Виктор Чернов - Записки социалиста-революционера (Книга 1)
Наше торжество было полным. Мы уходили окрыленными. Поглощенные всецело нашими домашними спорами с марксистами, увлекаясь ими, посвящая себя своеобразному спорту - перещеголять марксистов в знании Маркса и Зибера, порою схоластически подменяя аргументы по существу - цитатами от писания, и, вероятно, нередко уподобляясь старинным российским спорщикам о правой вере и перстосложении, восклицавшим "победихом! победихом! Тако веруйте!" - мы даже забывали думать о том, что на разгорающийся шум наших споров прибежит, наконец, квартальный и потащит и победителей и побежденных в ближайший участок ...
Благосклонно сочувственное отношение Милюкова настроило нас так, что мы решили попробовать втянуть его в наши революционные планы. Для первого раза меня отправили к нему с одним конкретным предложением. В нашем распоряжении находилась тогда весьма популярная среди нас, но очень редкая, нелегальная народовольческая брошюра конца 80-х годов "Борьба общественных сил в России" Натана Богораза ("Тана"). По содержанию это было то, что нам было нужно: анализ {173} социальных группировок - классовых, сословных еtс. - дававший возможность произвести, так сказать, подсчет сил - враждебных, нейтральных, союзных и своих - предрешавший вопрос о "плане кампании" и средствах борьбы. Брошюра эта казалась нам в некоторых чертах устарелой и нуждающейся в исправлениях. В лекциях Милюкова история сословий и классов Российского государства местами изображалась с такой образцовой ясностью и рельефностью, что он показался нам чрезвычайно подходящим человеком для переработки брошюры.
Я изложил Милюкову сущность нашего предложения. Он отнесся к нему очень внимательно и попросил оставить у него "Борьбу общественных сил" для ознакомления; ответ он обещал дать после просмотра. Я уже считал, что Милюков будет "нашим" и внутренне ликовал от такого первого крупного "приобретения". Но последующий обмен мнений вдруг рассеял все мои зародившиеся надежды.
Мы коснулись происходившего под председательством Милюкова собрания, и я заметил, как приятно поразили нас заключительные замечания Гамбарова.
- Я не могу к ним присоединиться, - заметил вдруг Милюков. - И вообще я думаю, что здесь надо выбирать одно из двух. Либо, подобно социал-демократам, сосредоточиться на особенных экономических интересах пролетариата, и почти не интересоваться общенациональной освободительной задачей, - во имя частного и классового отодвигать на второй план общее. То же самое можно сделать - да и делали раньше - во имя не пролетариата, а крестьянства. Либо, наоборот, отложить все частное до разрешения общеклассового. Тогда все силы {174} должны быть сосредоточены на разрешении задачи политического раскрепощения всей страны, без различия групп и классов. Их отдельные задания должны быть подчинены общему и, когда требуется, стушевываться перед ним, уступать ему место. Вы же - эклектики. Борьба с самодержавием для вас очередная задача, но рядом: с ней - а это непременно будет в ущерб ей - вы хотите поставить такие широкие отдельные задачи, которые не могут не внести разложения и распри в лагерь сторонников политической свободы.
- Но неужели же вы думаете, что в России возможен чисто политический переворот, что наша революция будет без всякого социального содержания ?
- Этого я не говорю. Социальные реформы, как последствие переворота, конечно, будут. Но только реформы, как проявление устроительной деятельности новой государственности. Одно дело - реформы, другое революционный переворот в имущественных отношениях. Национализация земли, например, - это сама по себе целая революция в отношениях собственности. Не успевши сделать одной, одновременно выдвигать другую - это значит гнаться за двумя зайцами, чтобы не поймать ни одного.
Я, конечно, возражал. Что именно говорил студент 1-го курса в защиту своей позиции - здесь, думается, мало интересно. Весь этот эпизод любопытен скорее для характеристики зародышевого состояния политических партий той эпохи. Мы полагали, что наши разногласия с Милюковым - чисто тактические или "стратегические". Цель у нас - одна; только для успеха и борьбы за свободу и {175} борьбы за землю он считает необходимым вести их раздельно, в порядке известной исторической очереди. У нас было резкое противопоставление себя "либералам", но Милюкова к этим последним мы отнюдь не относили. Он нам казался не "чужаком", а "своим". Разноголосица в революционно-социалистическом лагере тогда вообще была большая. Направления, оттенки направлений, постоянно сталкивались. Милюков воображали мы - был тоже носителем "оттенка". Он, правда, сильно разочаровал нас своим заявлением, но мы даже не оставили мысли о переработке под его редакторством "Борьбы общественных сил". Возможно, что дальнейшие свидания привели бы к еще большему отчуждению, но, по "независящим обстоятельствам", их не воспоследовало. Мне кажется, впрочем, что и сам П. Н. Милюков в те времена еще не успел окончательно "познать самого себя". Он, вероятно, сам был во власти иллюзии, сближавшей его с нами. Зародыши разных организмов так сходны между собою...
