Юрий Житорчук - Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

Тем временем опрос общественного мнения, проведенный в Англии в конце апреля — начале мая, показал, что 87% населения страны выступало за заключение союза между Англией, Францией и СССР. Только после подписания германо-итальянского стального пакта 22 мая, английское правительство фактически против своей воли оказалось вынужденным, наконец, дать согласие на начало переговоров с СССР о заключении англо-франко-советского политического соглашения.

Какие цели английское правительство преследовало при начале этих переговоров хорошо видно из секретного меморандума Форин офиса, датированного 22 мая. Если будет заключен подобный договор, отмечается в меморандуме, то может сложиться впечатление, что «правительство его Величества окончательно отказалось от всякой надежды добиться урегулирования с Германией». А ведь именно это и было главной целью политики Чемберлена.

Другой «минус» трехстороннего пакта составители меморандума усматривали в следующем. После его заключения, как говорится в цитируемом документе, могла возникнуть ситуация, когда Англия:

«В результате неспособности Польши или Румынии оказать сопротивление германскому нападению или в результате нападения Германии на Советский Союз морем или через прибалтийские государства может быть втянута в войну не с целью защиты независимости какого-либо малого европейского государства, а для оказания поддержки Советскому Союзу против Германии».

А поддержка СССР в войне с Германией уж никак не входила в планы Чемберлена.

На заседании правительства 24 мая лорд Галифакс был вынужден признать, что срыв переговоров Англии и Франции с СССР может побудить Гитлера начать войну против Запада. Однако тут же было решено сделать целый ряд оговорок, которые должны были фактически свести на нет значение будущего договора.

В результате на переговоры в Москву была отправлена английская миссия во главе с Уильямом Стрэнгом — дипломатом, работавшим ранее в посольстве в Москве и хорошо говорившего по-русски, но малоизвестным как у себя в стране, так и за ее пределами. Тот факт, что сотрудника столь низкого ранга поставили во главе миссии, которой предстояло вести переговоры напрямую с Молотовым и Сталиным, ясно давал понять русским, что Чемберлен не принимал всерьез идею создания союза, способного остановить Гитлера.

Ведь когда Лондону нужно было решить вопрос о Судетах, то 69-летний Чемберлен впервые в жизни сел на самолет и лично пошел на переговоры с Гитлером. А тут встает вопрос о войне и мире, в Москву согласен ехать Идеен, но его туда не пускают, а переговоры поручают вести второстепенному чиновнику МИДа.

Целый месяц переговоров стороны потратили только на то чтобы убедить Англию снять свой совершенно немотивированный отказ распространить гарантии на Литву, Латвию и Эстонию. Советский Союз вполне резонно рассматривал это, как попытку Чемберлена столкнуть СССР с Германией в Прибалтике, а самому остаться при этом в стороне.

Наконец 1 июля Англия и Франция дали согласие распространить гарантии трех держав и на Прибалтийские страны. При этом они, однако, предложили, чтобы страны, получающие гарантии, были перечислены не в самом договоре, а в протоколе, который не подлежал бы опубликованию. По их мнению, в списке соответствующих стран следовало указать Эстонию, Финляндию, Латвию, Польшу, Румынию, Турцию, Грецию, Бельгию, Люксембург, Голландию и Швейцарию. В то же время Англия и Франция соглашались на помощь Прибалтийским странам только при прямом вооруженном нападении на них. В случае косвенной агрессии они по-прежнему были согласны только на консультации, тем самым оставляли за собой возможность уклониться от оказания помощи.

Сталин в этих ограничениях резонно почуял подвох и потребовал принять такую формулировку косвенной агрессии, которая не давала бы Западу повода от уклониться принятых на себя обязательств.

