Антон Деникин - Вооруженные силы Юга России. Январь 1919 г. – март 1920 г.
Рада волновалась, атаман призывал к осторожности, И. Макаренко требовал отменить немедленно все приказы военных начальников, изгнать генерала Покровского из пределов Кубани и обратиться к населению с призывом «Отечество в опасности», подняв казаков на защиту Кубанского края…
29—30 октября генерал Врангель через профессора Соколова докладывал мне политическую обстановку в Екатеринодаре, оценивая шансы на успех выступления в «50 процентов». Сообразно этому он предлагал на мое усмотрение одну из следующих комбинаций, не имевших между собой никакой внутренней связи и отражавших лишь личные побуждения командующего армией: 1) уехать ему в армию, предоставив Покровскому свободу действий; 2) уехать, потребовав от Покровского «невмешательства во внутренние дела Кубани»; 3) произвести под его, генерала Врангеля, руководством выступление и 4) предоставить генералу Покровскому принять меры по его усмотрению и затем выступить самому генералу Врангелю в Раде…
Генерал Покровский иначе расценивал обстановку, что видно из телеграфного доклада генерала Науменко барону Врангелю: «Вчера (1 ноября) говорил с Покровским. У него все организовано, и он безусловно уверен».
Я не видел причин, чтобы менять исполнителей или останавливаться на полдороге, вполне разделяя первоначальное мнение генерала Врангеля, что в такой момент «отказ от военного вмешательства будет признаком слабости, что равносильно гибели». И потому 31 октября я послал барону телеграмму:
«Приказываю Вам немедленно привести в исполнение приказание мое № 016729 и принять по Вашему усмотрению все меры к прекращению преступной агитации в Екатеринодаре, входящем в Ваш армейский район. № 014598.»
В тот же день барон Врангель послал нарочным соответственное приказание генералу Покровскому, которое должно было быть вручено последнему «по подаче войсковым атаманом в отставку, что ему одновременно с сим дан совет сделать». Атаман совета не принял…
5 ноября генерал Покровский предъявил Раде ультимативное требование о выдаче Калабухова и о «прекращении травли Добровольческой армии…».
Атаман убеждал Раду подчиниться этим требованиям. На этой почве произошло бурное столкновение между ним и Макаренко, который потребовал свержения атамана и передачи власти президиуму Рады. Последовавшим голосованием, однако, выражено было доверие атаману, после чего Макаренко заявил, что «ввиду такого непонятного поведения Рады он вынужден сложить с себя полномочия», и исчез. Утром 6-го генерал Покровский повторил свое требование, прибавив к нему выдачу двенадцати главарей самостийной группы, указав предельным сроком исполнения полдень, к какому времени назначен был «парад» екатеринодарского гарнизона (Кубанская бригада, военное училище и конвойные сотни. Дрейер, а за ним Скопцов говорят о «сформированном главным командованием офицерском отряде полковника Карташова». Это неверно. Дав определенную задачу, я не вмешивался в исполнение)…
Рада подчинилась всем предъявленным требованиям. Указанные Покровским лица добровольно явились в атаманский дворец, где и были арестованы. Калабухов был предан военно-полевому суду и по приговору его повешен в ночь на 7 ноября. На другой день барон Врангель выступил в Раде, встретившей его шумными овациями…
Рада выслушала долгую речь генерала Врангеля стоя и впоследствии не могла простить и себе, и ему этого унижения…
Депутация Рады поздней ночью принята была мною в Ростове на вокзале, ходатайствуя о судьбе арестованных и свидетельствуя о готовности кубанцев вести борьбу до конца в полном единении с Добровольческой армией…
Не удовлетворение, а глубокую скорбь вызвали во мне их «покаянные» речи. Вынужденный в силу государственной необходимости на применение суровых мер, я знал, что удар по кубанским демагогам косвенно отзовется на самосознании кубанского казачества, имевшего большие заслуги и неповинного в политической игре, казачества, с которым нас связывали лучшие страницы боевой страды, к которому я относился с глубочайшей симпатией…
Но иного выхода не было.
Одиннадцать арестованных членов Рады я приказал выслать за границу. Скрывшийся И. Макаренко после нескольких недель скитаний по хуторам и плавням, получив от Ставки через третьих лиц гарантию безопасности, вернулся в Екатеринодар. Он явился к начальнику нашего Военного управления и поведал о том, что много пережил, передумал за это время и решил совершенно отойти от политической деятельности. Обещание свое выполнил.
