Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя

- Спасибо,- сказал Антип и протянул Васи­лию несколько свернутых в трубку листов перга­мента. — Здесь ты яайдешь подробные сведения о каждом из этих людей, кто они, откуда и так да­лее, а кроме того, мои наблюдения и советы, как и где их лучше использовать.

—- Благодарю, с удовольствием прочту. — Мед­ведев принял сверток и спрятал за пазухой.

— И последнее, — сказал Антип. — Каждому из этих людей я справедливо выделил его долю до­бычи, которая заработана тяжелым трудом и по­стоянным риском своей жизнью. Чтобы избежать кривотолков, я выдал каждому его долю золотыми монетами. Ни у кого из них нет ни одной вещи,которую можно было бы опознать как похищен­ную. Кроме личного имущества, лошадей, кое-ка­кой домашней живности и этих денег, у них ни­чего мет, Я надеюсь, ты не будешь возражать, —

Антип окинул взглядом -запущенную полуразру­шенную комнату, — деньги вам сейчас очень при­годятся,

— Мы поговорим с ними об этом, — сказал Василий. — А теперь я просил бы тебя ответить на несколько моих вопросов.

— Слушаю.

— Кто напал на Картымазова?

— Ян Кожух Кроткий со своими людьми.

— Что это за человек?

— Разбойник и тать, — невозмутимо ответил Антип. — Дворянин князя Семена Вельского и управляет имением от его имени.

— Есть у него там некий Степан. Что ты о нем знаешь?

— Степан? Нет, не слыхал про такого.

— В ту ночь, когда я приехал, ты был у них?

— Да. Нам донесли, что Кожух со своими луч­шими людьми куда-то отправился, и мы решили немедленно воспользоваться случаем. Я не знал,что он двинулся в Картымазовку, и примерно в тоже время, когда они были здесь, мы напали на Си­ний Лог. Там остались не лучшие люди из его от­ряда, кроме того, многие были пьяны. Мы без осо­бого труда перебили тех, кто сопротивлялся, ос­тальных заперли и хорошенько потрясли имение.

Правда, там ничего особо ценного не было. Так,мелочи. Плывем обратно на пароме, тихо вокруг,луна иногда выглядывает, и вдруг видим: пере­правляются люди Кожуха вплавь через Угру в двухстах саженях. Не заметили нас. Не знал я то­гда, что они дочку у Картымазова увезли. А как уз­нал наутро, сразу понял: все! Надо немедля отсюда уходить. Началось.

— Что началось?

— Самое грязное и кровавое дело на свете. По­литика.

— Не понимаю,

— Уж будто бы! Не видать Картымазову дочки,пока не перейдет со всей своей землей на службу к Семену Вельскому. А потом и к тебе с этим при­дут. На то ведь и дают такого покроя людям землю на рубеже, чтобы они у соседей по кусочку отщи­пывали и себе добавляли.

— Вот как?

Антип насмешливо прищурился.

— Будя прикидываться. Сам-то каков? Думаешь, я не знаю, зачем тебя сюда великий князь Иван Васильевич, государь наш родимый, прислал?! Да ведь за тем же. Я сразу это понял, как только ты ручей пересек и мне донесли, что ты там натво­рил. И то удивляюсь, что так поздно спохватились московиты. А ты думаешь, почему я так вольготно тут жил? Неужто всерьез можно поверить, что я был так неуловим в этих болотах? Да стоило им послать из Медыни один хорошо вооруженный отряд — и мне конец. А почему же они не посыла­ли, не слыша многочисленных жалоб на бесчин­ства и грабежи этих злых разбойников, поступаю­щие с той и другой стороны? А? Угадай.'Им было выгодно мое здесь присутствие! Так что хочешь не хочешь, а выходит теперь таю я — на ту сторо­ну в Литву, а ты, стало быть, потихоньку за мной.

Ссора за ссорой, стычка за стычкой, имение за имением, глядишь, и как-то незаметно рубеж верст  на двадцать уже отодвинулся. Вот какая по­литика уже много лет царит в этих краях. А бу­дешь неисправно действовать, чуть что неловко исполнишь - пожалуется на тебя король Казимир великому князю, великий князья тут же тебя как разбойника и убивца на плаху, а сам лицемерно обнимать короля — да ведь братья мы с тобой,ибо все короли— братья, и никакого зла я против тебя не держу,:да вот людишки мне скверные по­пались — видишь, что творят, негодные. Но мы их накажем, ох, накажем. Двадцать лет назад я был точно таким, как ты сейчас, Василий. И это, — Антип потряс обрубком руки, — на службе великому князю. И жену любимую потерял тоже на службе, а за то, что дочь, когда еще младенцем была, спас — казнить собирались. Но в последнюю ми­нуту удалось мне бежать, и тогда я поклялся, что больше никому, кроме себя самого и своей доче­ри, служить никогда не буду. Ну да ладно, пора мне. А тебе теперь, Василий, за подвиги, которые ты тут ежедневно творил, самому расплачиваться придется. Я ухожу, и отныне Яна Кожуха Кроткого и ему подобных ничего больше удерживать не бу­дет. Так что — держись.

