Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

Нeтъ, въ качествe поддержки профессора никуда не годятся.

Пытаюсь разсмотрeть свою ситуацiю теоретически. Къ чему "теоретически" сводится эта ситуацiя? Надо полагать, что я попалъ сюда потому, что былъ нуженъ болeе высокому начальству -- вeроятно, начальству изъ чекистовъ. Если это такъ -- на Стародубцева, если не сейчасъ, такъ позже можно будетъ плюнуть, Стародубцева можно будетъ обойти такъ, что ему останется только {102} зубами лязгать. А если не такъ? Чeмъ я рискую? Въ концe концовъ, едва-ли большимъ, чeмъ просто лeсныя работы. Во всякомъ случаe, при любомъ положенiи, попытки актива вцeпиться въ икры -- нужно пресeкать въ самомъ корнe. Такъ говоритъ моя совeтская теорiя. Ибо, если не осадить сразу, -заeдятъ. Эта публика значительно хуже урокъ. Хотя бы потому, что урки -гораздо толковeе. Они, если и будутъ пырять ножомъ, то во имя какихъ-то конкретныхъ интересовъ. Активъ можетъ вцeпиться въ горло просто изъ одной собачьей злости -- безъ всякой выгоды для себя и безо всякаго, въ сущности, расчета... Изъ одной, такъ сказать, классовой ненависти...

Въ тотъ же вечеръ прохожу я мимо стола Стародубцева.

-- Эй, вы, какъ ваша фамилiя? Тоже -- профессоръ?

Я останавливаюсь.

-- Моя фамилiя -- Солоневичъ. Я -- не профессоръ.

-- То-то... Тутъ идiотамъ плохо приходится.

У меня становится нехорошо на душe. Значитъ -- началось. Значитъ, нужно "осаживать" сейчасъ же... А я здeсь, въ УРЧ, -- какъ въ лeсу... Но ничего не подeлаешь. Стародубцевъ смотритъ на меня въ упоръ наглыми, выпученными, синими съ прожилками глазами.

-- Ну, не всe же идiоты... Вотъ вы, насколько я понимаю, не такъ ужъ плохо устроились.

Кто-то сзади хихикнулъ и заткнулся. Стародубцевъ вскочилъ съ перекошеннымъ лицомъ. Я постарался всeмъ своимъ лицомъ и фигурой выразить полную и немедленную, психическую и физическую, готовность дать въ морду... И для меня это, вeроятно, грозило бы нeсколькими недeлями изолятора. Для Стародубцева -- нeсколькими недeлями больницы. Но послeдняго обстоятельства Стародубцевъ могъ еще и не учитывать. Поэтому я, предупреждая готовый вырваться изъ устъ Стародубцева матъ, говорю ему этакимъ академическимъ тономъ:

-- Я, видите ли, не знаю вашего служебнаго положенiя. Но долженъ васъ предупредить, что, если вы хоть на одну секунду попробуете разговаривать со мною такимъ тономъ, какъ разговаривали съ профессоромъ Фрейденбергомъ, то получится очень нехорошо...

Стародубцевъ стоитъ молча. Только лицо его передергивается. Я поворачиваюсь и иду дальше. Вслeдъ мнe несется:

-- Ну, подожди же...

И уже пониженнымъ голосомъ присовокупляется матъ. Но этого мата я "оффицiально" могу и не слышать -- я уже въ другой комнатe...

Въ тотъ же вечеръ, сидя на своемъ полeнe, я слышу въ сосeдней комнатe такой дiалогъ.

Чей-то голосъ:

-- Тов. Стародубцевъ, что такое их-тi-о-логъ?

-- Ихтiологъ? Это рыба такая. Допотопная. Сейчасъ ихъ нeту.

