Лев Сонин - Тайны седого Урала
Переход же завода в демидовские руки определился так.
Бибиков, великолепный рудознатец, был не самым лучшим организатором постройки крупного завода. Он умудрился вдвое превысить смету, затянул работы. Яростно не приемлющий лишних трат и промедлений, царь приказал отстранить его от руководства заводом и стал приискивать более расторопного исполнителя.
И тут вновь ему подвернулся Никита Демидов. Для Никиты ситуация была уже другой. Завод Невьянский заработал на хорошо ему ведомых «болотных» рудах. Ведь именно ему, Демидычу, царь отдавал в свое время на оценку эти уральские руды. Из 4 пудов 35 фунтов их кузнец получил тогда около двух пудов железа. Этого хватило для выделки двух фузей с замками да двух копий. А качеством железо для ружейного дела оказалось даже лучше шведского. С другой стороны, так совпало, что вышли тогда же петровские указы (будто нарочно, чтобы сдвинуть Демидова с места), запрещавшие переводить на дрова для плавилен и кузнечных горнов дубовые тульские рощи. А без угля — какое металлургическое производство! И выходило — надо принимать давнее предложение Петра. Но в указе Петр все же не забыл закрепить и свое намерение наладить плавку магнитной руды. Но теперь (а это уже начало марта 1702 года, разгар организации отпора шведам) Петр не стал настаивать на немедленном освоении этих руд, но напомнил о необходимости поставить еще один завод — на Тагил-реке — и для передела магнитной руды. Никита Демидыч оказался понятливым. Потому главные свои усилия он сконцентрировал на организации самого современного тогда в Европе производства железа на новом своем Невьянском заводе на базе бурых железняков. Но и про напутствие царя помнил. Едва стало возможно, отправил сына Акинфия в Саксонию — тамошние мастера издавна умели работать с магнитным железняком. Оказавшийся чрезвычайно способным учеником, Акинфий по приезде на родину быстро организовал опытное производство на базе домен Невьянского завода. И когда он доказал отцу, что может от раза к разу выплавлять все более добротное железо из магнитного камня, тот решился на строительство нового завода на Тагил-реке, предназначенного уже к плавке именно руд горы Высокой. Завод там встал в 1725 году.
А увлекающийся Акинфий просто влюбился в магнитный камень. Он собрал у себя в доме коллекцию из уникальных образований магнетита, числом в семьдесят шесть образцов, каждый из которых он приказал вставить в оправу из серебра и золота. Любил поражать гостей у себя в доме чугунной пушечкой весом в один пуд, которую держала приподнятой глыбка магнетита весом всего в тринадцать фунтов. И даже Богу молился в одной из церквей Нижнего Тагила, в которой приказал установить «престолы в двух алтарях… из огромных кубических магнитов, коим — как отметил один из много чего повидавших путешественников — равных по величине, может быть, нет в целом свете».
Но судьбе было угодно распорядиться таким образом, чтобы еще одна гора магнитного железняка встроилась в демидовские дела. История эта случилась, когда Никита уже умер и его дело уверенно и дерзко продолжили сыновья. Поскольку история эта и поныне у разных авторов трактуется по-своему, то приведем ее с возможной полнотой, опираясь главным образом на превосходное исследование событий той поры, опубликованное в «Пермских губернских новостях» за 1866 год известным уральским краеведом Наркизом Константиновичем Чупиным.
Чупин утверждает, что вся интрига этой нашумевшей на Урале истории зачиналась со случайной остановки весною 1735 года двух служивых людей, едущих по производственной надобности, в попутной деревушке. Люди эти были не так уж и малозначимы в тогдашней заводской иерархии: один из них — шихтмейстер (государственный чиновник, обязанностью которого являлось надзирать за деятельностью частного предприятия), сын верхотурского дворянина Сергей Ярцов, другой — приказчик Шайтанского завода, за которым Ярцов осуществлял надзор, Мосолов. Завод принадлежат Никите Никитичу Демидову.
Остановка произошла в вогульской деревушке Ватиной.
Пока гости раздевались, располагались в избе, хозяин ее, Яков Ватин, завел в горницу односельчанина — Степана Чумпина, держащего в руках небольшой узел. Попросив у гостей разрешения, он развязал этот узел и вывалил перед удивленными господами несколько кусков отборного магнетита.
— Откуда? — спросили они.
— С горы возле Кушвы, — ответили вогулы, — там ее много.
Господа похвалили вогулов, сказали — проверят их сообщение. С тем и уехали.
