником собственной канцелярии Николая Второго) позволяло ей часто бывать на приемах в доме князей и в других местах, где можно было встретить золотую молодежь, к которой Юсуповы-младшие, безусловно, принадлежали. Так что многое я знаю о Юсуповых от Аннушки. Имея множество доказательств ее открытости и совершенной доброты даже к тем, кто к ней самой был зол и не скрывал этого, убеждена в достоверности всего слышанного (даже в самой деликатной части рассказа).
Состояние Юсуповых было поистине несметным.
Оно образовалось в результате цепочки тщательно продуманных браков на протяжении двух поколений. Говорят, что дед Юсупова со стороны отца, командующий войском донских казаков, был побочным сыном прусского короля Фридриха Вильгельма Шестого и графини Тизенгаузен, фрейлины императрицы Александры, сестры короля. Во время визита царицы к брату, король влюбился в графиню и хотел на ней жениться. Мог ли состояться этот морганатический брак -- неизвестно; считалось, что фрейлина отказалась от него, так как не пожелала покинуть царицу. Во всяком случае, в результате их связи родился сын -- Феликс Эльстон. Он женился на графине Елене Сергеевне Сумароковой, и так как она была последней в роду, а наследники мужского пола отсутствовали, то царь дал ему право взять фамилию и титул жены.
Его сын, граф Феликс Сумароков-Эльстон, женился на княгине Зинаиде Николаевне Юсуповой, и она тоже была последней в своем роду, и уже другой царь разрешил графу Сумарокову-Эльстон взять ее фамилию и титул.
Таким образом, благодаря удачным бракам и великодушию двух царей, состояние незаконнорожденного сына прусского короля и его потомков сильно выросло. А собрание предметов искусства, фарфор, драгоценности были просто легендарными. О них знала вся аристократическая Европа, и не раз даже августейшие особы бывали восхищены юсуповскими редкостями.
