Богуслав Суйковский - Листья коки
- Это инки! - Фелипилльо, судорожно цеплявшийся за стремя де Сото, снова задрожал от страха. - Сеньор, это знатные инки! Дары! Надо скорее вручить им дары! И поклониться, господин, сразу же поклониться!
- Молчи, дурак! - Де Сото незаметно, но крепко двинул его в бок. - А самого короля среди них не видно?
- Ай... Нет! Это только высшие сановники.
Удар образумил переводчика и одновременно, как это ни странно, вернул ему утраченную было самоуверенность. Фелипилльо вдруг понял, что он под защитой грозных белых воинов. Что среди них он свой человек. У двух всадников к седлам приторочены заряженные мушкеты, зажженные фитили наготове. Эти дурни инки думают, будто здесь, в самом сердце своего войска, они в безопасности. Но достаточно одного слова белого вождя, как грянут громы и уничтожат их. Или же страшные звери белых примутся топтать индейцев. Достаточно им увидеть этих зверей в гневе, и они тут же обратятся в бегство.
Сознание безопасности сразу вернуло Фелипилльо его обычную наглость. Он почувствовал себя несравненно выше своих "диких" собратьев и значительнее, чем сановники-инки, вызывающие у него страх и почтение.
- Да, сеньор, Фелипилльо повторит им слова белого вождя, - с готовностью ответил он де Сото.
- Говори так: великий вождь белых людей прибыл сюда из-за моря по приказу короля королей, самого могущественного властелина на свете, чтобы взять этот край под свое покровительство. Скажи, что мы приходим сюда как друзья, однако на врагов своих ниспошлем громы и молнии. Скажи, что мы научим их почитать истинного бога, который принесет им спасение и счастье.
- Слушаюсь, сеньор, - повторил Фелипилльо и вышел вперед.
Теперь, когда от группы инков его отделяло лишь несколько шагов, он заметил, что ни один из них не взглянул на него, на его красивый головной убор белого человека, на его прекрасные штаны, которые уже очаровали стольких женщин по дороге от Тумбеса.
Спокойно взирали они поверх его головы на белых всадников. И он разозлился.
- Эй, вы, язычники! - слово "язычники" отсутствует в языке кечуа. Фелипилльо произнес его по-испански. - Слушайте, что говорю вам я, Фелипилльо, я, самый могущественный друг белого!
Но никто из инков не пошевельнулся, не подал и виду, что слышит и понимает его.
- Это говорит вам белый вождь: вы должны признать его своим господином и воздать ему почести. Вы обязаны поклониться богам белых людей и принести им жертвы. Великому вождю белых подвластны громы, ему служат самые могучие духи. Опасайтесь гнева белого вождя!
Снова переводчика не удостоили ни единым взглядом. Фелипилльо охватило бешенство, он вышел из себя.
- Подлые язычники! Белый вождь отдал вас в мои руки! Святой Филипп, а это великий бог белых вождей, о котором вы и понятия не имеете, но который внемлет моим словам, уже недоволен вами. Если вы тотчас же не исполните мои приказания, я обращу против вас гнев бога, святого Филиппа, а также гнев святой Марии и святой Магдалины.
- Что ты им болтаешь о святых! - Де Сото уловил знакомые имена и, заинтересовавшись, прервал переводчика.
- Я рассказываю этим язычникам про нашу святую веру, как учил меня падре Вальверде, сеньор, - кротко и покорно отозвался Фелипилльо.
- Это хорошо. А теперь спроси их, зачем они идут с такими силами на Кахамарку?
- Слушаюсь, сеньор! - Обратившись к неподвижной группе инков, Фелипилльо снова начал говорить вызывающим тоном. - Слышите, вы? Белый вождь разгневан. Я один понимаю и ваш и его язык, я один способен умерить гнев белого господина. Белые люди считают меня мудрецом, Я замолвлю за вас словечко, если вы вознаградите меня за это.
Какой-то человек незаметно пробрался через шеренги гвардейцев, что-то торопливо шепнул одному из сановников и исчез.
Фелипилльо врал без удержу. Он уже сам уверовал в свое могущество.
- Вас много, как вигоней в час большой охоты, однако у белых людей есть громы, которые могут мгновенно вас всех поразить. И все вы отправитесь в ад (слово "ад" он тоже произнес по-испански), а это страшное место. Я, только я один, могу смягчить гнев белых и спасти вас! Но вы должны дать мне за это... - он заколебался, так как любая награда уже казалась ему недостаточной, - вы должны мне дать столько золота, сколько я смогу унести с собой. Вы должны дать мне самые большие серьги и боевой топор из чистого золота!
Он наконец заметил выражение гнева и презрения на лицах некоторых вождей, но, лишь подстегнутый этим, болтал дальше.
- Вы обязаны дать мне женщину! Деву Солнца, которую я сам выберу!
- Замолчи, наглец! - не выдержал в конце концов кто-то из инков.
