Лев Белоусов - Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко
Появление старой любовницы не осталось не замеченным Ракеле. Когда она напрямую спросила об этом Муссолини, он не стал отнекиваться, но заявил, что виделся с Клареттой лишь однажды, дабы положить этому конец. Ракеле не поверила супругу. Ее душили обида и ненависть к расфуфыренной сопернице, которая преследовала семью и не собиралась оставить мужа в покое. Чуть ли не ежедневно Ракеле получала письма от друзей и недругов Муссолини, но еще чаще от анонимных авторов. Не щадя ее женских чувств, они живописали подробности свиданий Бенито с «этой женщиной», вокруг которой плелась запутанная сеть интриг. Однажды Ракеле стало известно, что Марчелло Петаччи, по-прежнему пользовавшийся дурной славой, якобы приобрел за огромные деньги скоростной катер, который мог быть использован не только для развлекательных прогулок по озеру, но и для похищения Муссолини. Кто и зачем собирался его похитить, Ракеле не уточняла. Тем не менее она решила поставить точку над і и потребовала у Буффарини-Гвиди организовать ей встречу с Клареттой. Кроме того, она знала, что у соперницы сохранились копии 13 писем Муссолини, которые явно могли его скомпрометировать. Но главным мотивом этого демарша была все-таки не боязнь за судьбу диктатора, а безумная ревность и ненависть к женщине, разрушавшей ее семейный покой.
Кульминация любовной драмы, давно переросшей в фарс, наступила 24 октября 1944 года. Буффа-рини-Гвиди не мог противостоять напору рассвирепевшей Ракеле, но не мог и взять на себя ответственность за возможные последствия такого визита. Поэтому он решил подстраховаться, поставил в известность Муссолини и получил его согласие. То, что произошло вслед за этим, описано обеими женщинами по-разному. В изложении Ракеле сцена выяснения отношений была малоприятной, но относительно мирной. «Я всегда полагала, — пишет она, — что во всех случаях лучше всего спокойно объясниться. Видимо, для Петаччи мой визит стал полной неожиданностью. Она долго не появлялась. Наконец спустилась со второго этажа в домашнем платье. Вид у нее был растерянный. Молодой немецкий офицер, выполнявший функции охраны, сопровождал ее и присутствовал во время всего разговора (он даже обыскал меня)… Я старалась убедить эту женщину, — продолжает Ракеле, — которая, без сомнения, любила Муссолини (из тюрьмы в Новаре она посылала мужественные письма), что мы обе должны пожертвовать своими личными чувствами и переживаниями, нельзя беспокоить дуче в такой трудный для нации момент. Я объяснила ей, что иначе мы поставим себя под угрозу, а она может даже быть убита». Ракеле имела в виду те письма с обещаниями физической расправы над Клареттой, которые она получала от фашистских фанатиков, считавших, что любовница плохо влияет на дуче и мешает ему управлять страной.
В описании Кларетты сцена выглядит более бурной, а поведение Ракеле — более агрессивным. Дрожа от возмущения и гнева, она ворвалась в дом, когда Кларетта еще пребывала в постели. Ей понадобилось время, чтобы немного привести себя в порядок. Затем она спустилась в гостиную первого этажа и расположилась в кресле. Кроме Ракеле, в комнате находились Буффарини-Гвиди и майор Шоглер, явно не скрывавший своего любопытства. Кларетта чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Она молчала, теребя в руках носовой платок, и лишь изредка поднимала глаза на стоявшую перед ней женщину, которая, не стесняясь в выражениях, требовала оставить ее мужа в покое.
Молчание любовницы приводило Ракеле в ярость. Ее наступление было столь агрессивным, что Кларетта дважды теряла сознание, и Буффарини-Гвиди с трудом удавалось привести ее в чувство. Очнувшись, она попыталась успокоить разбушевавшуюся гостью. «Успокойтесь, синьора, — с трудом выдавила из себя Кларетта. — Ваш муж любит вас. Он никогда не позволял никому говорить о вас плохо». Затем она предложила Ракеле забрать копии писем Муссолини, но это лишь обострило ситуацию и привело к новой вспышке гнева. В какой-то момент, когда жена дуче вплотную приблизилась к креслу, Кларетте показалось, что она была уже не способна себя контролировать. «Стоя напротив, она уперла руки в бока и, краснея от напряжения, начала оскорблять меня нехорошими словами».
