Абдурахман Авторханов - Технология власти
Все встали. Шум моментально прекратился. Как бы спеша, тикали часы, словно свидетельствуя о бешеном беге времени. Человек говорил скучно, вяло, без блеска...
- За счастье народов, за счастье рабочего класса,за счастье партии! За Новый год - за новое счастье!
Пробило 12 часов. Бокалы зазвенели.
Это был Томский.
Мы находились в гостях у лидера советских профессиональных союзов на его даче в Болшеве.
Литограф по профессии, Томский был типичным функционером дореволюционного русского профессионального движения. Он не получил достаточного образования, чтобы стать русским Бебелем, но был человеком большого практического ума, своеволия и решительности.
Не наделенный природой хитростью, а школой - дипломатичностью, он в политических дискуссиях, как говорится, "рубил с плеча". Томский великолепно понимал и видел интеллектуальное превосходство над собою многих из образованных вождей большевизма, но до истины он старался доходить своим, "рабочим умом" и перед авторитетами не преклонялся. Даже Ленина он считал слишком "интеллигентом", чтобы понять рабочих, и нередко случалось, что он публично его критиковал. Так было во время профсоюзной дискуссии, когда в припадке гнева Ле
нин обрушился на Томского и сослал "рабочего лидера" в туркестанские пески. Знойные пески, видимо, уменьшили пыл Томского, и в новой борьбе против Троцкого Томский подает голос из "провинции", на этот раз - в пользу Сталина. Его немедленно возвращают в Москву и ставят вновь во главе профессиональных союзов. Томский оправдывает надежды и расчеты Сталина профсоюзы, руководимые Томским, становятся, по терминологии Сталина, "приводным ремнем" партии в рабочие массы. Награда не заставила себя долго ждать: Томский был введен в Политбюро. Но Томский ошибался, когда думал, что он введен туда как профсоюзный лидер, наподобие лидеров английских тред-юнионов, чтобы играть в правлении "рабочей партии" роль самостоятельного представителя советских профессиональных союзов. Сталину он нужен был и как "рабочая ширма", и как "рабочее" оружие одновременно, для целей, о которых не догадывался далеко не один только Томский. Когда же Томский это понял, он резко повернул профсоюзное руководство против Сталина, и на время создалось в стране новое "двоевластие" - рабочая власть во "Дворце труда" (резиденция ВЦСПС) и партийная власть в Кремле. Когда официальная советская власть в лице председателя Совета Народных Комиссаров Рыкова и теоретика партии в лице главного редактора "Правды" Бухарина заключили единый фронт с лидером ВЦСПС Томским против сталинского крыла ЦК, казалось, что дни Сталина сочтены. Под знаком этого "двоевластия" и проходил весь 1928 год.
У порога нового года Томский был настроен весьма оптимистически, хотя в Политбюро уже лежало его первое заявление об отставке с должности Председателя ВЦСПС, если Сталин не откажется от троцкистской программы "огосударствления профсоюзов".
После Томского на вечере больше политических тостов не было. Бухарин произнес тост в стихах, в которых, к общему удовольствию присутствующих дам, воздал должное "прекрасному полу". Поэты не остались в долгу. Начали сыпаться мадригалы на красавиц, пародии на мужчин, остроты о политиках, еврейские анекдоты, кавказские шутки. Наконец, предложили слово и Сорокину.
- Не анекдот, а быль,- начал Сорокин серьезным тоном, как бы отрезвившись специально для данного рассказа,- а было это в прошлом году. Политбюро решило доказать Троцкому на деле, что рабочие и крестьяне не только преданы партии и ее ленинскому ЦК"
но каждый из них готов умереть за дело партии. Для эксперимента вызвали в ЦК из провинции трех "представителей трудящихся" - донбасского рабочего, тверского крестьянина и минского кустаря-еврея. Вызванных подняли на последний этаж здания ЦК и привели на балкон, где в полном составе их ожидало Политбюро. Сталин обратился к рабочему:
- В интересах партии Ленина требую от вас, товарищ рабочий, прыгнуть с этого балкона и своей жертвенностью доказать преданность рабочего класса нашей партии!
Рабочий отказался.
С теми же словами Калинин обратился к своему земляку-крестьянину.
Крестьянин тоже отказался.
Тогда Каганович обратился к кустарю-еврею, но еще не кончил Каганович своих напутственных слов, как еврей рванулся к перилам.
- Стойте,- сказал Сталин,- для нас вполне достаточно вашей готовности умереть за дело партии, не надо прыгать, но вот объясните теперь товарищу Троцкому мотивы вашего героического порыва.
