Михаил Геллер - Утопия у власти
Приоритет внешней политики в стратегии горбачевской «перестройки» объяснялся расчетом Горбачева на получение от Запада экономической и моральной поддержки. Изобретатель «нового политического мышления» ожидал, что Запад даст ему не только кредиты и технологию, необходимые для увеличения эффективности советской экономической модели, но также престиж выдающегося государственного деятеля, который он потерял на родине. Значение, которое Горбачев придавал своему «имиджу» за рубежом, сделало необходимым, с его точки зрения, превращение внешней политики в сферу исключительных интересов генсека — президента. Ни Политбюро, ни министерство иностранных дел не посвящаются во внешнеполитические планы Горбачева. Все успехи он записывает на свой счет, во всех неудачах обвиняет своих противников.
С начала 1991 г. целью Горбачева становится приглашение на встречу «Большой Семерки», которая должна собраться в Лондоне в июле. Он рассчитывает получить там все необходимое для продолжения «перестройки», которая находится в полном тупике после того, как была отвергнута программа «500 дней». Его уверенность в благосклонности Запада была основана на, казалось бы, неопровержимой логике: после встречи на Мальте Буш питает личную горячую симпатию к советскому лидеру; поведение СССР во время войны в Заливе, хоть и было иногда двусмысленным, оставалось в главном проамериканским; Гельмут Коль и Маргарет Тэтчер полностью поддерживали убеждение Буша, что есть только одна альтернатива: Горбачев или хаос.
Страхи Запада усилились после 12 июня, когда Борис Ельцин был избран президентом России. В отличие от Горбачева Ельцин был избран всенародным голосованием. Двоевластие в Москве приняло форму прямой конфронтации. Было забыто совсем недавнее прошлое, когда казалось опасным критиковать Горбачева, ибо считалось, что кроме него никого нет.
Как говорилось в то время: иного не дано. Борис Ельцин стал альтернативным лидером. Все более частые манифестации в Москве — после запрещения в марте демонстрации, которая тем не менее состоялась, их разрешали — собирали противников Горбачева и сторонников Ельцина. Михаил Горбачев ведет одновременно две политики. Внутри страны он пробует показать кулак: КГБ получает особые полномочия, дающие право контроля в области экономики, в том числе распределения иностранной помощи. Для Запада он пытается склеить нечто вроде либеральной экономической программы, в надежде представить ее в Лондоне. Противоречивость, неясность тактики Горбачева позволяла расценивать ее одновременно как демократическую и консервативную. Знаменитый крик Эдуарда Шеварднадзе на съезде советов в декабре 1990 г. «Диктатура наступает!» можно было понять по желанию, как предупреждение против потенциальной диктатуры «правых», либо как предупреждение против диктатуры Горбачева.
Первый шаг президента России — поездка в Вашингтон — продемонстрировал желание «первой из равных» вести самостоятельную политику и подтвердил нарастающий хаос в Советском Союзе. Настоятельные просьбы Горбачева увенчались успехом: он был приглашен в Лондон. Не как полноправный участник, но как милый гость. Длинный, туманный, запутанный доклад генсека-президента подтвердил его некомпетентность в экономических вопросах (он говорил например, о необходимости помощи в размере 100 млрд. долларов, не уточняя как, когда и на что), подтвердил отсутствие программы. Президент Буш, начавший менять мнение о своем советском друге и его способности навести порядок в стране, убедил участников встречи в Лондоне отказать Горбачеву в массивной финансовой и экономической помощи.
Михаил Горбачев вернулся в Москву с пустыми руками. Его политика потерпела крах, но он не отдает себе в этом отчета. Тем более, что Джордж Буш, смягчая лондонский отказ, едет в Москву засвидетельствовать неизменность дружбы, поддержать Горбачева морально. Президент США посещает Киев и произносит речь, в которой убеждает украинцев не выходить из Союза, пугая хаосом. 30 июля во время бесед между президентами на даче Горбачева в Ново-Огареве Буш сообщил своему хозяину, что по сведениям ЦРУ в Москве готовится путч. Как сообщают американцы, Горбачев отмахнулся от предупреждения, объяснив, что он прочно держит власть в руках.
Можно говорить, что Михаил Горбачев пренебрег предупреждением, как Сталин в июне 1941 г. Некоторые открывшиеся после «путча» обстоятельства позволяют выдвинуть и другую гипотезу: Горбачев пренебрег предупреждением, ибо не боялся «путча», зная его сокровенный смысл. Весной 1991 г., с благословения генсека, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе (уже подавший в отставку) начинают создавать Демократическое движение — организацию, которая, по идее, должна была вобрать в себя «лучшую часть» КПСС. В феврале 1992, уже в отставке, Михаил Горбачев рассказал журналистам, что после XXVIII съезда партии, учитывая сокращение числа ее членов и взносов, началось изучение вопроса «как выжить». А с этой целью «мы... стали вкладывать деньги в коммерческие структуры».
