Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
Бухарин никогда не учитывал в полной мере политических последствий своих деклараций, но его противники это делали. По их мнению, придание первостепенного значения несоциалистическому сектору экономики приведет к росту политического влияния “мелкой буржуазии”. Частично Бухарин соглашался с такой логикой. Он не приветствовал появление оппозиционных политических партий, но некоторый плюрализм допускал. Он считал важным содействовать возникновению “Сотен тысяч малых и больших, быстро растущих добровольных обществ, кружков и ассоциаций” в экономической, культурной и социальной областях. Эти ассоциации — от сельскохозяйственных кооперативов до просветительских обществ и шахматных клубов — должны были отражать интересы различных слоев населения и содействовать росту “массовой инициативы в низах”, создать возможность воздействия народа на правительство, содействовать политическому образованию масс и тем способствовать их “врастанию в социализм”. В существовании таких легальных добровольных обществ он видел гарантию против “бюрократизации” общества, опасности, которую он, подобно Троцкому, все сильнее ощущал в растущем партийно-государственном аппарате.
Хоть Бухарин и не развил до конца подобные взгляды, они все же содержали — но только в зачаточной форме — альтернативное понимание социалистического общества как однопартийной системы, где власть закона будет охранять отдельных граждан и их группы от сокрушительной в ином случае мощи государства. Эти взгляды никто никогда не пытался воплотить в жизнь, но через четверть века мысли Бухарина, оставаясь непризнанными, повлияют на последовавшие после смерти Сталина попытки, особенно в Восточной Европе, найти “альтернативные пути к социализму”.
Несмотря на то, что экономическая часть теорий Бухарина лежала в основе политики партии в 1921–27 гг., партия не сделала из этого социальных и политических выводов. Ответ на вопрос, почему так случилось, очень важен.
В целом искать его следует в природе складывавшегося партийного аппарата и его руководства. Мы уже убедились, что к. 1922 г., когда Сталин стал генеральным секретарем, система назначения партийных работников сверху уже вполне сложилась. Она стала распространяться и на социальные и общественные организации, где таким же образом производились назначения и на непартийные должности. Система эта вовсе не была создана Сталиным: она естественно вытекала из ленинских теорий и из порожденной гражданской войной острой необходимости в ней. Но именно Сталин довел ее до совершенства и превратил в основу своей личной власти. Его товарищи по партийному руководству наградили его несколько уничижительной кличкой — “товарищ Картотеков”; оставив его составлять и классифицировать личные дела, они так и не поняли, какая власть в них сосредоточена. Большинство из них, будучи людьми весьма начитанными и хорошо знающими историю революций, опасались совсем другого: что некий генерал, новый Бонапарт, похитит завоевания революции. Их страхи можно понять. В 1917–21 гг. власть, используя более позднее выражение, “вырастала из пушечных жерл”. Если и была фигура, достаточно авторитарная для того, чтобы захватить власть, то наиболее вероятной кандидатурой на эту роль казался не Сталин, а Троцкий. Это был человек, который привлек на свою сторону старорежимных генералов и так выиграл гражданскую войну. Именно эти опасения заставили ближайших сотрудников Ленина — Зиновьева и Каменева, бывших первыми секретарями партии в Петрограде и Москве, сразу объединиться со Сталиным и образовать так называемый “триумвират”.
Троцкий был не менее властолюбив, чем Сталин, но совсем в ином роде. В своем памфлете “Терроризм и коммунизм” и в планах создания “трудовых армий” он сформулировал наиболее радикальные варианты теории “диктатуры пролетариата”. Но в Троцком авторитарность была неразделимо слита с истинно революционным духом, с эмоциональным порывом побеждать врага и строить новый мир. Такой тип авторитарности не был полностью чужд и Сталину, но он умел сдерживать себя и был более миролюбив и уравновешен. Несомненно, именно эти качества были необходимы для выработки и совершенствования той политики, которую Троцкий презрительно и довольно неточно окрестил “бюрократизмом”. Эта изначальная несовместимость темпераментов, а равно и давнишние споры и вызвали разрыв между ними, разрыв, ставший открытым после смерти Ленина.
Так, начиная с 1923 г., Троцкий стал неожиданно меняться. Он начал выступать от имени всех членов партии, обеспокоенных растущей жесткостью и неповоротливостью аппарата. Сам Троцкий ранее отвергал опасения и Розы Люксембург, и меньшевиков, что подавление свободы выборов, слова, собраний и т.д. приведет к отмиранию политической жизни и к победе “бюрократии”. Но теперь, не делая, правда, радикальных выводов, он сам впал в осужденные им грехи.
