Анатолий Лейкин - Портрет механика Кулибина
- Допустим, - предположил Пятериков-старший, - отобьемся мы в первый раз от налетчиков. А не нападут ли они вдругорядь и уже посерьезнее?
- Времени у них на это уже не останется, - рассудил Желудков. - Да и не решится Извольский серьезную баталию затевать!
- Чтобы выполнить задуманное, бурлаки отчаянные потребны!
- Есть у нас на примете такие. Со дня на день их ждем.
- До выхода в путину, - заметил Кулибин, - надобно нам еще одно испытание водоходной машины провести. Завтра сюда гость весьма интересный для меня пожалует. В письме он себя путешественником и литератором отрекомендовал, а также покровителем разных искусств и наук. Зовут его Николаем Сергеевичем Всеволожским. Брат его двоюродный Усольскими соляными заводами владеет. В лучшем виде показать гостю водоходную машину надобно. Бурлаков для того в городе подрядить придется. И чтобы внимания к тому не привлекать, хочу я Александра о том попросить.
2
У пристани, рядом с которой происходила бурлацкая ряда, я замедлил шаг. Изображая довольного собой, бывалого судовщика, я лихо сдвинул набекрень высокую мурашкинскую шапку, потуже затянул кушак на алой рубахе-косоворотке. По этому праздничному наряду, одолженному мне Желудковым, бурлаки должны безошибочно определить во мне подрядчика.
Гомон от слившихся воедино сотен громких голосов я услышал еще издали. Бурлацкая ряда была похожа на тесто в квашне, которое поднималось и выпирало то в одном, то в другом месте. Чтобы попасть в самую гущу ее, требовалась немалая сила, а главное - сноровка. И того и другого в шестнадцать лет мне было не занимать! И все-таки вначале меня, как щепку на гребне волны, помимо моей воли повлекло куда-то в сторону, пока я не понял, что пробиться сквозь густую толпу можно только в одном случае: пустив в ход кулаки и локти.
Бурлацкие ватаги собирались в кружки, и было их так много, что стояли и сидели люди вплотную друг к другу. То тут, то там бурлаки показывали свою силу. Один поигрывал двухпудовой гирей, другой отрывал зубами от земли пятипудовый мешок с песком, третий стоял на руках. Однако большинство бурлаков, уверенных в себе, спокойно занимались своими делами - закусывали прямо на траве или просто обсуждали что-то между собой.
Подрядчики, в таких же нарядах, как и на мне, прогуливались вдоль живых рядов, приглядывались к разным артелям, щупали мускулы и, наконец, вступали в переговоры. Сцены эти живо напоминали мне продажу крепостных на Макарьевской ярмарке, с той лишь разницей, что здесь бурлаки торговались сами и отдавали себя в полную волю хозяев лишь на время путины.
Надеясь высмотреть самую лучшую артель, я несколько раз прошелся вдоль рядов, но так и не смог отдать предпочтение кому-то. Тогда я решился положиться на судьбу и заговорил с "дядькой" ближайшего кружка, тем более что составляли его рослые и крепкие, как на подбор, бурлаки.
- Эй, любезный, - начал я, как научил меня Желудков, - не хотите ли подрядиться до Саратова и обратно?
Староста живо обернулся ко мне, и морщины на его тусклом лице сразу разгладились.
- Хотим, как не хотеть, для того и вышли рядиться! По чем дашь?
- Как обычно, по десяти рублей.
- А мы бы запросили пятнадцать! Харчи ныне вздорожали, да и оброк барин завысил. Верно, ребята?
- Знамо дело! - откликнулись из кружка.
- Так вы не вольные, а крепостные! - сразу же разочаровался я и повернулся, собираясь отправиться на поиски другой артели. Однако староста цепко ухватил меня за локоть.
- Оброчные мы, верно! Но ты вглядись, какие молодцы у меня! Богатыри! В лямке третий год вместе ходим! Миром друг за друга отвечаем!
Слова старосты не то чтобы убедили меня, однако посеяли сомнение. В самом деле, почему я с порога отвергаю эту артель? Только потому, что составляют ее крепостные? Но ведь и сам я еще совсем недавно находился в таком же положении. И артель наша, хотя и без привычки к лямке, мало в чем уступала вольным бурлакам! От работы мы не бежали, старались вовсю. А то, что барин и купец на нас наживались, - дело другое!
А тут к тому же и артель опытная!
- Ладно, - согласился я. - Будем рядиться дальше. Чьи вы?
- Помещика Собакина с Ветлуги. Сам-то больно молод что-то! Впервые выходишь в путину?
- Был однажды, - уклончиво ответил я. - Зато кормщик у меня опытный.
- Для нас все едино. Не передовщик нам голова, а ты. По скольку человек на тыщу пудов выходит?
- По четыре.
- Годится. А глубока ли расшива осадкой?
- Как обычно, - ответил я, чтобы не ошибиться.
- А много ли клади берешь?
- Аккурат на двадцать человек, - слукавил я.
- Ну что, ребята, - подмигнул староста своим, - возьмемся помочь новичку?