-- Какъ нeту? А вотъ Медгора требуетъ сообщить, сколько у насъ на учетe ихтiологовъ. {103}

-- Вотъ тоже, сразу видно -- идiоты съ университетскимъ образованiемъ... -- Голосъ Стародубцева повышается въ расчетe на то, чтобы я смогъ слышать его афоризмъ. -- Вотъ тоже удивительно: какъ съ высокимъ образованiемъ -- такъ непремeнно идiотъ. Ну, и напиши имъ: никакихъ допотопныхъ рыбъ въ распоряженiи УРЧ не имeется. Утри имъ .... носъ.

Парень замолкъ, видимо, приступивъ къ "утиранiю носа". И вотъ, къ моему ужасу, слышу я голосъ Юры:

-- Это не рыба, товарищъ Стародубцевъ, а ученый... который рыбъ изучаетъ.

-- А вамъ какое дeло? Не разговаривать, когда васъ не спрашиваютъ, чортъ васъ возьми!.. Я васъ тутъ научу разговаривать... Всякiй сукинъ сынъ будетъ лeзть не въ свое дeло...

Мнe становится опять нехорошо. Вступиться съ кулаками на защиту Юры -будетъ какъ-то глупо, въ особенности, пока дeло до кулаковъ еще не доходитъ... Смолчать? Дать этому активу прорвать нашъ фронтъ, такъ сказать, на Юриномъ участкe?.. И на какого чорта нужно было Юрe лeзть съ его поправкой... Слышу срывающiйся голосъ Юры:

-- Слушаюсь... Но только я доложу объ этомъ начальнику УРЧ. Если бы ваши допотопныя рыбы пошли въ Медгору, -- была бы непрiятность и ему.

У меня отходитъ отъ сердца. Молодцомъ Юрчикъ, выкрутился... Но какъ долго и съ какимъ успeхомъ придется еще выкручиваться дальше?

___

Насъ помeстили на жительство въ палаткe. Было электрическое освeщенiе и съ потолка вода не лилась. Но температура на нарахъ была градусовъ 8-10 ниже нуля.

Ночью пробираемся "домой". Юра подавленъ...

-- Нужно куда-нибудь смываться, Ватикъ... Заeдятъ. Сегодня я видалъ: Стародубцевъ выронилъ папиросу, позвалъ изъ другой комнаты профессора М. и заставилъ ее поднять... Къ чортовой матери: лучше къ уркамъ или въ лeсъ...

Я тоже думалъ, что лучше къ уркамъ или въ лeсъ. Но я еще не зналъ всего, что намъ готовилъ УРЧ, и мeсяцы, которые намъ предстояло провести въ немъ. Я также недооцeнивалъ волчью хватку Стародубцева: онъ чуть было не отправилъ меня подъ разстрeлъ. И никто еще не зналъ, что впереди будутъ кошмарныя недeли отправки подпорожскихъ эшелоновъ на БАМ, что эти недeли будутъ безмeрно тяжелeе Шпалерки, одиночки и ожиданiя разстрeла...

И что все-таки, если бы не попали въ УРЧ, то едва-ли бы мы выбрались изъ всего этого живьемъ.

РАЗГОВОРЪ СЪ НАЧАЛЬСТВОМЪ

На другой день ко мнe подходитъ одинъ изъ профессоровъ-уборщиковъ.

-- Васъ вызываетъ начальникъ УРЧ, тов. Богоявленскiй... {104}

Нервы, конечно, уже начинаютъ тупeть. Но все-таки на душe опять тревожно и нехорошо. Въ чемъ дeло? Не вчерашнiй ли разговоръ со Стародубцевымъ?

-- Скажите мнe, кто, собственно, этотъ Богоявленскiй? Изъ заключенныхъ?

-- Нeтъ, старый чекистъ.

Становится легче. Опять -- одинъ изъ парадоксовъ совeтской путаницы... Чекистъ -- это хозяинъ. Активъ -- это свора. Свора норовитъ вцeпиться въ любыя икры, даже и тe, которыя хозяинъ предпочелъ бы видeть неизгрызанными. Хозяинъ можетъ быть любою сволочью, но накинувшуюся на васъ свору онъ въ большинствe случаевъ отгонитъ плетью. Съ мужикомъ и рабочимъ активъ расправляется болeе или менeе безпрепятственно. Интеллигенцiю сажаетъ само ГПУ... Въ столицахъ, гдe активъ торчитъ совсeмъ на задворкахъ, это мало замeтно, но въ провинцiи ГПУ защищаетъ интеллигенцiю отъ актива... Или, во всякомъ случаe, отъ самостоятельныхъ поползновенiй актива.

