Тэлфорд Тейлор - От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны
В то время в штаб-квартире мы не только остро воспринимали все эти перипетии, принесенные перемирием. Мы были твердо убеждены в том, что конец войны не за горами. Однако вместо ее окончания ворота, ведущие к расширению второй мировой войны, распахнулись широко и безвозвратно.
Фред Уинтерботэм
«Самый секретный источник»[49]
25 мая 1945 года по распоряжению премьер-министра я послал телеграммы всем командующим союзными войсками и их штабам на Европейском театре военных действий, которые получали разведывательные данные из «самого секретного источника», как называл его Уинстон Черчилль.
В телеграмме предлагалось не разглашать источник информации, которую они получали, чтобы не причинить ущерба будущим операциям Интеллидженс сервис и не давать повода нашим противникам возложить вину за свое поражение на этот источник. Через 30 лет время изменило оба эти условия секретности. Методы, применявшиеся Интеллидженс сервис и дешифровщиками, получили широкую огласку и были известны правительствам и разведывательным службам всего мира, а наши противники в минувшей войне стали нашими союзниками.
Однако право победителя в войне не раскрывать, каким образом и как часто он разгадывал шифры противника, и в нашей книге это право сохраняется. В разгар военных действий германские военные ведомства рассылали свыше 2 тысяч радиограмм в день. Поэтому можно признать, что, когда нам время от времени удавалось перехватить несколько радиограмм и разгадать шифр, их содержание охватывало очень широкий круг вопросов. <…>
Теперь уже не секрет, что сотрудники Блечли[50] использовали для разрешения загадки «Энигмы»[51] новую науку — электронику. Я не современник века компьютеров и не пытаюсь их понять, но в начале 1940 года меня торжественно ввели в святилище, где стояла колонка бронзового цвета, которую венчало изображение, похожее на какую-то восточную богиню, которой суждено было стать оракулом Блечли, по крайней мере когда ей этого захочется. Это было волшебное творение, внушающее благоговейный страх. Нам всем, конечно, было интересно, получит ли этот великий эксперимент практическое применение, и если да, то успеют ли этого достигнуть к началу «горячей войны», которая, как мы теперь чувствовали, обязательно разразится весной. Гитлер дал нам шесть месяцев передышки. Все военные ведомства, я думаю, полностью использовали каждый день. Мы все знали, что этого слишком мало, но, по крайней мере, в этой одной жизненно важной области открывались огромные, поразительные возможности, ибо в наших руках была та самая шифровальная машина, которую немцы станут использовать для связи во время войны.
Это было, должно быть, где-то в конце февраля 1940 года, когда люфтваффе, очевидно, получили достаточно машин «Энигма», чтобы хорошо обучить операторов и приступить к отправке ряда практических радиограмм. Радиограммы были довольно краткими, но, видимо, содержали ингредиенты, которых ожидала «бронзовая богиня». Мензис[52] дал указания, чтобы ему немедленно докладывали обо всех успешных результатах, и как раз в то время, когда на смену жестоким холодам этой морозной зимы пришли первые солнечные апрельские дни, оракул Блечли заговорил. Мензис вручил мне четыре полоски бумаги, каждая из которых содержала краткое распоряжение люфтваффе, касающееся назначений личного состава в части. С разведывательной точки зрения они не представляли большой ценности, если не считать мелких сведений административного характера, но для сотрудников Блечли-Парка, для Мензиса и, конечно, для меня они были как волшебный золотой клад. Чудо свершилось. <…>
План
Стюарт Мензис попросил меня передать драгоценные первые результаты Чарльзу Медхерсту, начальнику отдела воздушной разведки министерства авиации, который вскоре был повышен в должности и стал помощником начальника разведывательного управления штаба военно-воздушных сил. Чарльз был невысок, коренаст, черноволос и обладал быстрым умом, тихим голосом и очень приятным чувством юмора. Он был когда-то моим начальником в министерстве авиации. Я его хорошо знал: в 30-х годах мы вместе совершали инспекционные поездки по Ближнему Востоку. Когда в то утро я вошел в его кабинет, он, как обычно, улыбнулся мне, и, хотя его стол был завален бумагами, я заметил, что он выкроил время для встречи со мной. Я вручил ему полоски бумаги. Он взглянул на них, но мысли его были явно заняты чем-то другим, потому что он просто вернул мне бумажки и сказал: «Надо будет добыть что-нибудь поважнее». Очевидно, он принял их за маловажные клочки информации, а не за волшебные творения, хотя Мензис рассказал ему все об «Энигме» и о наших надеждах научиться расшифровывать некоторые радиограммы.
