Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

11. Буржуазный образ жизни — 24.

12. Исполнение религиозных обрядов — 85.

13. Национализм, шовинизм, юдофобство —11.

14. Отказ от выполнения партдиректив — 237.

15. Пассивное членство — 272.

16. Добровольно ушедшие и автоматически выбывшие — 411.

17. Невыясненные — 124.

Кроме этого, в качестве наказания из членов партии в кандидаты было переведено 124 человека.

Семнадцать пунктов партийной чистки это больше, чем семь смертных грехов из Ветхого Завета. Все намного основательнее. Исключенные в основном происходили из крестьян и служащих, пролетариат старались беречь, вычищенных рабочих оказалось 457 человек, т. е. 19 % от общей численности изгнанных из партии[230].

В северных землях с государственной, в том числе партийной дисциплиной всегда было сложно, севернорусские крестьяне никогда не были крепостными, следовательно, никогда в полной мере не знали облагораживающего воздействия кнута. В Северодвинской губернии чистка вызвала организационный развал. В Никольском уезде, единственном хлебопроизводящем, прозванном за свою зажиточность «Америкой», из партии оказалось исключенным 98 % партийного состава[231].

В Витебской губернии, знававшей вольности и разруху Речи Посполитой, после чистки создалось такое положение, когда пришлось рассылать работников губкома для воссоздания партийного и советского аппарата в уездах (Лепель, Полоцк, Себеж, Дрисса, Сено), которые полностью развалились в ходе чистки, а руководители были исключены[232].

На почве чистки во всех национально-автономных образованиях усилились трения между русскими и коммунистами-националами. В Марийской области на последней областной конференции в обком вошли одни марийцы, русские везде бросили работу, заявляя о национальном засильи. В Башкирской республике острая национальная вражда довела до открытых вооруженных столкновений башкирских коммунистов с русскими. В Татреспублике отмечалось активное участие кулаков в кампании чистки, которые старались компрометировать местные ячейки[233].

Но главное было даже не в феноменальном проценте исключенных из организаций, а в истощении и дезорганизации партийных и прочих органов власти на местах. Чистка нанесла сокрушительный удар по партии в 1921 году. Если бы это случилось в 1919-м, то, возможно, добровольцам Деникина Москва досталось бы даром. В памятке Информотдела ЦК по Пензенской губернии за октябрь 1921 года отмечалось, что в среднем по губернии исключено 25 %, в том числе 5 членов губисполкома, председатель губсовнархоза и др. ответработники. В конце октября губконференция констатировала развал городской организации. Губком не согласился с предложениями ЦК о ликвидации горкома. Член президиума губкома Кутузов резко нападал на Цека, обвиняя его в развале работы. Часть выступавших посчитала, что парторганизацию разложила т. н. кампания «коммунистического быта»[234].

Информационный бюллетень терской губчека с 15 августа по 1 сентября сообщал, что комиссия по проверке и чистке оставила в партийных рядах 40 %. Исключена часть членов президиума губисполкома, в губчека исключено до 56 % всего состава коммунистов[235]. Вычищенные коммунисты шипят из-за угла: мы, мол, исключены, а менее надежные пропущены, и засыпают комиссию доносами на оставшихся в партии, разоблачая их непартийные проступки. В архивах ЦК сохранились репрезентативные данные по некоторым губерниям[236].

Воспаряя на статистических крыльях над полем после битвы, информаторы с Воздвиженки не знали, какому чувству отдаться. С одной стороны, 1921 год стал, по корректному выражению из цековской сводки, годом «кризиса секретарей губкомов»[237]. С другой, отыскивались обнадеживающие результаты. В частности, болезнь склочничества, которой так страдали губкомы до и после X съезда, можно было считать изжитой для подавляющего большинства губернских комитетов. На декабрьских партконференциях произошло заметное обновление их состава.

Организованной оппозиции на конференциях не было замечено, однако отмечались неединичные случаи выступлений вычищенных из партии, особенно на уездном уровне. Так, на советском съезде в Быховском уезде Гомельской губернии исключенные образовали сплоченную группу, которой удалось подчинить себе большую массу беспартийных делегатов-крестьян и в результате вначале в президиум съезда не прошел ни один коммунист[238].

Этот род оппозиции еще довольно долго будет повсеместно доставлять хлопоты. Вычищенные функционеры, опытные и сохранившие старые связи, стали занозой новому руководству на местах и поводом для беспокойства в центре. 26 мая 1922 года Цека направил секретный запрос всем губкомам о том, чем занимаются исключенные из партии во время чистки и нет ли случаев их перехода в контрреволюционный лагерь, в нэпманы и т. п.[239]

Оказалось, что такие случаи имеются и сохраняют свою актуальность. Через год 8 мая 1923 года, сразу после XII съезда, из стен Цека вновь вышел секретный циркуляр, гласивший: «По имеющимся в ЦК материалам за последнее время выявились группы из бывших членов партии (исключенных и добровольно вышедших) враждебно относящихся к РКП и Соввласти. В большинстве случаев в состав этих групп входят карьеристские или анархические элементы, из которых некоторые занимали раньше ответственные посты. Ныне, находясь вне партии и будучи снятыми с прежних постов, они вносят деморализацию не только в беспартийную массу, но иногда и в ряды отсталых членов РКП, с которыми у них сохраняются старые связи. При этом, как показывают факты, они нередко выдвигают "левые" лозунги (борьба с НЭПом, необходимость "рабочей революции" и т. п.) прямо или косвенно борятся против политики РКП, блокируются с меньшевиками и эсерами и являются в большинстве случаев зачинщиками и организаторами разных "волынок" на фабриках и заводах. ЦК предлагает повести беспощадную борьбу с этими группами, перешедшими в лагерь врагов пролетарской революции, приравнивая их ко всем антисоветским группировкам. Там, где элементы, принадлежащие к указанным группам, еще занимают ответственные должности, следует немедленно снять их с ответственной работы»… о мероприятиях сообщить[240].

Как позже станет яснее, кампания 1921 года должна была стать только началом в некоем обширном плане по преобразованию партии, задуманном Лениным. Результаты осенней кампании совершенно не удовлетворили его, и он продолжал нагнетать ситуацию. Среди большевистских олигархов Ленин был более всех потрясен тем, что случилось с партией и ее политикой в этом году. Как тогда могло показаться, на глазах рушится то, к чему шли поколения, то, что создавалось невероятными усилиями и жертвами миллионов людей. Победа была так близка, непосредственный переход к социализму так ощутим — уже закрыта вещевая Сухаревка, вот-вот доберутся до «сухаревки» в душе у обывателя и — вдруг полный обвал: смена экономической политики, возврат к капиталистическому рынку, смертельный голод в стране, разложение рядов и т. д.

По мере отступления государственной политики от принципов военного коммунизма, Ленин толкал саму партию на радикальный революционный путь. Когда осенью 1921 года он еще не видел пределов уступок капитализму, в его сознании окреп замысел превращения партии вновь в небольшую сплоченную группу профессиональных революционеров, действующих в экстремальных условиях разрухи и «возрождающегося» капитализма. Ленин не был одинок в своих настроениях, тогда действительно некоторые старые партийцы левого толка втайне не исключали перспектив последовательной утраты власти компартией в связи с наступающим нэпом[241].