Такая же закута, какъ и остальные "отдeлы" УРЧ. Задрипанный письменный столъ. За столомъ -- человeкъ въ чекистской формe. На столe передъ нимъ лежитъ мое "личное дeло".

Богоявленскiй окидываетъ меня суровымъ чекистскимъ взоромъ и начинаетъ начальственное внушенiе, совершенно безпредметное и безсмысленное: здeсь, дескать, лагерь, а не курортъ, здeсь, дескать, не миндальничаютъ, а съ контръ-революцiонерами въ особенности, за малeйшее упущенiе или нарушенiе трудовой лагерной дисциплины -- немедленно подъ арестъ, въ ШИЗО, на девятнадцатый кварталъ, на Лeсную рeчку... Нужно "взять большевицкiе темпы работы", нужна ударная работа. Ну, и такъ далeе.

Это свирeпое внушенiе дeйствуетъ, какъ бальзамъ на мои раны: эффектъ, какового Богоявленскiй никакъ не ожидалъ. Изъ этого внушенiя я умозаключаю слeдующее: что Богоявленскiй о моихъ статьяхъ знаетъ, что оныя статьи въ его глазахъ никакимъ препятствiемъ не служатъ, что о разговорe со Стародубцевымъ онъ или ничего не знаетъ, или, зная, никакого значенiя ему не придаетъ и что, наконецъ, о моихъ будущихъ функцiяхъ онъ имeлъ то самое представленiе, которое столь блестяще было сформулировано Насeдкинымъ: "что -- куда"...

-- Гражданинъ начальникъ, позвольте вамъ доложить, что ваше предупрежденiе совершенно безцeльно.

-- То-есть -- какъ такъ безцeльно, -- свирeпeетъ Богоявленскiй.

-- Очень просто: разъ я попалъ въ лагерь -- въ моихъ собственныхъ интересахъ работать, какъ вы говорите, ударно и стать цeннымъ работникомъ, въ частности, для васъ. Дeло тутъ не во мнe.

-- А въ комъ же, по вашему, дeло?

-- Гражданинъ начальникъ, вeдь черезъ недeлю-двe въ одной только Погрe будетъ 25-30 тысячъ заключенныхъ. А по всему отдeленiю ихъ будетъ тысячъ сорокъ-пятьдесятъ. Вeдь вы понимаете: какъ при такомъ аппаратe... Вeдь и мнe въ конечномъ счетe придется отвeчать, всему УРЧ и мнe -- тоже. {105}

-- Да, ужъ насчетъ -- отвeчать, это будьте спокойны. Не поцеремонимся.

-- Ну, конечно. На волe тоже не церемонятся. Но вопросъ въ томъ, какъ при данномъ аппаратe организовать разсортировку этихъ сорока тысячъ? Запутаемся вeдь къ чертовой матери.

-- Н-да. Аппаратъ у насъ -- не очень. А на волe вы гдe работали?

Я изобрeтаю соотвeтствующiй моменту стажъ.

-- Такъ. Что-жъ вы стоите? Садитесь.

-- Если вы разрeшите, гражданинъ начальникъ. Мнe кажется, что вопросъ идетъ о квалификацiи существующаго аппарата. Особенно -- въ низовкe, въ баракахъ и колоннахъ. Нужно бы небольшiе курсы организовать. На основe ударничества.

И я запинаюсь... Усталость... Мозги не работаютъ... Вотъ дернула нелегкая ляпнуть объ ударничествe. Не хватало еще ляпнуть что-нибудь о соцiалистическомъ соревнованiи: совсeмъ подмочилъ бы свою нарождающуюся дeловую репутацiю.