Военная история Боспорского царства - Юрий Александрович Виноградов
Формирование отрядов катафрактариев из состава боспорских горожан, видимо, началось несколько позднее, когда события, связанные с войной Митридата VIII против римлян и его брата Котиса в 45–49 годах н. э. (Тас. Ann.XII, 15–21), наглядно показали всю сложность военных действий без помощи союзной конницы. Действительно, в сюжетах многочисленных надгробных рельефов из некрополей Пантикапея и других боспорских городов вплоть до середины I века н. э. не отмечено каких-либо серьезных изменений в комплексе вооружения всадника и снаряжении коня. Впрочем, не известно и ни одного случая, когда умерший был бы представлен в тяжелом защитном доспехе. В данном случае можно согласиться с мнением В. Ф. Гайдукевича, что «надгробные рельефы изображают воинов не в походно-бытовой обстановке, а в парадном виде воина-героя, победителя, выступающего перед зрителем без полного набора ратных доспехов»{84}. Отдельные компоненты доспехов в виде шлема и гораздо реже панциря встречаются только в изображениях конных оруженосцев или слуг, как правило, сопровождавших тяжеловооруженных всадников и, очевидно, перевозивших часть их снаряжения. По-видимому, это делалось, чтобы не утомлять коня катафрактария излишней тяжестью до боя. В этой связи заслуживает внимания сообщение Аммиана Марцеллина о том, что сарматы обычно ведут «в поводу запасную лошадь, одну, а иногда и две, чтобы, пересаживаясь с одной на другую, сохранять силы коней…» (Amm. Marc. XVII, 12, 3). Именно такую картину мы видим в росписи склепа Анфестерия и на рельефе надгробной стелы Юлия Патия, где всадник в остроконечном шлеме, с большим горитом за спиной, держит поводья другой лошади, рядом еще одна, сзади жеребенок. Это была обычная практика для многих кочевых народов. Так, в начале XVI века Сигизмунд Герберштейн пишет о татарской коннице: «При набегах на соседние области каждый ведет с собой, смотря по достатку, двух или трех лошадей, чтобы, когда устанет одна, пересесть на другую и третью; усталых же лошадей они в это время ведут на поводу».
Основная масса лошадей для простых боспорских всадников, конечно, покупалась, захватывалась и выменивалась у соседних степняков или поступала от них же в виде дани, но для создания катафрактарной конницы было необходимо разводить и объезжать крепких рослых скакунов, способных выдержать вес тяжеловооруженного воина. В данном отношении интересно иранское имя Аспург, которое носил основатель династии Тибериев-Юлиев на Боспоре, означающее «имеющий мощных коней». Действительно, рост степных коней этого времени достигал в холке 154 сантиметров.
Очевидная близость длинноногих и поджарых лошадей на местных рельефах и фресках, с одной стороны, и синхронных памятниках парфянского и бактрийского изобразительного искусства — с другой, вполне согласуется с мнением гиппологов, допускающих соответствующее влияние на развитие коневодства в Северном Причерноморье. Для этих лошадей характерны небольшая голова, прямая мускулистая шея и острые, прямо поставленные уши. Ранее всего эта порода засвидетельствована письменными источниками у усуней, населявших Восточный Синьцзян. Китайцы называли таких коней «небесными» и посылали за ними военные экспедиции. Потомками этих скакунов являются ахалтекинские кони, которых до сих пор успешно разводят в Туркмении и нередко используют в качестве дипломатических даров. Их отличают привязанность к хозяину, легкость бега, выносливость и неутомимость. Во время набегов на Персию в XIX веке хивинцы проезжали на таких конях по 120 верст в день, причем в случае необходимости они в течение двух суток могли обходиться без воды.
Лошади лучших пород, очевидно, поставлялись в боспор-скую армию царской конюшней, где им могли обеспечить необходимые хороший уход и кормление. Судя по надписи 234 года, управляющий ею занимал достаточно высокое положение при дворе. Можно предположить, что на Боспоре, как и в царстве Селевкидов, существовали конные заводы, где содержались племенные животные, жили объездчики лошадей и люди, обучавшие обращению с тяжелым всадническим вооружением (Strab. XVI, 2,10). В этом отношении представляет интерес тамга царя Риметалка (131/132-153/154 годы) на пантикапейском надгробии Атты, сына Трифона. Она изображена на лопатке лошади, видимо, полученной из царского табуна. Высокая стоимость хороших лошадей и тяжелых доспехов лишала малоимущие слои возможности служить в катафрактарной коннице. Тацит, описывая сарматских катафрактариев, отмечает, что тяжелые панцири «носят все вожди и знать» (Тас. Hist. I, 79).
Возрастание роли тяжелой кавалерии в боспорской армии привело к ряду изменений в конском снаряжении. Конская узда этого времени включала затылочный, налобный, наносный, подбородочный и нащечные ремни. Для нее характерны удила, по конструкции близкие более ранним сарматским, но несколько усовершенствованные. Такие удила включали грызла, заканчивающиеся прямоугольными рамками, и двукольчатые псалии, позволявшие усилить воздействие на лошадь. Это достигалось за счет крепления нащечного ремня к верхнему концу псалия, а повода — к нижнему. Таким образом, при натягивании повода грызла давили не только на углы рта, но и на всю нижнюю челюсть лошади, вынуждая ее быстрее подчиняться всаднику, что очень важно в условиях быстротекущего конного боя{85}. Подобный способ крепления повода мы видим на известном граффито с изображением катафрактария из города Дура-Европос на Евфрате, в римской провинции Сирия.
Помимо быстрого управления для тяжеловооруженного всадника важно было удержаться на коне при столкновении с противником. Ведь стремена — это достаточно позднее изобретение: впервые они появились в Северном Китае и Корее не ранее IV века н. э. Видимо, выходом в данной ситуации стало усовершенствование конструкции седла, позволявшего обеспечить устойчивую «глубокую» посадку, необходимую для нанесения копейного удара. Создание такой конструкции с использованием деревянной основы, очевидно, следует связывать с центральноазиатским регионом{86}. Не остался в стороне от этого процесса и тесно связанный с кочевым миром Боспор, что наглядно демонстрируют памятники изобразительного искусства римского времени. Так, на верхнем рельефе мраморной стелы сыновей Панталеонта из Горгиппии начала I века н. э. перед всадником изображен слегка загнутый внутрь передний выступ седла с выделенным рельефным валиком краем. На нижнем рельефе присутствуют кони с седлами, имеющими вертикальные выступы и слегка выпуклую поверхность. При этом у первого коня из-под седла свешивается попона со схематично переданными складками. Ближайшей аналогией в данном случае являются массивные парфянские седла с вертикальными передними и задними выступами, известные по терракотовым статуэткам и рельефу рубежа нашей эры в храме Баалшамина в Сиа. Еще один восточный тип седла, засвидетельствованный для Боспора на некоторых фресках и надгробных стелах, — седло в виде вогнутой подушки с приподнятыми округлыми выступами. Оно могло использоваться как всадниками в облегченном доспехе, так и легкой конницей для маневренной стрельбы из лука, что в полной мере демонстрирует гравированный