Медведев слушал Антипа очень внимательно.

Неужели он прав? «Убежден, что Господь нашвсемилостивый вразумит заблудших, и они вско­ре сами поймут, где и с кем им надлежит быть.А если рядом с ними в трудную минуту выбораокажется добрый человек, который поможетмудрым советом,.,» И неужто Картымазов тоже прав? *Меч живет хмельной минутой схватки, меч не думает о завтрашнем дне. Погоди немно­го, позже сам все поймешь…*

Много лет спустя, вспоминая эту минуту, Мед­ведеву пришло в голову, что, наверно, именно то­гда он впервые начал понимать, что весь его ог­ромный воинский опыт, его искусство убивать, оставаясь самому живым, весь неисчерпаемый ар­сенал хитростей, уловок и приемов оказывается порой совершенно беспомощным перед ежеднев­ной будничной обязанностью обыкновенно по-че­ловечески жить в этом невероятно сложном, за­путанном и полным противоречий мире, где все на самом деле оказывается совсем не таким, ка­ким кажется на первый взгляд.

— Я подумаю обо всем, что ты сказал, — произнес Медведев, — И знай* если тебе или твоей доче­ри понадобится помощь, рассчитывай на меня.

— Давно я не слышал добрых слов и, честно го­воря, от тебя их ждал меньше всего. Вдвойне спа­сибо. И ты на меня всегда можешь положиться. Никогда не известно, что может произойти в этой жизни. А пока прощай.

— Я провожу тебя до парома, но сперва погово­рим с людьми, которые остаются.

Они вышли из дома и приблизились к телегам у ворот. Мужики сняли шапки и поклонились в пояс, некоторые женщины взволнованно перекре­стились. Медведев внимательно оглядел своих первых подданных и негромко заговорил:

— Я еще раз подтверждаю свое обещание со­хранить в тайне известную часть вашей жизни,никогда не попрекать вас за нее и не упоминать о ней. В ответ я хочу, чтобы вы все присягнули мне на верность и безусловное выполнение всех-моих приказов.

- Будем тебе на том торжественно крест цело­вать, государь наш, —от имени всех ответил, низ­ко поклонившись, Епифаний.

— С сегодняшнего дня вы начнете новую жизнь. Быть может, опасную — вы лучше меня знаете, что это за место; наверняка полную тяже­лого труда — оглянитесь и увидите, сколько пред­стоит сделать; но, безусловно* открытую, честную и благородную. Однако вы, кажется, намерены на­чать ее с помощью золота, добытого разбоем. Хо­рошо ли это?

Медведев поймал себя на том, что повторил ри­торический вопрос великого князя.

Лица мужиков вытянулись, и они напряженно переглянулись. Медведев продолжал:

— Полагаю — так негоже. Я совсем не против богатства, но оно праведно лишь тогда, когда на­жито честным трудом, без ущерба ближним на­шим. Потому первое мое для вас испытание такое:со мной останутся только те, кто откажется от своей разбойной доли.

Наступила мертвая тишина.

Наконец высокий чернобородый мужик креп­кого телосложения, которого Василий раньше не видел, сделал несколько шагов вперед.

— А ты куда это, Гридя? — взволнованно спро­сил его Епифаний.

Гридя вынул из-за пазухи довольно объеми­стый тяжелый кожаный мешочек и, бросив его на землю, вернулся к телегам. За ним последовали остальные. Епифаний, кряхтя и сопя, последним избавился от своего мешка и виновато развел ру­ками.

— Видишь, вот оно как выходит, Антипушка…

Так что извиняй да забирай наши доли обрат­но, — он горестно вздохнул. — Пущай робятам больше будет. — И вернулся на место, вытирая глаза полой длинного кафтана.

— Нет, — спокойно сказал Антип. — Это ваши деньги, и вы вольны делать с ними что угодно.

Хоть в Угру бросьте.

И вдруг в голове Епифания забрезжила мысль.

— А позволь, государь наш хозяин Василий Иванович, слово молвить. Что ж это у нас тут по­лучается, ежели рассудить? Вроде как ничьи выхо­дит деньги-то немалые эти? А ничьи деньги -—они ведь чьи? — Он огляделся, но никто не отве­тил. - Вот то-то. Ничьи деньги — деньги Боговы.

Давайте мы Господу нашему да пресвятой заступ­нице Богородице и Сыну и Духу Святому их и отдадим. Давайте-ка наймем мастеров едавных, и пусть они нам прямо вот тут на холме, на берегу Угры, добрую церковь для спасения душ наших сирых построят. Чтоб было нам где грехи наши тяжкие замаливать да за будущее детей наших за­ступников святых просить.