Днями после этого разговора к Ярцову нагрянул в его контору при Шайтанском заводе очень важный чиновник из канцелярии Татищева, тогда главного начальника уральских горных заводов, Хрущев. Докладывая о текущих делах, Ярцов показал начальнику образцы руды, что принес Чумпин. Беспечно доложил, что в сей момент демидовский приказчик Мосолов проверяет «заявку» вогулов.
По всему видать, Хрущев был пооборотистее своего подчиненного. Недаром, как утверждают, был он близким другом тогдашнего российского премьер-министра Волынского, известного острым своим умом. Хрущев быстро смекнул, что в данном деле можно много чего приобрести, и приказал шихтмейстеру немедленно гнать в Екатеринбург — сделать официальное заявление в канцелярии Татищева о находке новой залежи магнитного железняка.
Ярцов прискакал в канцелярию 14 мая 1735 года.
Доложил.
И в тот же день, только на пару часов позднее, примчался в Екатеринбург сделать сообщение об открытии той же залежи сын Никиты Никитича Демидова — Василий Никитич. И предъявил свои на нее права. Мол, отныне ее будут разрабатывать для демидовских заводов…
Но не тут-то было! Татищев — на вполне законных основаниях — сказал ему, что, поскольку не он первый сделал «заявку» на новые руды, ему и не может принадлежать исключительное право их разрабатывать. И тут же приказал отправить на обследование указанных руд двух чиновников — осмотреть местность вокруг залежи, составить ее план, присмотреть на всякий случай место для установки молотов и домен, если окажется, что руды там действительно много.
Посланцы вскоре возвратились из командировки. С собой привезли они отобранную из открытых вновь руд пробу в полтора пуда магнитного железняка, которую тут же, немедленно, отправили в пробную плавку. И «было из пуда руды железа, вытянутого в полосу, десять фунтов, и то железо явилось самое доброе, мягкое и жильное…»
Татищеву стало очевидно — открыто новое, причем богатейшее, судя по отчету чиновников, месторождение добротного магнитного железняка, бесспорно могущего принести его владельцу сказочные дивиденды. Еще и тем заинтересовало это месторождение главного горного начальника, что ему, лишь около года вступившему в эту должность, очень захотелось порадовать правительство каким-нибудь заметным почином в своих владениях. Случай к этому представился самый благоприятный.
Но решать судьбу нового месторождения Татищев должен был очень осмотрительно. Что из того, что он был тогда главным представителем государыни на Урале? Силу и возможности Демидовых он испытал на себе еще в период первой командировки на Урал при Петре I, когда именно происки Демидовых послужили причиной снятия его с высокой должности. Тем не менее отдавать столь лакомый кусочек в полное владение Н. Н. Демидову ему явно не желалось. Ведь это сделало бы эту и так могущественную семью обладателем еще одного богатейшего месторождения (ведь тогда высокогорские рудники работали исключительно на потребу заводов Акинфия Демидова). И следствием было бы только одно — роль государственных предприятий на Урале станет уже окончательно второстепенной, они превратятся в маломощный придаток и без того обширной процветающей демидовской металлургической державы.
Нет, укреплять монополию Демидовых Татищев отнюдь не собирался. Это противоречило и интересам государства, и его личным интересам.
Повод для отказа Никите Никитичу он нашел сравнительно легко. Очевидно было, что у Демидова нет в наличии ни необходимого числа специалистов, ни достаточной суммы денег, чтобы поднять строительство железоплавильного завода с мощностями, соответствующими масштабу залежи. В общем-то отговорка непрочная. Сегодня средств нет, завтра появятся. Надо было оформить отказ так, чтобы навсегда отнять у Н. Н. Демидова право претендовать на новую залежь, предупредить весьма возможный поток жалоб на якобы его, Татищева, самоуправство, на нарушение горных установлений самого Петра Великого, в 1719 году определившего, что не возбраняется «…всем и каждому во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы…»
Татищев знал — Демидовы умели находить щели в любых законах. И он, к тому времени уже умудренный государственный деятель, нашел блестящий ход. Помогли ему впечатления от поездок по Швеции, куда он несколько раз был отправляем в командировки «по обмену опытом», приобретению оборудования. В Швеции богатые месторождения принято было передавать в разработку нескольким промышленникам сразу, под общим надзором королевских чиновников. Это было и эффективным антимонопольным средством, и упрочивало положение государства в его взаимоотношениях с частными предпринимателями.