Ближайшая возможность сделать это предоставилась во время рабочих волнений лета и начала осени 1923 г., когда лидеры двух подпольных групп внутри партии были обвинены в участии в этих волнениях и арестованы (“подпольными” эти группы стали после резолюции X съезда партии). В октябре Дзержинский потребовал, чтобы членам партии было вменено в обязанность доносить ГПУ (новое название ЧК) о “фракциях”, находящихся в оппозиции, официальному партийному руководству. В своем письме Центральному Комитету Троцкий возражал против этой меры, утверждая, что дух шпионства и осуждений весьма показателен для той нездоровой атмосферы, что возникла внутри партии. Массовость партии стала полностью иллюзорной, и существующий режим теперь гораздо дальше от рабочих, чем в самый опасный период военного коммунизма. Выборы партийных руководителей стали фикцией, а секретарей губернских комитетов просто, назначали сверху. Это делало партийных секретарей полностью независимыми от возглавляемых ими организаций. В результате появилась особая психология руководителей этого ранга, главной чертой которой является уверенность, что они могут единолично принимать любые решения.
События 1923 г. полностью подтвердили предвидение Троцкого. Теперь была очень широко распространена в провинциальных партийных организациях, в комсомоле (молодежная организация партии), в университетских и армейских партийных ячейках критика НЭПа, “буржуазных” концессий, притеснения рабочих. Она нашла выражение в документе, называвшемся “Платформа 46”, имевшем хождение среди членов Центрального комитета всего лишь через неделю после появления письма Троцкого. Несмотря на то, что сам он и не подписал его, многие из тех, кто сделал это, были впоследствии причислены к троцкистам. Чувства участников “Платформы 46” были близки Троцкому. Начав с общего осуждения экономической политики правительства, подписавшие “Платформу” отметили изъяны односторонней кадровой политики партии, раскол между иерархией партийных секретарей, не живущих народной жизнью, и “молчаливым народом”. Серьезные дискуссии вокруг принимаемых решений прекратились, поскольку те члены партии, кто не был удовлетворен тем или иным решением Центрального Комитета, те, кто персонально заметил ту или иную ошибку, нарушение или беспорядок, “боятся говорить об этом на партийных собраниях или даже в частных беседах, если только собеседник не был достаточно надежен в смысле “благоразумия”.
Подобно Троцкому, 46 вовсе не хотели внутрипартийной демократии: они тоже хотели вернуться к “настоящему единству мнений и действий”, но не так, как это виделось Сталину.
Триумвират решил отреагировать на это обещанием свободы дискуссий внутри партии и предоставил для выражения различных точек зрения страницы “Правды”. Очень скоро выяснилось, что точка зрения Троцкого и сорока шести пользуется весьма широкой поддержкой. В партийных организациях прошли собрания — и тут обнаружилось, что большинство поддерживает оппозицию не только в провинции, но и в самой московской партийной организации. Более того, оппозицию поддерживали даже в огромной партийной ячейке самого Центрального Комитета. Сталин бросил на подсчет и обработку результатов голосования своих личных помощников и через несколько месяцев использовал эти данные для начала кадровых передвижений в партийных организациях. Антонов-Овсеенко, например, был смещен с поста главы Политического управления Красной Армии; была проведена выборочная чистка секретариата комсомола и провинциальных организаций, поддержавших оппозицию.
В то же время Сталин воспользовался предложениями Троцкого и тем создал впечатление, что удалось достичь соглашения с оппозицией. Троцкий отмечал, что рабочие составляют меньшинство — приблизительно одну шестую — среди членов партии. Причиной этого был выход рабочих из партии после 1921 г. (тогда их доля составляла 40%). Некоторые были разочарованы, другие с официальной точки зрения перестали быть “рабочим классом”, третьи — исключены как члены “Рабочей оппозиции” или других “подпольных” групп. Для Троцкого это было очевидным признаком угаданных им “вырождения” и “бюрократизации”. В год смерти Ленина Сталин в ответ на обвинения провел два массовых призыва рабочих в партию. Этот “Ленинский призыв” привел в партию около 500 тысяч рабочих, удвоил численность партии и недвусмысленно показал, что рабочий класс ее поддерживает. Результат, как видим, прямо противоположен ожиданиям Троцкого. Тогда прием в партию требовал минимума проверок и формальностей, что, строго говоря, противоречило правилам. Новые члены партии были обязаны партийным секретарям, обеспечившим их прием, а те, в свою очередь, были обязаны Сталину. Таким образом Сталин создал для себя мощную базу поддержки. Некоторые из вступивших тогда сделали блестящую карьеру и в 1930-е гг. стали заметными фигурами. Многие другие смогли воспользоваться членством в партии, чтобы вырваться из рабочих, что подтверждается партийной статистикой 1927 г.-
