А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

То, что современная химия появилась из средневековой алхимии, ни для кого не секрет, но вот то, что общественное мнение, объявив «эксцентричных алхимиков-чудаков» таковыми, их явно недооценило, — тоже факт. К примеру, доктор Вальтер Герлах в 1924 г. в одной из франкфуртских газет открыто писал о научной алхимии, призывая финансировать изучение подобных явлений [3]. При этом нельзя недооценивать Герлаха как учёного: профессор Франкфуртского университета (1921–1925 гг.), лауреат Нобелевской премии по физике, специализировавшийся на магнитном спине, резонансе и гравитации, он являлся одним из руководителей германского атомного проекта «Uranverein» («Урановый клуб») и другого, также «определяющего исход войны» (Kriegsendscheideidend), под кодовым названием «Колокол» [3; 4]. В своё время Герлах являлся руководителем лаборатории физики «Farbenfabriken Elberfeld», относящейся к концерну «Bayer-Werke AG», о котором далее и пойдёт речь.

Другой известный химик, почётный член АН СССР с 1932 г. Фриц Хабер (Fritz Haber) хотя и не употреблял термин «алхимия», в те же годы целых пять лет занимался секретным проектом по добыче золота из морской воды [5]. Тогда у него не вышло, а вот в 2007 г. у современной компании «Swiss Ecole Polytechnique» вышло: доработанная парижской «Magpie Polymers» технология использования пластиковой смолы позволяет получать от 50 до 100 граммов драгоценного металла из 9 кубометров воды [6]. Преподавателем Хабера, кстати, был Август Вильгельм Гофманн (August Wilhelm von Hofmann), президент Лондонского химического общества и основатель Германского [7], президентом которого он избирался 14 раз подряд с 1868 по 1892 г. [8]. Все эти люди будут иметь непосредственное отношение к сообществу, которое Г.Д. Препарата в книге «Гитлер, Inc.», говоря об «IG Farben», опишет так: «Объединение стояло как индустриальный колосс… возвышавшийся над всей мировой химической промышленностью… Немного нашлось бы университетов, которые могли бы поспорить с этим гигантом по числу лауреатов Нобелевской премии».

Еще одним учеником Гофманна был Уильям Генри Перкин (William Henri Perkin) [1], прадед которого по преданию был как раз алхимиком. В преддверии пасхальных каникул 1856 г. восемнадцатилетний юноша выслушал задачу от Гофманна: «Вот если бы синтезировать хинин. Попробуйте добиться этого окислением анилина или толуидина; их можно выделить из каменноугольной смолы». Задача была на тот момент крайне актуальна, потому что хинин — наиболее эффективное средство от малярии, жизненно необходимое для колонизации Африки и Азии. Монопольным поставщиком хинина на тот момент являлась Перу. Альтернатива её плантациям появится в Индонезии и Индии только в конце XIX века [286]. На нашу территорию, кстати, семена всё ещё тщательно охраняемого хинного дерева доставит из Перу академик Н.И. Вавилов лишь в 30-х годах прошлого столетия [287].

Это не единственный пример запоздалой реакции на научные события или вовсе её отсутствия в России. Достаточно отметить, что первый патент, или, как его тогда называли, «привилегия» на красители был выдан у нас неким Суханову и Беляеву ещё в конце 1749 г. [286]. При этом русскоязычный термин «краситель» как соответствующий «духу русской научной и технической терминологии» появился лишь перед Первой мировой войной усилиями будущего основателя научной школы красителей в СССР Александра Порай-Кошица [352].

Вопрос красителей зачастую являлся настолько стратегическим, что в XIV веке между Италией и Швейцарией разразилась «шафранная война», причиной которой стали всего лишь 800 фунтов шафрана. Однако то, что в Европе вызывало войны и вызовет потрясения всего XX века, в России оставалось без внимания: в 1840 г. в Петербурге будущий академик Юлий Федорович Фрицше перегонкой природного индиго с едким натром получил маслянистую жидкость, которую назвал анилином. Через два года казанский профессор, академик Николай Николаевич Зинин, впоследствии первый президент Русского химического общества, получил тот же анилин восстановлением нитробензола. Гофманн отзывался о его работе так: «Если бы Зинин не сделал ничего больше, кроме превращения нитробензола в анилин, то его имя и тогда осталось бы записанным золотыми буквами в истории химии». Но в то время для «золотых букв» Академия наук использовала исключительно иностранные языки и работы Зинина перевели и издали только в военном 1943 г. Как знать, стал бы этот год военным, если бы наука в России была более востребованной и для перевода работ Зинина не потребовалось сто лет, за которые на анилиновых красителях появилась и развилась немецкая химическая промышленность, превратившаяся в агрессивную экономическую и политическую силу [286].