Фелипилльо засмеялся.
- Мне покровительствует уака белых господ. Я ведь человек белых людей. Знайте, язычники, что я возьму себе любимейшую жену самого сапа-инки!
Один из вождей вдруг сорвался с места, словно хотел броситься на наглеца, но другие удержали его, что-то быстро проговорив ему на тайном наречии инков. Наконец верховный жрец - Фелипилльо упорно отводил взгляд, чтобы не видеть его голову, вселяющую священный ужас, по древнему обычаю сплющенную и вытянутую кверху, - резко сказал:
- Ты прибыл с белыми под сенью ветви мира и уйдешь вместе с ними. На этот раз ты еще сможешь уйти. Но ты должен им повторить: если они хотят с нами разговаривать, пусть берут с собой другого переводчика. Через тебя мы отказываемся вести с ними переговоры. Для нас ты - всего лишь помет шелудивой ламы, дерзкий грубиян!
Снова сквозь строй гвардейцев пробрался посыльный и что-то прошептал. Жрец выслушал его, почтительно склонив голову. Потом он обратился к переводчику:
- Это велел передать белым сын Солнца, сапа-инка Атауальпа: мы не боимся громов белых пришельцев и одним ударом способны стереть их с лица земли. Но мы не хотим оскорблять их богов. Поэтому мы разрешаем белым уйти к берегам мамакочи и отплыть так же, как они прибыли сюда. Мы преподнесем им подарки и снабдим их продовольствием. Но они больше не должны возвращаться в нашу страну.
- Что он говорит? - теряя терпение, спросил де Сото. Сидя верхом на коне, он прекрасно видел длинные шеренги воинов, отдавал должное их спокойствию, дисциплине и вооружению и все больше жаждал как можно скорее оказаться среди своих, под надежной защитой стен Кахамарки и пушек, на них установленных.
- Это очень наглый язычник, сеньор, - Фелипилльо не глядел на инков и торопливо стремился излить свою обиду и злость. - Он хочет, дабы сеньор наместник отвесил ему поклон, отдал оружие из твердого серебра и чтобы все белые поклонились их богам. Может быть, тогда они позволят вам уйти. По его словам, он только потому столь благосклонен к вам, что убедился, насколько я могущественнее всех духов, которым он служит!
- Он не пропустит нас к их королю?
- Сеньор, он очень презрительно отзывается о белых господах, я даже не смею этого повторить. Он говорит, что их король предпочитает лучше глядеть на помет шелудивой ламы, нежели на белых.
- Они не нападут на нас, когда мы будем возвращаться?
- Этот, с перьями на голове, хотел ударить копьем по ногам лошади, но тот жрец запретил. Он боится оскорбить ваших богов. Я им сказал, что конь это любимое животное святого Георгия, так что благодаря мне вы вернетесь живыми!
- Лжешь, Фелипилльо! О святом Георгии ты не говорил ни слова. Ведь я слышал.
- Я назвал его главной уакой белого вождя, такой дикарь только эти слова и способен понять, сеньор.
- Вернемся! - бросил де Сото.
Глава двадцать четвертая
Вечером индейцы подошли к городу настолько близко, что с крепостных стен был виден весь их огромный лагерь. Однако военных действий они не предпринимали, не переправлялись через реку и стояли на месте, словно чего-то ожидая.
Писарро принял решение отправить около полу дня новое посольство, в составе своего брата Эрнандо, де Сото и трех всадников. Фелипилльо, который ни словом не обмолвился об оскорблениях, павших на его голову, должен был сопровождать их и на этот раз.
Писарро дал брату подробные указания, как надо держаться, поэтому маленький отряд решительно направился прямо к королевской ставке, которую не трудно было распознать издали по радужному штандарту.
Снова, как и в прошлый раз, индейцы разомкнулись, уступая им дорогу, однако теперь расступилась и гвардия, и испанцы неожиданно оказались в центре каре, у входа в какое-то здание, перед сидящими с гордым видом сановниками.
Фелипилльо, хотя и считал себя "почти белым", побледнел от ужаса и чуть было не пал ниц, когда увидел пурпурную повязку на голове вождя и два чудесных переливающихся пера.
Любой индеец, живи он даже в самой захудалой горной деревушке, вдали от двора и столицы, тотчас узнал бы эту повязку с перьями птицы коренкенке, самую большую святыню, которую мог носить только сын Солнца, царствующий сапа-инка.
- Это король, сеньор, - шепнул Фелипилльо дрожащими губами, низко поклонившись. Ох, если бы он мог пасть ниц, не глядеть в эти глаза, холодные и как бы обращенные к далеким мирам и лишенные всякого чувства и выражения. Однако приказ белого вождя был ясен: не подавать индейцам и виду, что белые признают их мощь и достоинство. Всадникам запрещалось спешиваться. Дикари не должны Знать, что это совершается легко и быстро, без волшебства.
