Сергей Гусев-Оренбургский - Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.
Что ты делаешь?..
Убей лучше раньше детей, не оставляй сирот!
С этими словами он выхватил винтовку у бандита.
Тем спас все семейство.
…………………………………………………………………………………………………….
Парни села Шершни, где мы живем, заперли дверь нашего дома. А потом вломились к нам вооруженные люди. Они назвали себя соколовцами, хотели убить мою жену и требовали денег. Когда же она заявила, что денег нет, они стали кричать:
— Все коммунисты!
Жена сказала, что мы не коммунисты.
Но они закричали:
— Вы жиды-коммунисты, сжигаете наши деревни!
Они забрали всех нас, вместе с детьми, и повели к командиру на ту сторону реки. Туда же из других дворов свели еще евреев, всего человек 18.
Всех поставили в ряд.
Один из крестьян распорядился зарядить винтовки.
— Но хорошо заряжайте, — заявил он, так, чтобы можно было сразу 8 человек уложить.
Тогда моя дочь и невестка стали умолять о спасении, обещая отдать за это спрятанное во дворе золото. Их повели ко мне во двор. Отдали все что имели, до двух тысяч рублей.
Они ушли.
………………………………………………………………………………………………
Когда в Словечно начались убийства, там оказались знакомые мне мужики из деревни Бегун, я с ними решил ехать. Крестьяне как будто охотно согласились взять меня с собой и мою семью.
Приехали в Бегун.
Я просил раньше завезти к знакомому крестьянину, но того не оказалось дома. Хата его была заперта. Мы вынуждены были заехать к тому мужику, который нас привез.
Он спрятал нас в амбаре.
После этого он поехал опять в Словечно, и мы, считая его своим доброжелателем, просили его передать знакомым мужикам, чтобы они спрятали оставшиеся вещи наши и прислали нам хлеба.
Он вернулся уже ночью.
Семья моя спала.
Мне же не спалось.
Я слышал какой-то странный разговор хозяина с его женой.
До меня донеслись слова:
— Что бы там ни было, а ты спрячь вещи, чтобы они не нашли.
Хозяйка вошла к нам и с тревогой заявила, чтобы мы уходили, так как она боится за себя и за своих детей, если нас найдут у них.
Мы вышли.
Мужик повел нас в другое место.
Было темно.
Мы не знали, куда он ведет нас.
Он говорил, что ведет к амбару брата, но привел совсем в другое место. Там сейчас же подошло несколько человек с винтовками и шашками.
С криком:
— Руки вверх!
Выстрелили в воздух. Начали грабить нас.
Потом подошли к моему сыну Давиду.
Выстрелили в него.
Он упал тяжелораненый.
Моя старуха жена, желая спасти другого сына, стала перед бандитами.
Ее прокололи штыком.
Застрелили другого моего сына.
Жена моего старшего сына стала перед бандитами с ребенком на руках, надеясь спасти мужа своего, который еще жил, хрипел и просил дать ему пить… и рукой он делал движете — закрыть ребенка.
Стали бить меня по голове поленом.
Я упал, окровавленный.
Так из всей нашей семьи осталась только невестка с восьмимесячным ребенком, которая стала за мной ухаживать, но вскоре впала в полубезумное состояние. Она целовала руки у мужиков, просила о помощи. Но безумный вид этой несчастной женщины с распущенными волосами, с ребенком на руках, вызвал у них только смех.
Они ушли.
Я потом еще раз явились справиться — живы ли?..
…………………………………………………………………………………………………….
Мы жили на станции Турчинке, но петлюровцы все ограбили у нас, а сами мы спаслись только чудом и переехали жить в Кутузово. Но там дороговизна была ужасная, и я вынуждена была послать своих двух мальчиков домой, в Турчинку, чтобы достать немного провизии.
Утром мальчики ушли. И больше мы их не видели. Крестьяне убили их.
— Чтобы уменьшить число крестьянских поработителей — говорили они.
Их убил, как «маленьких щенят», мужик села Топорищ, который находился в повстанческом отряде, он снял с них одежду и бросил голые трупы в яму.
Лишь на следующий день узнала я об участи детей моих, с большим трудом пробралась в село и увезла дороге трупы.
В это время отступили петлюровцы, в село вошел 9-й красноармейский полк. Но он немного уступал своим предшественникам. Нет слов для описания лишений. Вынуждены были спать мы на голой, сырой земле, потому что постели были разграблены крестьянами. Питались одними сухарями. После ухода 9-го полка, проведали свое добро. От имущества ничего не уцелело. Что было спрятано у крестьян, больше не было возвращено. Мы застали только обломки наших домов. Окна были внутри, мебель сожжена, крыши разрушены. Осталось только поплакать немного на развалинах когда-то родных и милых построек.