Началось, как стало известно в результате расследований, организованных после запрещения деятельности КПСС, укрытие гигантских партийных фондов — в коммерческих предприятиях в стране и за границей, на секретных счетах в банках Швейцарии, Италии, Люксембурга, Панамы и т.д. Михаил Горбачев готовился к переменам.
6 августа 1991 г., после встреч с Джорджем Бушем, Михаил Горбачев с супругой отбыли, как каждый год, в отпуск — в Крым, где в Форосе у них была президентская дача. Они уезжали на 2 недели: 20 августа Горбачев должен был председательствовать на очередной ново-огаревской встрече представителей республик, которая должна была завершиться подписанием нового союзного договора. Встреча не состоялась.
Договор не был подписан. История сделала неожиданный поворот. На рассвете 19 августа московское радио зачитало обращение Государственного комитета чрезвычайного положения (ГКЧП), извещавшее советских граждан, что в связи с болезнью президента Горбачева вице-президент Янаев исполняет функции главы государства.
Начался «путч». Спектакль был разыгран перед всем миром, который мог следить за московскими событиями по телевизору или радио. Позднее он будет описан в многочисленных мемуарах, в том числе Михаилом Горбачевым. Но продолжает оставаться тайной. Все в нем удивительно. «Путчистами» стали руководители страны. В ГКЧП — орган «переворота» — вошли: вице-президент Янаев, премьер-министр Павлов, министр обороны Язов, министр внутренних дел Борис Пуго, председатель КГБ Крючков, вице-председатель Совета обороны Олег Бакланов. «Народ» представляли председатель Крестьянского союза СССР В.Стародубцев и президент Ассоциации государственных объединений СССР А. Тизяков.
Каждого из них тщательно выбрал и поставил на занимаемое место лично Михаил Горбачев. Это были его ближайшие соратники. История знает дворцовые перевороты, когда изменяли вернейшие из верных. Августовский «путч», хотя Горбачев представляет его как предательство близких, носил иной характер. До последней минуты «заговорщики» убеждали Горбачева возглавить Комитет, начать действовать решительно, чтобы навести порядок в стране. 18 августа вечером в Форос прилетела делегация от будущих «путчистов» упрашивать президента объявить чрезвычайное положение. Арестованные «путчисты» в показаниях следователям[75] единодушно настаивают на том, что Горбачев знал об их намерениях и уехал в Форос с напутствием: делайте, как хотите. Это следовало понимать: удастся — я буду с вами, не удастся — отвечаете вы. «Путчисты» могут лгать, желая облегчить свою участь. Но Эдуард Шеварднадзе, бывший не у дел, в первом интервью иностранным журналистам выразил предположение: а не участвует ли в «путче» президент?
Два объективных факта позволяют видеть в августовском «путче» спектакль. Первый — программа «заговорщиков». Трудно называть «переворотом» ситуацию, оставляющую на месте всю структуру государственной власти, кабинет министров в полном составе, всю партийную иерархию. Отсутствовал только президент. Но с ним шли переговоры. С ним или его сторонниками, которые оставались в своих кремлевских кабинетах по соседству с «путчистами».
Программа, изложенная в Обращении ГКЧП, несколько отличалась от взглядов Горбачева, которые он излагал в августе 1991 г. накануне «путча», но они точно соответствовали его взглядам в январе этого же года. Позволительно сказать, что «путчисты» протестовали против «августовского» Горбачева, защищая Горбачева «январского». «Путч» можно рассматривать, как форму протеста ближайших соратников генсека и президента против очередного поворота его политики.
Второй объективный факт — техника переворота. Курцио Малапарте написал в 1931 г. книгу под этим заголовком, изложив основные приемы захвата власти. Московские «заговорщики» сделали все наоборот, как бы подчеркивая, что они могли бы, но не хотели. Достаточно перечислить несколько «ошибок». Сообщение о «путче» появилось в понедельник, а не в субботу, когда начинаются всегда войны и перевороты. Не были арестованы потенциальные противники. Не была прервана связь между страной, в которой произошел «переворот», и миром: остались открытыми все пути сообщений, сохранялась телефонная связь, в СССР были допущены сотни иностранных журналистов, в том числе радио и телевидения. В Москву пришло несколько случайных воинских соединений, но командиры не имели никаких приказов. Сразу после «путча» появилось множество легенд о «сопротивлении». Много говорили о том, что могучий инструмент КГБ — группа спецназначения «А-7», известная среди романтиков, как группа «Альфа», отказалась выполнить приказ и атаковать центр сопротивления «путчу» — здание Верховного совета России, в котором находился Борис Ельцин. Выяснилось, что в действительности группа «А-7» приказа штурмовать не получила.