- Обычаи-то хоть знаешь наши, бурлацкие? - вышел вперед самый рослый из артели. - Насчет задатка и уговора точного?
- Коли сговоримся, будет вам и то и другое.
- Тогда, "дядька", рядись дальше.
Сошлись на двенадцати рублях с полтиной. Ради успешного окончания ряды, староста со всего размаха ударил одетой в рукавицу рукой по моей ладони. Бурлаки сразу же заткнули за тульи войлочных шапок деревянные ложки - знак того, что они уже заняты.
- Задатку, - назначил староста, - нам бы по семи гривен на человека.
- Вначале - паспорта.
Староста достал из котомки пачку завернутых в холстину бумаг и протянул мне.
- Игнат Фомин кто будет? - вытянул я наугад одну из бумаг.
- Здесь я, - откликнулся самый рослый бурлак, спрашивавший о задатке. - Да ты, хозяин, не сомневайся, все в точности. Двадцать нас двадцать паспортов!
Дальше я спрашивать не стал, выдал старосте двадцать рублей задатка и еще три - на харчишки. Идти с артелью в кабак я отказался, сославшись на неотложные дела. Договорились встретиться завтра в восемь часов утра на пристани в Подновье.
3
В те времена я еще мало знал людей и такого, как Николай Сергеевич Всеволожский, видел впервые. Так же как и князь Извольский, он происходил из очень богатой и знатной семьи, но, в отличие от лысковского помещика, меньше всего заботился о приумножении своих доходов.
Он получил блестящее образование и мог бы занимать самые высокие государственные посты, но и это нисколько не привлекало его. По его же собственным словам, он стремился жить вольно, как птица, и "петь так же свободно, порой ради собственного удовольствия, а иногда услаждая слух оказавшегося рядом поселянина".
Даже внешним видом он напоминал редкую заморскую птицу, случайно залетевшую в наши края. Ему давно уже перевалило за тридцать, но выглядел он гораздо моложе своих лет. Он был щегольски, по последней моде одет, тщательно завит и напомажен. Узкие панталоны со штрипками, лакированные башмаки, фрак с фалдами на манер ласточкиного хвоста, мягкий воротник сорочки, пышный галстук - все это я впервые увидел на нем. Но особенно удивили его изысканные манеры и витиеватый слог. Лишь много позже я понял, что Всеволожский был не просто щеголем и петиметром*, но истинным сыном екатерининского времени, вкусившим французского просветительства, но так и не сумевшим привить его на русскую почву.
_______________
* П е т и м е т р (франц.) - щеголь, франт, ходячий тип русской сатирической литературы XVIII столетия.
Однако, вопреки заверениям, что он предпочитает витать в облаках, Николай Сергеевич не был лишен и практической хватки. За обедом он распространялся не только о высоких материях, но и высказал немало трезвых суждений о земных делах.
- "Письма Русского путешественника", составленные Карамзиным, читали? - отвечал Всеволожский вопросом на вопрос о цели его путешествия. - Вот и я из той же новой породы людей, что и автор. С юности взял за правило: ни с какими практическими делами - будь то коммерция или мануфактура - не связываться. Я лишь сторонний наблюдатель, сочувствователь, совздыхатель! Хочу возделывать свой небольшой участок на ниве просвещения. Писать о том, что дорого моему сердцу, распространять новые передовые идеи. Вот и вам, Иван Петрович, я постараюсь помочь по-своему. Я уже немного наслышан о вашей полезной отечеству деятельности в Петербурге. Но хотелось бы узнать о ней, а также о других событиях вашей жизни подробнее и, так сказать, из первых уст. Тогда бы я смог составить подробную вашу биографию и поместить ее в одном из видных столичных журналов. Тем самым я бы привлек внимание правительства к последнему вашему изобретению, и дело, возможно, сдвинулось бы с мертвой точки...
- Но стоит ли тратить, - стал отнекиваться Кулибин, - ваше драгоценное время...
- Ради машины! - подчеркнул гость.
- Ну разве что только ради машины.
- Для начала, - предложил Всеволожский, - я сам могу поведать вам одну любопытную историю. Знаете ли вы, Иван Петрович, что с помощью вашего фонаря-отражателя нашим соотечественникам удалось подружиться с племенем воинственных американских индейцев?
- Не довелось еще слышать. Расскажите, сделайте одолжение.
- Известный русский купец и путешественник, - тут же начал гость, Григорий Шелехов открыл у северных берегов Америки небольшой остров Каяк. Однако местные жители, опасаясь подвоха, не разрешили высадиться на берег всей команде. Тогда Шелехов с шестью матросами поплыл к ним на лодке. Он узнал на берегу, что индейцы поклоняются солнцу, и решил сыграть на этом. Остался один на острове, матросов отослал на корабль и велел в сумерках, по его знаку, зажечь на мачте кулибинский ревербер. С наступлением темноты островитяне собрались на берегу, и Шелехов обратился к ним с предложением дружбы. При этом он воздел руки к небу, как бы призывая в свидетели всемогущее солнце, которому, как он заранее узнал, поклонялись индейцы. Те попадали ниц и тут же приняли предложение Посланников Солнца.