Тут пришли соколовцы.
Крестьяне подняли новое восстание против большевиков и евреев. Ни один еврей не смел выходить за порог дома. Из местечка не выпускали, ежедневно грабили.
Требовали контрибуцию.
Опять были разбиты соколовцы.
Пришел большевистский отряд.
Было расстреляно 15 повстанцев, а остальные разбежались. Но когда красноармейцы хотели расстрелять двух пойманных мужиков, евреи упросили отпустить своих недавних угнетателей. Зато, когда этот отряд оставил местечко, банда опять ворвалась и подожгла местечко со всех сторон. Стреляли при этом в евреев, задумавших тушить пожар. Только разразившаяся гроза не дала огню распространяться. Снова евреев не выпускали из местечка под угрозой расстрела, и они не смели появиться на улицах.
Я переехала с детьми в Коростень.
…Не имею ни хлеба, ни рубахи, чтобы прикрыть свою наготу.
10. Мальчики
Было наступление на Коростень.
Слышалась со всех сторон ружейная и пулеметная стрельба. Еврейское население всей округи попряталось, зная, какая опасность ему угрожает. У нас в селе Белошицах появилась разведка из двух соседских крестьян. Один был вооружен винтовкой, у другого простая палка со штыком.
День был праздничный.
Крестьяне сидели кружком, когда появились разведчики, и тотчас началась шумная беседа. Разведчики уговорили наших мужиков присоединиться к ним и восстать против большевиков.
— За громадянску владу.
Долго уговаривать не пришлось.
Крестьяне единогласно решили присоединиться к повстанцам. И первым делом они нарядили погоню за успевшими разбежаться евреями.
Несколько крестьянских мальчиков-подростков вскочили на лошадей и помчались за жидами-коммунистами, как они кричали. Им удалось настигнуть несколько еврейских мальчиков, бежавших в Коростень.
Те увидали своих прежних сотоварищей. Увидали их вооруженными. Поспешно спрятались в рожь.
Но те соскочили с лошадей, нашли, поймали их во ржи…
И стали бить чем попало. Шпионы — кричали они. Долго сыпались удары. Потом погнали их обратно домой.
…Женщины и дети шатались по полям, и никто не хотел впустить их в дом.
11. Единственно уцелевшая
Мне сорок лет, я торговка.
7-го апреля я села в Киеве на пароход «Барон Гинсбург». Пароход отправился в д. Суховичи за сахаром. Его арендовали 3 сухачевских еврея, которые уже от себя взяли пассажиров. Я села на пароход заспанной измученной и не осмотрелась — кто и сколько пассажиров с нами ехало. Я забралась в угол и дремала. Проснулась я от шума, Евреи были ужасно встревожены и перепуганы.
— Что делать… стреляют.
Действительно я услышала ружейную трескотню и удары пуль, пробивавших стенки парохода.
Я вся содрогнулась и растерялась.
Все несчастье, что произошло потом, — не сохранилось почти в моей памяти. Я все видела, слышала и делала, как в летаргическом сне. Я еле вспоминаю, как пароход причалил к берегу и как к нам ворвались 5–6 озверевших бандитов с ружьями.
Они стучали ногами об пол и командовали:
— Евреи отдельно, русские отдельно!
Русские отошли в сторону.
Раздалась новая команда:
— Женщины отдельно!
Мужчин вывели, должно быть на палубу. Нас осталось, кажется, три женщины под конвоем нескольких бандитов.
Потом нас вытащили на палубу. Мы рыдали, теряли сознание.
Бандиты взялись сначала за престарелую женщину и бросили ее в реку — как была в одежде.
Потом бросили меня.
Я лишилась чувств.
Не знаю, как доплыла до берега.
Надо думать, что меня вынесло течением, и я нащупала руками болотистую землю и выкарабкалась на болотистый остров, заросший прутьями. Сколько я там лежала — не знаю. Когда я пришла немного в себя и начала осматриваться, я увидала, что на другом берегу реки происходит что-то необычайное: там стреляли, шумели, кричали. Я глубже забралась в тростник и лежала там. Одежда прилипла к телу, все члены окоченели. Так пролежала я два дня и две ночи.
На третий день, на рассвете заметила лодку с двумя крестьянами, поняла, что тут все равно погибну, и решила попросить мужиков, чтобы они перевезли меня на другой берег. Мужики согласились и перевезли меня до села Межигорья.
