Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов
Григорий Жога весной 1944 г. сообщал в письме Розалии Кричевской, что радость освобождения Феодосии 13 апреля 1944 г. была омрачена невероятными ужасами, содеянными «фашистскими зверями, злодеями и варварами». Марию Моисеевну Шик (супругу Г. Жога) 2 февраля 1944 г. румынские жандармы увезли в Симферополь под предлогом отправки в исправительно-трудовой лагерь. Григорий пояснял, что в отношении евреев термин «переселение» означал расстрел: «Роза и Вова подлежали уничтожению как дети евреек, а заодно и мы, их мужья. Но я твердо решил идти вместе с детьми. Еще день-два, и все бы погибли». Массовые расправы над евреями Феодосии произошли 1 декабря 1941 г., когда каратели и их пособники расстреляли 900 человек, и 12 декабря 1941 г., когда погибли 600 крымчаков. Затем, после неудачного десанта Красной Армии в январе 1942 г., расстреляли русских мужей и жен, состоявших в браке с евреями[366]. Григорий Жога пытался найти в себе силы, чтобы пережить это горе ради детей: «Это письмо насыщено нашими слезами, нашим невероятным горем. Но падать духом нельзя, нужно жить ради детей. Но мне тяжело»[367].
Дора Моисеевна, Надежда Моисеевна и Исай Григорьевич Пекеры, эвакуированные в Казахстан, получили письмо от своей соседки из Керчи в марте 1942 г.: «Как тяжело! Ваших дорогих и незабвенных родных я проводила. Все плакали до изнеможения, хотя они и не знали, что их убьют, а думали, что их куда-то вышлют. Бабушка радовалась, что хоть вы выехали все, а Анюта горевала, что ее вылечили для тяжких страданий». И далее: «27 ноября 1941 г. по городу был расклеен приказ всем евреям Феодосии и окрестностей под угрозой смерти явиться 1 декабря 1941 г. до 12 часов дня на Сенную площадь “для переселения”. С собой можно было взять только личные вещи и запас продуктов на два дня. У Белоцерковской должен был родиться ребенок, и они не пошли на площадь по приказу, но ее все равно нашли и увели в тюрьму, там она родила, и умер ребенок. Всех собранных евреев расстреляли у противотанкового рва в районе завода “Механик”. Похоронить Ваших родственников не представляется возможным – из 7 тыс. трудно выбрать. Им сделана братская могила»[368].
Илларион Селицкий из Зембина Минской области сообщал соседям Абрамовичам, что 18 августа 1941 г. их отца, мать, сестру и дочь забрали «немецкие гады», которые расстреляли все еврейское население местечка в 816 человек[369]. Ури Финкелю[370] правду о трагической судьбе его родных рассказал ксендз Раковского костела Александр Ганусевич: «К сожалению, я напишу только о самых грустных новостях. Отец Ваш и сын Исаак были доставлены в Минск и там убиты. Сестры Ваши Элко и Липши умерли в Ракове. Дочери Ваши также умерли в Ракове, уцелел только один сын Мошка, который живет в семье Каганов»[371].
Соня Нисенгольц из м. Городок в Каменец-Подольском районе писала, что в Купине[372] не осталось ни одного еврея: «Ужас охватывает смотреть, как уничтожили всех и все. Никто с Купина не эвакуировался и некому возвращаться. Я один раз была в Купине, сердце рвалось на куски смотреть на такое уничтожение, но ничего не можем сделать, зарастет уже для нас дорога в любимое место рождения, нам нет больше куда ехать, ни родных, ни друзей, нет никого. Я так разволновалась, когда пишу о нашем несчастье, что руки дрожат»[373]. Миша и Катя Токаренко сообщали Мостинским: «Ваш папа погиб со всеми соседями от варварской руки мерзавца Гитлера, устроившего жестокий смертельный террор по всей Одессе»[374]. Далее шло перечисление семей погибших соседей: Янкелевские, Гомбарины, Юзопольские, Орловы, Глузкие, Гольденшлюгер, Гольденурик, Бершанские, Будянские, Свердловы, Элемпорт, Капер, Перемберг, Леньчик и др. Понимая, что случившееся непоправимо, но нужно найти силы жить дальше, Токаренко пытались неумело успокоить Мостинских: «Переживание тяжелое, но не забывайте, что легче читать вам это письмо, чем нам здесь было видеть перед нашими глазами смертельные ужасы. Войдите в наше положение, у нас половина здоровья отнята навеки от переживания и смерти перед нашими глазами»[375]. В самой Одессе во второй половине октября – начале ноября 1941 г. убили примерно 30 тыс. евреев. Кроме того, еще примерно 60 тыс. евреев депортировали из Одессы в конце октября 1941 г. (в Богдановку) и в первой половине 1942 г. (в «уезд Березовка»), где почти все они погибли. Таким образом, погибли около 90 тыс. одесских евреев[376].
Ф. Я. Тарло из поселка Акбулак Оренбургской области в России делился сведениями с Эдди Пивенштейн о судьбе их родных в Виннице: «К великому горю, я вам должен писать: ваши родители, а также Сроил с женой, Инда с мужем, Энца с семьей и Мира с ребенком погибли от рук немецких бандитов. Остался живой только муж Миры – Н. Лахтерман <…> Мать Лени тоже убита, все они погибли в один день с моей Фримой 19 августа 1942 г. М… и Бранця, и Арон, и их семьи тоже погибли уже 15 октября 1942 г.»[377]. Всего в Виннице за годы немецко-румынской оккупации от рук нацистов и их пособников было убито и замучено не менее 30 тыс. евреев[378].
Одновременно с рассказом о Холокосте нееврейские соседи рассказывали о терроре и преследованиях, которые самим пришлось пережить во время оккупации. Их лишали крова, забирали имущество, вывозили на принудительные работы, унижали и убивали. В июле 1944 г. Илларион Селицкий писал, что в течение трех лет белорусы в Зембине «были блокированы и трижды палены, и каждый <…> расстрелян»[379]. Н. Е. Богатырева сообщала сыну А. В. Богатыреву[380], что немцы отняли у них все: «Они убили папу Василия Дмитриевича, который умер от разрыва сердца после избиения сапогами. Нет крова, дом и все имущество сгорело, в лагерях отняли последнюю одежду и обувь. Мы с бабушкой возвратились с лагерей из-под Лепеля. Шли пешком 150 км голые и босые, жить очень трудно, много тяжелых воспоминаний»[381]. В августе 1944 г. Мария Ваганова из Минска писала в Красную Армию своему мужу Давиду Пинхасику о гибели племянницы Веры. Немцы арестовали девушку 24 июня 1944 г., а спустя три дня в этом районе уже не было немцев. Далее в письме приводились подробности истязаний нацистов: «Веру избили настолько, что она собственной кровью написала записку. Потом на нее натравили собак, которые. (заштриховано. – Прим. Л. С.), затем выломали руки и, не добившись ни слова, распяли на стене сарая. Так она и скончалась. Боже мой, какая сила