На той же почве недостаточной дифференцированности партий происходили иногда у нас qui рrо quо и с марксистами. Напечатанная в журнале "Слово" 1880г. первая часть "Очерков" Николая - она числилась у марксистов, как "их" литература. Плеханов за границей писал, что "Николай - он лучше знает наше пореформенное экономическое хозяйство, чем все наши народники вместе взятые". Когда "Очерки" вышли отдельным изданием, наши марксисты первоначально ухватились за них обеими руками, прямо упивались ими и только дойдя до заключительных выводов призадумались. Затем уже по марксистской епархии был дан приказ "отвергать".
{176} Были марксисты, признававшие "всего Николая - она за исключением механически прилепленных выводов". Вывали публичные дебаты по вопросу - чей Николай - он: "наш" или "их". Мы, давно неудовлетворенные теориями В. В., впервые нашли у Николая - она почти целиком то, чего искали.
В этом же роде дебаты возгорелись из-за Зибера. Мы разыскали в "Юридич. Вестнике" 1881 г. его статью об аграрном вопросе в Ирландии, где он много и убедительно говорил об общинном духе ирландцев, надолго пережившем разрушение родовой общинной собственности. В необыкновенной живучести этого общинного духа он усматривал залог того, что, получив свободу самим распоряжаться своими судьбами, ирландцы легко могут высказаться за обращение всей земли в общую, в общенародную собственность. Для того времени, когда крики марксистов о "разложении общины" не могли не встревожить нас, это была ободряющая мысль. Мы ведь не хотели ни в коем случае походить на сантиментальных народников, дорожащих консервативными формами патриархальной общины. Пусть крестьяне будут недовольны общиной, пусть она даже распадется, - лишь бы при этом высвободилось достаточное количество живой народной энергии и того в общине зародившегося сознания, которое бы выступило с требованием обращения всей помещичьей земли в "один кошель", - с требованием создания своего рода всероссийской поземельной общины.
И несколько узенькая околица деревенского "мира" держит в плену народную мысль и заслоняет от нее весь огромный социальный мир - пусть ее трещит по всем швам! Так думали мы, и Зибер подводил под это наше самочувствие фундамент исторических {177} фактов. Это было для нас огромным торжеством, а московским марксистам доставило много неприятных минут, таких неприятных, что они сразу сильно охладели к Зиберу и упоминали о нем уже как о наглядном примере того, как даже лучшие и умнейшие из народников, обратившихся в марксизм, оказываются неспособными до конца стряхнуть с себя "ветхого Адама"...
На одном из дебатов с марксистами мы натолкнулись было на довольно сильного союзника в лице кончившего студента-медика А. И. Шингарева. Он производил впечатление чрезвычайно искреннего, горячо и красиво говорившего человека вполне сложившихся взглядов. Но первое впечатление, что "нашего полку прибыло", вскоре быстро ослабело. "Народничество" Андрея Шингарева оказалось вообще слишком неопределенным и элементарным. Все указания марксистов на расслоение деревни, дифференциацию крестьянства, распад общины, рост кулачества - он сводил упорно и настойчиво к одной причине: "Земли мало!" Задачей задач, разрешение которой предстояло народничеству, должно было исторически оправдать его существование и сообщить ему силу выдвинуться в жизни и овладеть ее рулем, формулировалась им тоже слишком элементарно и просто: "прирезать земли". Его аргументы против экономического материализма также были совершенно особенные, не совпадающие с нашими. "Попробуйте объяснить с точки зрения влияния форм производства и смены хозяйственных систем - происхождение и развитие учения Христа!" победоносно восклицал он, и чувствовалось, что с его сознанием вообще вряд ли примиримо объяснение христианства не только {178} "экономико-материалистическими", но и вообще причинами земного порядка...