Еще до того как отправиться к Чарльзу, я обдумывал со всех сторон вопрос о том, как лучше использовать этот новый источник информации. С тех пор как я получил эти радиограммы, я практически больше ни о чем не думал. Наверное, именно отсутствие интереса со стороны Чарльза побудило меня в тот же вечер засесть за разработку плана использования этих новых материалов, если, как мы надеялись, они вырастут в важнейший источник информации.
<…> Поскольку мы до сих пор получали только радиограммы люфтваффе, я предложил в качестве первого шага попросить у министерства авиации трех офицеров из нелетного состава, знающих немецкий язык… Я предложил прикомандировать к ним одного из сотрудников моего отдела, который познакомил бы их со всеми известными сведениями о германских военно-воздушных силах и помог бы новым сотрудникам правильно указывать наименования и места базирования эскадрилий и других частей. Поскольку ожидалось, что через несколько дней в эфире появятся передачи радиостанций немецких сухопутных войск, я высказал предложение направить запрос в дальнейшем и военному министерству относительно предоставления в наше распоряжение соответствующих офицеров… По традиции в военно-морских силах были сильны изоляционистские настроения, и идея сотрудничества с представителями двух младших видов вооруженных сил могла показаться морякам неприемлемой. Однако я считал, что, если группа начнет действовать и особенно если будет захвачена военно-морская «Энигма», появится больше шансов на присоединение представителей ВМС. Поэтому я предложил Стюарту, чтобы сначала к работе приступила группа из представителей сухопутных войск и ВВС. <…>
Те из нас, кто работал на три вида вооруженных сил в Интеллидженс сервис, давно надеялись, что когда-нибудь будет создано объединенное разведывательное управление всех трех видов вооруженных сил… Я считал, что если каждый вид вооруженных сил будет действовать сам по себе, то не удастся создать необходимый механизм для обработки возможной продукции «Энигмы» за недели, оставшиеся до начала «горячей войны», не говоря уже о том, что нельзя будет обеспечить секретность работы.
Стюарт согласился с моими доводами, но отметил, что остается опасность нарушения секретности при рассылке материалов в штабы объединений действующей армии для использования этих материалов с наибольшей пользой. Этот вопрос охватывала вторая часть моего плана, которая, как я опасался, могла вызвать возражения со стороны начальников разведывательных управлений видов вооруженных сил. Интеллидженс сервис располагала собственной сетью высокоэффективных коротковолновых радиостанций, которая обеспечивала нам прямую связь с нашими организациями почти во всех частях света. Я высказал мнение, что если можно расширить эту сеть, возложив на нее шифрование и передачу информации основным штабам вне пределов метрополии, то мне должны разрешить сформировать небольшие подразделения из подготовленных шифровальщиков и радистов и придать их этим штабам. Тем самым будет достигнута двойная цель: обеспечение прямой связи для информации и наличие на местах офицеров, уполномоченных следить за соблюдением всех необходимых мер сохранения тайны. <…>
Вскоре после того, как приступили к работе мои коллеги из сухопутных войск и ВВС, была разгадана немецкая военно-морская «Энигма». <…>
Адмиралтейство не могло пользоваться системой СПС,[53] так как ему приходилось посылать приказы и указания многим кораблям и конвоям в море (для этого Адмиралтейство пользовалось своими шифрами). Исключением были случаи, когда военно-морские офицеры пользовались СПС вместе с представителями сухопутных войск и военно-воздушных сил главных баз.
Тогда я счел необходимым полностью разграничить наши разведывательные данные, полученные с помощью «Энигмы», от других видов информации, которые шли под грифом «секретно» или «совершенно секретно» (американская категория «сверхсекретно» еще в практику не вошла). Поэтому я переговорил со всеми начальниками разведывательных управлений, чтобы решить, под каким грифом такая информация будет доводиться до лиц, включенных в находящийся у меня утвержденный список рассылки. Было предложено название «ультрасекретно», но окончательно договорились называть ее «Ультра». Я присутствовал при рождении нового источника информации, который оказал такое глубокое влияние на ход войны, а теперь дал ему имя. По мере роста наших успехов в разгадке «Ультра» стало ясно, что расшифровываемые нами радиограммы исходили из самых высоких инстанций: от Гитлера и его верховного командования, от начальников штабов сухопутных войск, военно-воздушных и военно-морских сил и от командующих группами армий, воздушными флотами и танковыми группами. <…>
