Карл Абжаген - Адмирал Канарис
Однако это прискорбное дело имеет и свои позитивные стороны. В февральские дни 1938 г. Канарис осознает, сколь ценным является аппарат внутриполитической разведки Остера. В прошлом он при случае не скрывал своих сомнений относительно деятельности Остера, ведь она нарушала соглашение с гестапо и была чревата конфликтом. Теперь же он понимает, что единственным недостатком этой информационной службы является то, что она недостаточно эффективна. Правда, после того как в военном министерстве начался кризис, Остер благодаря своим связям с начальником берлинской полиции графом Гельдорфом и начальником германского уголовного розыска Небе часто мог быстро узнавать, что происходит в окружении Гитлера, Геринга и на Принц-Альбрехтштрассе. Таким образом, Канарис получал возможность своевременно информировать командующих армии и морского флота, Браухича, Бека, Кейтеля, который, правда, вел свою игру, давшую ему повышение до начальника штаба верховного главнокомандования, и Редера, о шахматных ходах в лагере партии и СС и тем самым предотвращать еще более худшее, чем то, что потом в конце концов происходило. Однако начавшийся кризис поразил и разведку, несмотря на то, что она уже несколько недель до него жила в большом напряжении. В будущем Остер сможет с согласия Канариса расширять свою неофициальную внутриполитическую информационную службу.
Однако, прежде всего, «дело Фрича» привело к тому, что внутри руководящих кругов вермахта теснее сплачивается фронт тех, кто понял опасность, грозящую не только вермахту, но и отечеству со стороны режима. В особенности близко сходятся в эти недели Бек и Канарис. Вместе с Остером они образуют центр, из которого осуществляется руководство обратными акциями против интриги Геринга-Гиммлера. Можно при этом подумать, что Бек и Канарис должны были знать друг друга много лет. Между генеральным штабом и разведкой существовали, конечно, тесные отношения, но разведка была не отделом генерального штаба армии, а органом всего вермахта. Прямой субординации между Беком и Канарисом поэтому не существовало. Однако именно во время кризиса Фрича выяснилось, насколько руководители армии и всего вермахта даже в этом внутриполитическом деле зависели от информации начальника разведки. Так, например, Бек и Кейтель впервые получили от Канариса информацию о том, что обвинение в гомосексуализме, выдвинутое против фон Фрича, основывалось на перепутывании персонажей, о котором, как позже выяснилось, гестапо знало с самого начала, но скрыло этот факт.
Бек и Канарис смогли в течение этих недель установить свое полное совпадение мнений по основным вопросам. Они оба стремились укрепить позиции главнокомандующих армией и морским флотом Браухича и Редера, на которых после отставки Фрича возложили руководство армией, и побудить их использовать случай для решительного удара против гестапо. Хотя этим стремлениям не суждено было увенчаться в конце концов успехом, однако было начато сотрудничество, которое в последующие месяцы должно было становиться все более тесным и осенью того же года едва не привело к свержению Гитлера.
Также и другие ценные связи, которые позже должны были приобрести большое значение в движении Сопротивления, завязываются во время кризиса в военном министерстве. Советник военного трибунала доктор Зак, командированный для участия в предварительном следствии по обвинению против Фрича (некоторое время спустя он в качестве главного судьи в армии после 20 июля 1944 г. попал в руки гестапо и был казнен), оказался убежденным сторонником истинной справедливости и оказывал Канарису и Остеру ценные услуги, предоставляя им информацию о ходе расследования. Точно так же в ходе расследования Остера познакомили со старшим советником правительства фон Донаньи, который был включен в процесс в качестве представителя министра юстиции Гюртнера. Позже он стал одним из ближайших сотрудников Остера и самых близких политических консультантов Канариса.
Афера против Фрича еще не пришла в своему неудовлетворительному, с точки зрения вермахта, концу: генерал-полковник был оправдан, однако без действительной реабилитации, когда вступление войск Гитлера в Австрию отвлекло внимание общественности и вермахта от внутренних трудностей к сфере внешней политики. Решение австрийского вопроса в той форме, в какой это произошло 11 марта 1938 г., явилось неожиданностью и для Канариса. Возможно, его внимание, как и внимание других военных начальников, в февральские недели было слишком занято кризисом внутри вермахта и было отвлечено от обострения отношений с Австрией. Но это совсем не значит, что он не учел развитие событий в этом регионе весной 1938 г. Он даже выполнял служебные поручения в период между визитом австрийского канцлера в Оберзальцберг и вступлением войск. Гитлер, для того чтобы оказать давление на австрийское правительство, распорядился провести некоторые отвлекающие маневры, в результате которых должно было сложиться впечатление о концентрации войск на германо-австрийской границе. Кроме того, сюда относилось также распространение слухов об усилении пограничных сторожевых постов и даже усиленная работа военных радиостанций в пограничном районе Баварии, которая должна была создать впечатление о подходе войсковых подкреплений. В этом должна была принимать участие и разведка, и Канарис получал от Кейтеля соответствующие приказы и давал необходимые указания. Можно сразу отметить, что планируемый обман не удался. Об этом Канарис узнал после введения войск в Вену в отделе разведки министерства обороны. Там маневр сразу разглядели. Только позже, когда вступление войск действительно произошло, обманный маневр вначале имел косвенное действие, поскольку австрийские командные посты сначала не хотели верить, что этот обман оказался действительностью.