Поднять против командования донцов и терцев кубанским послам не удалось. 7 ноября я посетил заседание Донского Круга и в большой, почти трехчасовой речи развернул перед ним картину военно-политического положения противобольшевистских фронтов – тяжелого и грозного. Основы и мотивы нашей внешней политики. Историю взаимоотношений с казачеством и распри с Кубанью. Круг слушал с глубоким вниманием и отзывчивостью. Создавшееся на Круге настроение побудило кубанских послов покинуть в тот же день Новочеркасск, не дожидаясь ответа Круга. Ответ последовал лишь 11-го, составлен был в примирительных тонах и заканчивался пожеланием, чтобы «происшедшие на Кубани печальные события не отразились на работе Рады, которая в целом должна быть выше всяких подозрений». Агеев – заместитель председателя Круга – под влиянием этих настроений сложил свои полномочия и отбыл для лечения в Грузию…
На Тереке кубанские послы встретили еще менее сочувствия, и председатель терского правительства в заседании Круга 19 ноября при общем одобрении говорил о «злокачественном нарыве», который, «к сожалению, был вскрыт другой силой, а не самими кубанцами».
В большинстве российских организаций и печати действия Южной власти в кубанском вопросе встретили полное сочувствие.
В ближайшие дни Рада вынесла ряд резолюций – об единении с Добровольческой армией, о скорейшем создании Южно-русской власти, о лишении полномочий парижской делегации. Поручила финансово-экономической комиссии пересмотреть экономическую политику края, в частности вопрос о таможенных рогатках (комиссия эта, подсчитав кубанские провенансы, нашла, что «открытие границ невыгодно даже с Доном», и в середине декабря постановила «признать невозможным безоговорочное установление свободной торговли… и необходимым сохранение вмешательства краевой власти в хозяйственно-экономические отношения населения»).
Вместе с тем Рада изменила основные положения кубанской конституции:
1. Законодательная Рада упраздняется, и функции ее переходят к Краевой Раде.
2. Для избрания атамана учреждается особая атаманская Рада (временно эти функции несет Краевая Рада).
3. Правительство ответственно перед Краевой Радой.
4. Войсковому атаману в случае несогласия с вотумом недоверия правительству принадлежит право роспуска Краевой Рады. Рада нового состава должна быть собрана не позднее двух месяцев. Повторенный ею вотум недоверия правительству влечет за собой его отставку.
5. Положение об управлении Кубанским краем не может быть изменено правительством в порядке 57-й статьи.
10 ноября сложил свои полномочия кубанский атаман генерал Филимонов, невзирая на настойчивые просьбы Рады. Он объяснил свой отказ тем обстоятельством, что с изменением конституции атаманские права расширяются до пределов, превышающих определенные Радой при его выборах; что, как показали все предшествующие события, он не объединяет все слои населения края…
В письме своем ко мне он приводил другие мотивы:
«В событиях последних дней на Кубани для меня лично оказалось самым тяжелым – это переданное мне через третьих лиц Ваше мнение о неприемлемости моего пребывания на посту кубанского атамана… Являясь убежденным и последовательным сторонником идеи воссоздания России, я ни одной минуты не мыслил возможности работать без Вашего сочувствия и доброжелательства; поэтому, как только я узнал, что этих условий в настоящее время нет, я немедленно, несмотря на единодушное доверие Рады, сложил с себя полномочия…»
Главное действующее лицо екатеринодарских событий генерал Покровский предъявил свои права на атаманскую булаву…
Барон Врангель называл имена двух кандидатов – Науменко и Покровского. Я считал дальнейшее вмешательство в компетенцию Рады ненужным и ответил, что, «не зная обстановки на Кубани, воздерживаюсь от участия в этом деле…».
Покровский был настойчив. 11 ноября по аппарату между ним и генералом Врангелем происходил разговор:
Генерал Покровский: Отставка Александра Петровича (генерал Филимонов) воспринята в окончательной форме. До восьми часов были заседания в отделах, обсуждались кандидатуры, выдвинуты: Науменко, Улагай, Филимонов, Успенский. Меня боятся… Полагаю, что нужно применить форс-мажор.
