История Франции - Марк Ферро
Роман о нации хранит память о Большом Ферре, каким он был воссоздан под пером Жюля Мишле.
«Неподалеку от Компьеня был городок, плативший подати монастырю святого Корнелия. При приближении англичан жители его попросились в монастырь и с дозволения регента и аббата перебрались туда, прихватив с собой оружие и припасы. Охраной же городка ведал капитан, в услужении у которого находился крестьянин, обладавший невероятной силой, огромного роста, исполненный отваги и мужества, но при то, что он был, огромен, — смиренный и скромный. Его звали Большой Ферре. Вскоре подошли англичане и сказали: “Прогоним отсюда крестьян и захватим монастырь: он крепок, но его легко взять”. Защитники не заметили, как подошел враг. Скоро капитан был окружен и смертельно ранен. Тогда Большой Ферре и другие сказали: “Идемте и дорого продадим наши жизни, ведь пощады нам все равно не будет”. И они вышли из укрытия, побежали со всех сторон и бросились молотить англичан, “словно молотили зерно на току”. И каждая рука, что взлетала вверх, опускаясь вниз, разила насмерть. Большой Ферре, видя, что его капитан смертельно ранен, громко запричитал, а затем ринулся на англичан, а за ним и его товарищи, что были ниже его ростом и уже в плечах. Большой Ферре размахивал тяжелым топором, наносил удары и множил сии удары так хорошо, что вскоре площадь была очищена: не осталось ни одного, кому бы он не расколол шлем или не отсек руку. И вот англичане пустились в бегство: многие прыгали в ров и там тонули. В этот день он сразил более сорока человек. Разгорячившись от такой работы, Большой Ферре выпил много холодной воды, и у него началась лихорадка. Он отправился в свою деревню, добрался до хижины и лег в постель, не забыв положить рядом свой железный топор, который обычный человек едва мог поднять. Узнав про его болезнь, англичане послали двенадцать человек, чтобы убить его. Увидев приближающихся англичан, жена его закричала: “О, бедный мой Ферре, вот идут англичане! Что делать?..” Он же, позабыв о своем недуге, встал, взял топор и вышел на двор. И, прислонившись к стене дома, он одним ударом убил пятерых англичан, а остальные пустились в бегство. Но на дворе стояла жара, он снова выпил холодной воды, и у него вновь началась лихорадка, еще сильнее прежнего, и через несколько дней, приобщившись к святым таинствам, он покинул этот мир и был похоронен на кладбище у себя в деревне. Его оплакивали все его товарищи, со всего края; ибо, если бы он остался жив, англичане бы к ним никогда не вернулись».
«Трудно остаться равнодушным, слушая этот бесхитростный рассказ», — добавляет Мишле. Всем ясно, что этот народ прост и вдобавок груб, неудержим, слеп, это полулюди-полузвери… Этот народ не умеет ни защищать свой дом, ни защищаться от собственных аппетитов. Он поколотил врага, словно зерно на гумне, искрошил его своим топором, но во время этой работы он разгорячился и, как хороший работник, выпил холодной воды и лег, чтобы умереть. Взросший в суровых условиях войны, под хлыстом англичан он из скотины становится человеком. Преображаясь, Жак становится Жанной, Жанной Девственницей, Девой.
Дева вскоре скажет: «Сердце мое обливается кровью, когда я вижу кровь хотя бы одного француза».
Пожалуй, таких слов достаточно, чтобы обозначить в истории подлинное рождение Франции.
Великая чума
К голоду и бедствиям, принесенным войной, добавилась эпидемия чумы, внезапно разразившаяся в 1348 г. Безжалостная болезнь, обе формы которой — бубонная и легочная — были одинаково опасны и заразны и практически не давали шансов на выздоровление. По словам Жана Фруассара, «третья часть всех людей погибла». «Из каждых двадцати жителей в живых оставалось только двое», — писал хронист Жан де Венет. Цифры эти, разумеется, преувеличены, но они хорошо показывают, сколь сильным был страх, охвативший людей: беда, вот она, рядом, и жизнь рушится. В Бордо, например, откуда обычно вывозили около 160 тысяч бочек вина, вина из винограда урожая 1348 г. едва хватило на 6 тысяч бочек, которые в следующем году увезли из города на кораблях. Следствием эпидемии стало появление во Фландрии флагеллантов, людей, бичующих себя во имя искупления грехов, а в Эльзасе начались еврейские погромы. Однако чума не ограничилась 1348 годом — с новой силой она поражает население в 1361 г.; в Лангедоке, например, эпидемия уже распространялась не большими волнами, а возникала очагами и, постепенно затухая, в любую минуту могла пробудиться вновь. Всего во Франции в период с 1347 по 1536 г. насчитывается двадцать четыре вспышки этого заболевания.
Болезнь пощадила лишь труднодоступные горные районы, такие, как Руэрг, или богатые края, где народ хорошо питался, а потому лучше сопротивлялся заразе, в частности Нидерланды и Ломбардию. Нигде чума, косившая людей в одно и то же время с войной, не оставила после себя такого тяжелого следа, как во Франции: в результате население страны уменьшилось почти на треть: с 20–22 миллионов жителей в 1327 г. до 10–12 миллионов к 1450 г., когда завершился этот великий демографический кризис, какого Франция не испытывала никогда прежде.
Страдания, причиненные войной и эпидемией; страх, посеянный бродившими по стране рутьерами; появление агрессивно настроенных шаек бродяг и нищих; огромные финансовые затраты на войну, которая заканчивается поражением, пленением короля и необходимостью собирать деньги на его выкуп, — все это приводит к тому, что Французское королевство оказалось объято «смутой и негодованием». Гнев народа выразился в рвущемся из души крике,