Пытаясь разрядить обстановку, майор Шоглер набрал номер Муссолини и передал трубку Петаччи. «Здесь твоя жена, Бен. Она кричит и ругается, что мне делать?» — «Прекратите скандалить, — вяло промямлил дуче. — С этим действительно пора покончить». В этот момент Ракеле выхватила трубку и набросилась на Муссолини. Он признался, что был осведомлен о ее поездке, но тем самым лишь подлил масла в огонь. Плача навзрыд, Кларетта упала в кресло, закрыла лицо платком и больше уже не отнимала его от глаз. Напоследок, так ничего толком и не добившись, разъяренная женщина еще раз пригрозила, что в недалеком будущем «содержанка» непременно окажется на площади Лорето. Имея в виду одну из миланских площадей, на которой были казнены 15 юных итальянцев, Ракеле вряд ли всерьез предполагала, что ее слова окажутся пророческими.
Придя домой, она дала волю слезам. Муссолини несколько раз звонил ей из резиденции, а вернувшись, попытался утешить. Ракеле не верила его словам, как, впрочем, не верил и он сам. Каждая по-своему, но ему были дороги обе женщины. Они обе глубоко страдали из-за него, обе любили и не могли уступить друг другу. Поэтому спустя некоторое время после скандала страсти улеглись, и все вернулось «на круги своя».
Гибель в объятиях возлюбленной
1944 год был уже на исходе. Он не принес Муссолини и его «социальной республике» ничего хорошего. На Восточном фронте дела шли все хуже, войска Объединенных Наций высадились на побережье Франции, набирало силу партизанское движение в самой Италии, а армия союзников во главе с генералом X. Александером, действовавшая на юге, развернула наступление по всему фронту и сумела существенно потеснить фашистов на север Апеннин. Какой-то «доброжелатель» подсунул дуче переведенную с английского книжку под названием «Процесс Муссолини», в которой анонимный автор угадал одну из его сокровенных мыслей — попасть в руки союзников. В книге верно отмечалось, что в создании неоправданно привлекательного международного образа дуче были повинны и те политические деятели Англии, в том числе Чемберлен и Черчилль, которые до начала войны лили елей на его имя. Захватив Муссолини, Черчилль мог бы реабилитировать себя за прежние восхваления. В выигрыше оказался бы и сам дуче, ибо такой исход давал шанс на выживание.
Еще одна возможность, которую взвешивал Муссолини, — бежать с Клареттой куда подальше, где можно было бы надежно укрыться и тихо скоротать оставшиеся годы. Любовница предлагала с этой целью инсценировать его гибель в автокатастрофе или как-либо еще, а доктор Захариа брался обеспечить безопасный переезд в Испанию. Сам Муссолини обсуждал с начальником полиции Тамбурини план перехода на подводной лодке в Полинезию, Японию или в Аргентину, откуда он получил письмо, написанное одной из его бывших возлюбленных Франческой Лаваньини. Она уже давно обосновалась в этой латиноамериканской стране, но помнила немногие счастливые дни своей юности, проведенные с Бенито, и была готова вновь принять его в свои объятия. Думал Муссолини и о том, чтобы уже сейчас умереть естественной смертью от болезни, а еще лучше — от шальной пули или другой неожиданной напасти. Однако мрачный, безысходный пессимизм обрекал диктатора на пассивное ожидание печального финала. День ото дня кольцо сжималось все уже, не оставляя ни малейших шансов на выживание.
Весной 1945 года Муссолини все же предпринял попытку спастись. Он и прежде вел двойную игру, стараясь через церковные верхи установить контакты с командованием союзных армий в Италии. Но каждый раз приходил неизменный ответ — безоговорочная капитуляция. Вот и теперь, обратившись с предложением «пресечь всякое неконтролируемое и экстремистское движение со стороны иррегулярных частей (партизанские отряды, коммунисты, митинги)», Муссолини обещал распустить фашистскую партию и создать коалиционное правительство «любого направления». Ему все еще казалось, что он олицетворяет в Италии законную власть и с ним можно иметь дело. Оперируя политическими категориями прошлого, дуче совершенно утратил чувство реальности. Поэтому его удивляла та категоричность, с которой союзники по антифашистской коалиции отвергали любое его предложение.
16 апреля 1945 года Муссолини в последний раз провел заседание кабинета министров, объявив о своем решении в течение 48 часов перевести правительство в Милан. На следующий день, вопреки приказу Вольфа оставаться на месте, дуче попрощался с семьей, велел Кларетте собирать вещи и под охраной мощного эскорта укатил в Милан. Вольф к тому времени уже отбыл в Берлин, отдав распоряжение двум эсэсовцам не спускать глаз с Муссолини и в случае попытки к бегству прикончить его.