То, что Канарис был до некоторой степени изумлен развитием событий в начале марта, связано, очевидно, с тем, что сам Гитлер из-за референдума, проведенного в Австрии под руководством Шушнига, был вынужден действовать быстрее, чем это вначале планировалось.
Канарис сразу после вступления немецких войск отправился в Вену. Там он встретился, между прочим, также с Лахоузеном, который в чине подполковника служил в отделе разведки министерства обороны. По предложению полковника Мароньи из мюнхенского отдела разведки Лахоузен, как уже упоминалось, был принят в абвер. Уже после первого разговора со своим новым начальником он получил ясное представление об установке, которая существовала в руководстве разведки по отношению к партии. Речь зашла о том, какие еще офицеры из австрийской службы разведки могут годиться для службы в абвере. Канарис в присутствии майора Гроскурта заявил: «Не приводите, особенно в берлинский центр, нацистов, приводите австрийцев». Еще более ясно высказался полковник Остер, когда Лахоузен нанес ему первый визит в бюро. Остер прямо сказал Лахоузену, которого видел впервые: он должен знать, что во главе государства стоит преступник.
Канарис уже во время этого визита в Вену вскоре после происшедшего «аншлюса» пришел к выводу, что удачное осуществление этого первого бескровного захватнического нашествия Гитлера, которому не было оказано никакого серьезного сопротивления со стороны западных держав, таило в себе большие опасности для будущего. В речи Гитлера при вступлении войск в Вену он уже отчетливо различал признаки будущей мании величия. Легкий успех должен был толкнуть Гитлера на новые и более опасные авантюры. Это чувствовал Канарис с абсолютной уверенностью, а он знал, что его интуиция никогда его не подводит. И тогда сопротивление в руководстве вермахта будет еще слабее, чем прежде. Вера в то, что «фюрер это сумеет» и что «другие не осмелятся помешать», похоже, начала подтверждаться. Такие размышления объясняют резкое замечание Канариса одному офицеру австрийского генерального штаба, который был ему представлен в эти дни: «Вы, австрийцы, сами во всем виноваты. Почему вы не стреляли?!»
При этом было бы неверно говорить, что Канарис был противником присоединения Австрии к рейху. Напротив, он очень сожалел, что в 1919 г. союзные власти помешали добровольному объединению обоих немецких государств. Он и сегодня считал объединение на основе свободного решения обеих сторон и без давления со стороны могущественной империи желанной целью немецкой военной политики. Но он, противник всех насильственных методов как в отношениях между людьми, так и в отношениях между государствами, не мог одобрить смесь насилия и лживой пропаганды, с которой Гитлер положил конец австрийскому государству, даже если восторженный прием, с которым население Австрии встречало вступающие немецкие войска, казалось, задним числом оправдывало государственный переворот, совершенный Гитлером.
Канарис был уверен, что эти всплески радости будут продолжаться недолго. К тому же он слишком хорошо знал нацистов, и также в период своей службы командиром подводной лодки во время Первой мировой войны он слишком хорошо понял австрийский характер. Исходя из этого понимания австрийского менталитета он поручил руководство вновь созданным венским отделом немецкой разведки офицеру, который не только хорошо знал свое дело, но вся его личность была гарантией того, что в его служебной сфере не будет допущено никаких бестактностей по отношению к австрийцам. Это был полковник Маронья-Редвиц, офицер, служивший в Баварии, который, как уже упоминалось, уже в течение многих лет поддерживал из Мюнхена легальные связи между немецкой разведкой и австрийской службой разведки. Маронья, у которого были с Канарисом отношения доверия, оказывал с согласия своего начальника в последующие годы помощь многим австрийцам, бывшим в оппозиции. Естественно, гестапо и СД его люто ненавидели. После гибели Канариса его судьба тоже была решена. Он участвовал в заговоре 20 июля, после вынесения приговора народным судом казнен 12 октября 1944 года.