«… за последние 300 лет в России возникло огромное множество удивительных технических и научных идей, из которых эти люди не смогли извлечь практически никакой экономической выгоды»[340].

Трудно сказать, как вообще развивалась бы мировая история, если бы к научным открытиям Зинина, как, впрочем, и ко всем русским научным открытиям «эти люди» отнеслись бы с должным вниманием. В 1853 г. Зинин провел исследование нитроглицерина как взрывчатого вещества для нужд Крымской войны [312] и нашёл метод безопасной транспортировки нитроглицерина, поделившись идеей с соседом по даче Альфредом Нобелем [306], что дало для последнего возможность заниматься развитием промышленного производства нитроглицерина [2].

В этот судьбоносный для истории химии 1856 год, когда Гофманн объяснял задание своему ученику, в России варшавский профессор Якуб Натансон химически выделил красный краситель фуксин. Однако опять же по нерасторопности его изобретение так и осталось незамеченным и легло под сукно [286]. В 1858 г. его начал производить французский химик И. Верген (Emmanuel Verguin), продавая в Россию по астрономической для того времени цене 700 рублей за килограмм [291; 307]. Совсем по-другому сложилась судьба у аналогичного изобретения в прижимистой Англии.

Всё время каникул Перкин по заданию своего учителя проводил эксперименты в комнате на верхнем этаже своего дома в восточном Лондоне, пока однажды не обратил внимание, что продукты окисления анилина, превращенного во влажную смесь со спиртом, окрашивают тряпку, которой он вытирал стол, в ярко-фиолетовый цвет. Результат настолько понравился Перкину, что он продолжил создавать образцы вместе со своим другом Артуром Курчем и братом Томасом. Их эксперименты показали, что новое вещество красит шёлк так, что цвет сохраняется даже после стирки и воздействия солнечных лучей.

Увлечение живописью и фотографией подтолкнуло Перкина послать небольшую партию красителя владельцу красильной фабрики в шотландском городе Перт Роберту Пуллару. Ответ был крайне оптимистичным: «Если использование Вашего открытия не очень удорожит товар, то оно — одно из ценнейших изобретений последнего времени. Этот цвет требуется для самых разнообразных товаров. До сих пор получение такого тона на хлопчатобумажных тканях обходилось чрезвычайно дорого, а на шелковых вообще не удавалось».

В тот же год предприимчивый юноша понял, что мог бы расширить производство фиолетовой субстанции и начать продавать её как краску. Он попрощался с Королевским колледжем и Гофманном и подал заявку на патент. Через год после увольнения из колледжа, в июне 1857 г., в Гринфорд-Грин в Хэрроу на северо-западе Лондона при участии его отца, имевшего опыт в строительстве, появилась небольшая фабрика по производству красителя [1; 286]. Поначалу товар не находил сбыта, так как предприниматели просто бойкотировали новый продукт из-за боязни испортить ткани и нежелания рисковать, до тех пор пока «анилиновый пурпурный» не появился во Франции, где краситель на языке этой законодательницы мировой моды по названию цветка мальвы стал модным «мовеином», наконец по полной загрузившим фабрику Перкина. «Рано или поздно — писал Гофманн об изобретении своего ученика во время открытия Международной лондонской выставки в 1862 г., — каменный уголь станет исходным материалом для производства красителей и полностью вытеснит все дорогостоящие источники естественных красителей, которые использовались до настоящего времени. Эта химическая революция не заставит себя ждать» [286]. Действительно, в 1877 г. общий объём производимых красок составил 750 тонн, изготовленных преимущественно в Германии [307], где самые крупные в Европе запасы угля дадут шанс использовать все 300 различных ароматических продуктов каменноугольной смолы, являющихся сырьём для получения красителей [308].

Франция обеспечила Перкину успех, но пострадала сама. В июне 1869 г. молодой основатель красильной промышленности запросил патент на краситель красного цвета — ализарин. Одновременно с его заявкой в Лондон пришел запрос от учеников Адольфа фон Байера (Adolf von Baeyer), немецких химиков из BASF Карла Гребе (С. Graebe) и Карла Либерманна (С. Liebermann). Английское Патентное управление выдало патенты обоим заявителям, и они поделили рынок сбыта, что будет ещё не раз происходить в истории химических красильных концернов.