- Очень просто,- ответил еврей,- лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас!
От анекдотов вскоре перешли к песням. Один артист Большого академического театра исполнил несколько арий из "Евгения Онегина" и "Дона Карлоса". Какая-то восходящая звезда из того же театра спела "Письмо Татьяны", ряд цыганских романсов, из которых я хорошо запомнил "Прощай, моя деревня".
К часам трем или четырем ночи приехал "Генерал". К нашему удивлению, он был совершенно трезв и один. Томский его встретил торжественным тостом. Все выпили за его здоровье. Через некоторое время "Генерал", Бухарин и Томский удалились в соседнюю комнату. Они уже больше не показывались. Гости начали расходиться с гнетущим чувством неопределенности перед лицом только что наступившего Нового года. Те, кто жил политикой, догадывались, что если уж "Генерал" трезв под Новый год - не быть в том году не только счастью, но и покою.
***
Тот, кого я называю "Генералом", в октябрьские дни был моряком на одном из кораблей в Балтийском флоте
и активно участвовал в перевороте большевиков в Петрограде. После переворота его морская карьера окончилась, но зато из младшего морского офицера (он, кажется, был мичманом) во время гражданской войны он сразу попал в "генералы", так как в "адмиралах" тогда особой нужды не было. В гражданской войне он сделал блестящую карьеру и выдвинулся в ряды ведущих полководцев Красной Армии из школы Фрунзе. Когда последний принял от Троцкого командование армией (1925 г.), "Генерал" был переведен в Москву.
Подготовляя снятие Троцкого, Сталин твердо рассчитывал, что пост военного руководителя страны он предложит своему человеку, а своими были все те, которые принадлежали к так называемой "военной оппозиции" (1919 г.). За спиной "военной оппозиции" (Егоров, Ворошилов, Буденный, Щаденко, Минкин), выступавшей на словах против Троцкого, а на деле против Ленина - Троцкого, стоял сам Сталин. Боясь открытой схватки с Лениным и Троцким, Сталин исподтишка провоцировал против них "партизанских генералов"35.
Когда на VIII съезде партии (март 1919 г.) "военная оппозиция", заручившись гарантией поддержки со стороны Сталина, организованно выступила против председателя Революционного военного совета и наркома военно-морских сил Троцкого, Ленин резко обрушился на оппозиционеров и потребовал от съезда осуждения их взглядов. Трезвый политик, Сталин быстро "переориентировался" и на съезде выступил в защиту... Троцкого! Этого требовали сейчас его личные интересы. Впоследствии это свое вероломство Сталин искупил выдвижением "оппозиционеров" на руководящие посты вместо вычищаемых из Красной Армии троцкистов, но многие из них потом кончили свою жизнь все же в застенках НКВД.
35 Вот что пишет по этому поводу Троцкий: "Особое место в Красной армии и военной оппозиции занимал Царицын, где военные работники группировались вокруг Ворошилова... В кругах Ворошилова с ненавистью говорили о спецах, о военных академиках, о высоких штабах, о Москве... Сталин несколько месяцев провел в Царицыне. Свою закулисную борьбу против меня он сочетал с доморощенной оппозицией Ворошилова и его ближайших сподвижников. Сталин держал себя, однако, так, чтобы в любое время можно было отскочить... Как только Ленин заболел, Сталин добился через своих союзников переименования Царицына в Сталинград. Массы населения не имели понятия о том, что означает это имя. И если сейчас Ворошилов состоит членом Политбюро, то единственным основанием для этого является тот факт, что в 1918 г. я вынудил его к подчинению угрозой выслать под конвоем в Москву" (Л. Троцкий. "Моя жизнь", ч. II, стр. 171, 173, 175).
Характерно, что сталинская литература, столь щедрая на разоблачение всяких "оппозиций", всегда старается молчаливо обходить историю с "военной оппозицией". Даже в сталинской "Истории партии" сказано об этой оппозиции только вскользь и в весьма характерных выражениях36.
"На съезде выступила так называемая "военная оппозиция"... но вместе с представителями разгромленного "левого коммунизма", "военная оппозиция" включала и работников, никогда не участвовавших ни в какой оппозиции, но недовольных руководством Троцкого в армии".
Задним числом Сталин реабилитировал своих "оппозиционеров", в первую очередь, Ворошилова.
Вскоре под опытным ножом сталинской "медицины" умер Фрунзе... Наркомом по военным и морским делам был назначен Ворошилов. Когда последний привлек в наркомат своих людей, "Генерал" был переведен в Кремль, в штаб комендатуры Кремля по линии "правительственной охраны".