Надо заметить, что вопрос о косвенной агрессии не был каким-то надуманным вопросом, как это часто пытаются изобразить западные историки. Ведь захват Австрии и Чехословакии был осуществлен фашистами именно в форме косвенной агрессии. Кроме того, в опубликованном 6 апреля англо-польское коммюнике было записано, что между Англией и Польшей достигнута договоренность о взаимной помощи «в случае любой угрозы, прямой или косвенной, независимости одной из сторон». Тем не менее, распространить на Прибалтику такую же формулировку Запад категорически отказался.

Нельзя забывать и о том, что в то время были слишком свежи воспоминания о том, как Франция проигнорировала взятые на себя обязательства и бросила в Мюнхене на произвол судьбы свою союзницу — Чехословакию. А позднее ни Англия, ни Франция не пришли на помощь оставшейся после оккупации немцами Судет части Чехословакии, целостность которой они гарантировали в Мюнхене, да и о своих обязательствах Мемелю Запад даже не вспомнил. Между потенциальными союзниками царила обстановка взаимного недоверия. В результате чего политические переговоры зашли в тупик, формально зациклившись на вопросе об определении косвенной агрессии.

Впрочем, для Чемберлена переговоры с СССР изначально были лишь политической ширмой. Об этом однозначно свидетельствуют оценки этих переговоров, которые давались в то время английскими лидерами. Так, например, на заседании внешнеполитического комитета 4 июля Галифакс сказал:

«Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией». Удивительное скудоумие. Ведь факт вялотекущих переговоров СССР с Западом мог лишь подхлестнуть Гитлера со своей стороны делать существенно более весомые предложения и идти на гораздо большие уступки Москве чем, в случае если бы таких переговоров не было вовсе.

Опубликованное в Москве 21 июля сообщение о том, что между СССР и Германией начались торговые переговоры, вынудило англичан и французов дать 23 июля согласие на одновременное вступление в силу политического и военного соглашений. Через два дня они сообщили и о своем согласии начать переговоры с целью согласования текста военного соглашения. Однако чтобы прибыть в Москву английским и французским военным представителям понадобилось целых 17 дней! В результате военные переговоры могли начаться только 12 августа. До начала войны оставалось менее трех недель…

Впрочем, со стороны Запада эти переговоры были, скорее всего, похожи на фарс. Не случайно состав англо-французских военных делегаций был, мягко выражаясь, не слишком представительным, а их инструкции предусматривали, что:

«Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к самым общим формулировкам. Что-нибудь вроде согласованного заявления о политике отвечало бы этой цели…

До заключения политического соглашения делегация должна… вести переговоры весьма медленно, следя за развитием политических переговоров».

При этом французская делегация имела полномочия только на ведение переговоров, но не на подписание договора, а английская делегация вообще не имела никаких официально подтвержденных полномочий!

То насколько скептически оценивали эти переговоры в Берлине хорошо видно из донесения от 1-го августа германского посола в Лондоне Дирксена:

«К продолжению переговоров о пакте с Россией несмотря на посылку военной миссии, или вернее, благодаря этому, здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находился в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал — точно такой же простой строевой офицер; генерал авиации — выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения».

Впрочем, сходная оценка этим переговорам давалась и одним из ее участников. Как пишет в своих мемуарах член французской миссии генерал Бофр:

«Можно заключить, что англичане не имели никаких иллюзий в отношении результата предстоявших переговоров и что они стремились, прежде всего, выиграть время. Это было далеко от того, о чем мечтало общественное мнение».

В самом начале военных переговоров глава советской военной миссии Ворошилов сформулировал кардинальный вопрос переговоров. Поскольку СССР не имел с Германией общих границ, то участие России в войне было возможно только на территории соседних с ним государств, прежде всего, Польши и Румынии. При этом Ворошилов уточнил, что имеется в виду проход советских войск через ограниченные районы Польши, а именно: Виленский коридор на севере и Галицию на юге. Советская военная миссия заявила, что без положительного решения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, заранее обречено на неуспех. При этом Ворошилов выполнял инструкцию Сталина, где прямо говорилось: