Государство фюрера: Национал-социалисты у власти: Германия, 1933—1945 - Норберт Фрай
Тем же летом «столица движения» увидела зрелище под названием «2 000 лет немецкой культуры» — инсценировку народного празднества в духе столь любимых национал-социалистами древних германцев. Падким до развлечений потребителям подсовывали в таком разбавленном виде национал-социалистическую идеологическую мешанину, и они глотали ее, даже когда наслаждались крупными спортивными соревнованиями: режим, естественно, делал все возможное, чтобы герои немецкого спорта — Макс Шмелинг, Бернд Роземайер, Рудольф Караччиола — служили ему украшением. Людям затрудняло ориентацию параллельное существование, а зачастую и переплетение распространяющейся все шире политически индифферентной поп-культуры и идеологической начинки, которая, со своей стороны, могла быть весьма противоречивой, как, например, в том случае, когда украшенные щитами «древние германцы» несли по улицам архитектурные макеты в человеческий рост величиной.
Из запланированных проектов возведения монументальных зданий партийных и государственных учреждений, в первую очередь в Берлине и Мюнхене, были реализованы лишь немногие, но именно по ним прежде всего судят об архитектуре национал-социалистической эпохи. К этому побуждают и личное участие Гитлера в их проектировании, и вневременная мегаломания архитектурных замыслов, характерная для идейно-политических установок нацистского руководства, и, наконец, интенсивная пропаганда, сопровождавшая строительство. Но если посмотреть на все фактически построенное в Третьем рейхе, трудно выделить какой-то особый национал-социалистический стиль: функционально-модернистские творения инженерной мысли возводились если не рядом, то, во всяком случае, одновременно с цитаделями в средневековом стиле. Многие общественные сооружения воплощали дух архитектурного традиционализма, который представляла тогда, например, Штутгартская школа во главе с Паулем Бонацем, чье имя не в последнюю очередь связано с автодорожными мостами, гармонично вписанными в окружающий ландшафт. Преувеличенно классицистским вкусам Гитлера после смерти Пауля-Людвига Трооста лучше всего отвечали Герман Гислер и Альберт Шпеер, генеральный инструктор по застройке и реконструкции столицы рейха. Впрочем, в берлинском бюро Шпеера трудились молодые честолюбивые технократы, которые рассматривали «новую архитектуру» и русский конструктивизм как творческий вызов, именно они во время войны входили в «Рабочий штаб по восстановлению городов, разрушенных бомбежками», и в целях усовершенствования противовоздушной обороны разработали проект зеленых поясов, которые окружили послевоенные города[148].
Прагматичный утилитаризм, почти не стесненный какими-либо идеологическими соображениями, характеризовал и отношение режима к естественным и общественным наукам, определяя атмосферу, царившую в университетах. Почти все знания и умения, приобретаемые благодаря современным исследованиям, пускались в дело. Правда, в условиях Третьего рейха идеология и политика ворвались в мир ученых, любивший демонстрировать собственную аполитичность, за которую выдавался утонченный консерватизм. Увольнение в конечном счете трети университетских преподавателей и «утечка мозгов» в связи с эмиграцией около 2 000 ученых отрицательно сказались на качестве исследовательской работы и преподавания. Но уже на этапе консолидации режима восторги по поводу «революции высшей школы», пропагандируемой Национал-социалистическим союзом студентов, поутихли[149]. Позитивистски усердное исследование и изучение, для многих специальностей давно стоявшие на первом месте, теперь, когда повседневная университетская жизнь опять стала входить в нормальное русло, прочно утвердились и в таких дисциплинах, которые раньше носили скорее социально-критический характер.
Попытки разработать национал-социалистическую научную программу увязли в столкновениях противоречивых концепций, и политика, проводившаяся в сфере высшего образования созданным в 1934 г. рейхсминистерством науки, образования и народного просвещения во главе со слабым министром Бернгардом Рустом, ограничивалась в основном тем, чтобы держать в прямом политическом подчинении ректоров университетов как «фюреров высшей школы».
В гуманитарных науках, особенно среди философов, историков и педагогов, идеологизация продвинулась гораздо дальше: здесь у национал-социалистов имелись не только сочувствующие, которых рано или поздно постигало разочарование, но и упорные фанатики — такие, как Эрнст Крик и Вальтер Франк. Их псевдонаучная деятельность, конечно, сбивала с толку студентов, производила опустошения в духовной и культурной сфере, но, по крайней мере, никак не касалась экономики. В этом заключалось важное отличие гуманитарных дисциплин от естественнонаучных исследований, которые в индустриальном государстве вроде Германии никак не могли ограничиваться сведением идеологических счетов[150]. Особенно ясно это показало сокрушительное поражение «немецкой физики» в лице Филиппа Ленарда и Йоханнеса Штарка в борьбе против «еврейской» (ведь она была разработана Альбертом Эйнштейном) теории относительности. Признание заслуг теоретической физики в ходе жаркого диспута в ноябре 1940 г. (его можно было предсказать еще четыре года назад, когда председатель правления «ИГ Фарбен» Карл Бош стал преемником Макса Планка на посту председателя Общества кайзера Вильгельма вместо Штарка) стало предупредительным сигналом для ревнителей «немецкой математики» и «немецкой химии», и без того не имевших большого научного веса. В крупной промышленности и в вермахте у серьезных естественнонаучных исследований были могущественные защитники, но их помощь особенно и не требовалась, поскольку из-за своих военных и автаркических планов режим не мог себе позволить враждовать с наукой.
Политическая заинтересованность в том, чтобы результаты современных исследований применялись с наибольшей пользой, обеспечила и социальным наукам неожиданно широкие возможности развития, несмотря на то что с идейной точки зрения эти науки еще во времена Веймарской республики вызывали подозрение у нацистов. Профессионализация психологической науки, еще молодой академической дисциплины, несмотря на изгнание ведущих ее представителей, произошла именно при национал-социалистах, и даже психоанализ, на который с нацистской точки зрения легко наклеить ярлык «еврейского изобретения», не оказался под запретом. Очень высоко ценилась социология как наука, имеющая практическое применение. Хотя вопрос насчет теоретического развития социальных наук в Третьем рейхе остается открытым, следует, по-видимому, признать, что эмпирические социальные исследования, предшественники современных социальных технологий, переживали период бурного роста[151].
Реакционные идеи и технократический прогрессизм находились в Третьем рейхе в неразрывной связи, не вытеснив, однако, до конца все устоявшееся, нормальное, отвечающее духу времени. Определенные традиции национал-социалисты искореняли открыто и твердой рукой, другие — слегка подправляли, акцентировали или просто игнорировали. В области науки и культуры, в повседневном быту ситуация редко бывала такой же однозначной, как в политической сфере. Насколько жизнь отдельного человека оставалась в тех условиях нормальной, насколько он ощущал изменения, зависело от личных обстоятельств, способностей, убеждений, интересов — и от воли случая.
