Инквизиция и инквизиторы во Франции - Наталия Ивановна Московских
Борьба со спиритуалами вышла за рамки XIII века и протянулась дальше, в век XIV. После 1316 года среди францисканцев разгорелся новый спор — имели или нет Иисус и апостолы кошельки или мешочки для денег. Особенно активно дискутировали в Провансе, где инквизитор Жан де Бельн счел своим долгом разрешить этот спор и авторитетно заявил: «Спаситель имел кошелек». Спиритуалам, однако, его авторитета не хватило, и они продолжили доказывать свои идеи о священной бедности Иисуса Христа и его апостолов.
Папа Иоанн XXII более не захотел этого терпеть. Он заказал известному теологу доминиканцу Хервеусу экспертизу, которая убедительно доказала, что «Иисус Христос не только обладал кошельком, но даже участвовал в торговле недвижимостью». Но это на спиритуалов опять никак не подействовало, и поэтому в 1323 году Иоанн XXII издал буллу «Сит inter nonnullos», где объявил: «Тот, кто упрямо утверждает, что Иисус Христос и апостолы не имели денег и имущества, стоит вне закона и подлежит проклятию».
Это был своего рода сигнал для ужесточения гонений на спиритуалов. С этого момента они окончательно вошли в базовый набор еретиков, заняв место рядом с катарами и вальденсами.
Великий брак по расчету:
инквизиция и светская власть
Тем временем позиции инквизиции продолжали укрепляться, чему способствовало нахождение общего языка с местными властями. Во Франции, где церковные и светские власти относительно быстро установили баланс интересов, это было особенно заметно.
Пройдя через споры и даже через противостояние, они научились не только сосуществовать друг с другом, но и тесно взаимодействовать. Пример подала французская корона, которая, с одной стороны, демонстрировала верность папскому престолу, а с другой — извлекала из этого для себя материальную выгоду.
Главным, разумеется, был вопрос об имуществе, конфискованном у еретиков, и денежных штрафах, которые выплачивали как сами еретики, так и люди, обвиненные в пособничестве ереси. Стоило чиновникам и инквизиторам на самых разных уровнях договориться о дележе, как между ними установились отношения, близкие к гармонии. Так, например, в Альби местный епископ Бернар де Кастане и инквизитор Фульк де Сен-Жорж помогли королю провести обширные конфискации, значительно пополнившие казну как государства, так и церкви; часть этих денег пошла на строительство в городе нового собора.
Большую прибыль союз с инквизицией приносил местным сеньорам. Граф Альфонс Пуатье, как пишет А. Мейкок, обильно жертвовал на монастыри и больницы и не думал скрывать, что доходы получает благодаря конфискациям, которые инквизиция проводит по его желанию. В 1268 году он предложил инквизиторам обосноваться в своем замке Лаво, мотивируя это тем, что так будут снижены издержки на их содержание. Немаловажно, наверное, было и то, что после новоселья инквизиторы, в случае надобности, всегда находились у него под рукой.
Такое положение вполне устраивало инквизицию, тем более что она хотя и выполняла часто заказы местных властей, вела вполне самостоятельное существование. Инквизиторы, оправдывая репутацию верных «сторожевых псов церкви», могли мертвой хваткой вцепиться и во владетельного сеньора, чьи интересы совсем недавно обслуживали, — если он вдруг чем-то не угодил Риму. Но основное их внимание по-прежнему было обращено на катарскую ересь, борьба с которой была, можно сказать, поставлена на поток.
Катары отчаянно сопротивлялись. В 1285 году они попытались захватить славящееся особой жестокостью отделение инквизиции в Каркасоне, дабы уничтожить хранящиеся в нем реестры, но их выдал агент инквизиции Жан Лагарригю, сам бывший катар, действующий по заданию инквизитора Жана Галанда.
Инквизиция ответила на это усилением жестоких мер, которые обращены были не только на еретиков, но и на все население. Арестовывались все, кто попадал под подозрение. Ни в чем не повинные люди, не выдержав пыток, оговаривали своих родственников, друзей и знакомых, те делали то же самое — и так далее, по цепочке.
Ужаснувшись происходящим, в 1290 году светские власти Каркасона пошли на конфликт с властями духовными и обратились с просьбой усмирить инквизиторов… нет, не к папе римскому, а к королю Филиппу IV.
XIV век. Время противостояний
«Крестовый поход» против инквизиции
Получив жалобу из Каркасона, Филипп IV потребовал от инквизиторов поумерить пыл, но зримых результатов это не дало. Инквизиция в Лангедоке продолжала зверствовать: тюрьмы были переполнены, вновь увеличились штрафы, обычным делом стала конфискация имущества.
Французский король был оскорблен таким пренебрежением к себе. И тут весьма кстати на авансцену вышел францисканский монах Бернар Делисье, который в конце июня 1300 года открыто выступил против инквизиции. Повод был не такой уж и значительный. Во францисканский монастырь в Нарбонне прибыл инквизитор доминиканец Николя д’Абвиль, чтобы провести следствие по делу умершего монаха Кастеля Фабри. Бернар Делисье, друг Фабри, пытался защищать его честь, утверждая, что он был истинным католиком, но инквизитор отмахнулся от его показаний, и Фабри посмертно был признан еретиком. Делисье, однако, не успокоился. На его удачу в это время в провинции действовали два королевских следователя, у которых с инквизицией были свои трения. Они с готовностью выслушали Делисье, и через них об этом деле стало известно королю, который принял эту историю близко к сердцу. Это, кстати, уберегло Делисье, который, закусив удила, бросился разоблачать злоупотребления инквизиции и на которого, как можно понять, у инквизиции вырос зуб.
В конце 1301 года Филипп IV принял Делисье. На аудиенции францисканец сказал, что ересь в Лангедоке давно побеждена и инквизиторы придумывают врагов церкви, чтобы сохранить свою неограниченную власть. По его словам, при существующих порядках инквизиция могла бы обвинить в ереси самих святых Петра и Павла, и те не были бы в состоянии оправдаться. Делисье заявил: «Каким же образом могли бы святые апостолы защищать себя, особенно при том условии, что всякого, явившегося к ним на помощь, сейчас же обвинили бы в сочувствии ереси?»
Как можно догадаться, к этим речам король отнесся благосклонно. 8 декабря 1301 года Филипп IV пишет епископу Тулузскому об инквизиторе Фульке де Сен-Жорже: «В то время как его долг заключался в искоренении заблуждений и пороков, он употребил свою власть лишь на их поддержку; под прикрытием дозволенного подавления он осмелился на вещи целиком незаконные, под видом благочестия — на вещи кощунственные и бесчеловечные; наконец, под предлогом защиты католической веры он совершал ужасные и омерзительные дела». На этом король не остановился и отправил в Лангедок комиссию, во главе которой поставил Делисье. Комиссия должна была во всем разобраться и представить его величеству отчет, но, учитывая то, кто ею руководил, о результатах
