Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
Просторные, тянущиеся часто до самого горизонта поля постепенно стали встречаться реже. Грубо говоря, мы двигались вдоль Великой и прилегающей к ней болотистой низменности. Девственные лиственные и хвойные леса подступали к нашей дороге. Местами они были непроходимы, сойдя с дороги можно было сразу провалиться по колено. Погода в те дни была переменной: то на нас нагонял апатию нестерпимый зной, то дожди, шедшие сутками напролет, приклеивали одежду к телу. Все сильнее одолевали москиты. Хотя своевременно были выданы накомарники, совсем от этих кровососущих тварей защититься не удавалось. Особенно они докучали по ночам, когда тонкий писк болотного комара то и дело предвещал о новом укусе.
Остров мы захватили. Сопротивление противника было упорным и ожесточенным. Потери приняли такие размеры, когда никакой выигрыш территории не мог их оправдать. Русские искусно укрывались в родных для них лесах, избегая невыгодных для них положений, с тем чтобы атаковать нас ночью.
В один из вечеров было прервано продвижение вперед по лесной дороге севернее Острова. Хотя грунт был песчаный, но твердый, и машины могли идти по нему на полной скорости, о продолжении марша, принимая во внимание действия противника, нельзя было и думать. Кроме того, с имеющимися отвратительными картами ориентироваться на местности было трудно и днем. Батальон занял круговую оборону. Мик, Буви и Бфифф еще ездили на своих мотоциклах, развозя донесения. До их возвращения я выкопал в сером песке глубокое укрытие в форме звезды, так, чтобы у нас была защита в случае атаки с любого направления. Я позаботился о пропитании и горючем для наших машин. После того как все покрытые пылью, в наступившей темноте они подкатили на своих мотоциклах, сил им хватило только на то, чтобы съесть свой айнтопф и с полным брюхом завалиться в подготовленную яму. Бфифф и я заступали в караул с часу до трех. До нас службу несли Мик и Буви. Когда нас разбудили в положенное время и мы постепенно приходили в себя, нам сказали, что водитель обозной машины, резервист, не вернулся из ближайшего лесочка. Очевидно, он заблудился и прошел за посты охранения, поэтому были введены дополнительные меры по осторожному применению оружия.
Мик и Буви, которых мы сменили в дозоре, расположенном в кустарнике, сообщили о каком-то незначительном нарушении спокойствия в их секторе. Но о пропавшем никаких вестей. Наш дозор был передовым постом прослушивания и располагался впереди цепи постов охранения. Когда я и Бфифф, совсем одни вдали от лагеря, попытались сориентироваться по звездам, чтобы в случае чего знать, где мы, а где противник, ясное небо заволокли облака. Когда мы еще пару раз повернулись туда-сюда вокруг себя, то уже не знали, откуда мы пришли. Мы стояли спиной к спине, чтобы в этой ночной тьме уберечься от внезапного нападения. Мы даже не разговаривали, потому что каждое слово, оброненное в этой ночной тишине, слышалось на десятки метров. Теперь я понял, что подразумевается под фразой «природа задерживает дыхание». Мы даже не хлопали по лицу, чтобы прибить комаров, а потихоньку растирали их по щекам.
— Камрад, — послышалось мне. И еще раз: — Камрад. — Скорее вздох, чем слово. Бфифф это тоже должен был слышать. Он надавил мне локтем в спину, я ответил ему также. Когда мы взяли карабины на изготовку, прорезиненные плащи очень громко зашуршали.
Больше ничего не было слышно. Мы уставились в темноту, сдерживая дыхание. Мне было слышно, как у меня в ушах пульсирует кровь. Меня охватил страх перед лесом. С Бфифом происходило то же самое. Быть может, мы сами усиливали свою нервозность.
Вдруг вдали в тишине леса раздался жуткий нечеловеческий крик. Так может кричать человек только от ужасной боли или от страха смерти. Это были не слова, а только повторяющиеся ужасные крики, которые, казалось, тянулись бесконечно.
С одного из направлений послышались шум и приглушенные приказы на немецком языке. Теперь мы, по крайней мере, снова знали, в какой стороне наш лагерь. Крики продолжались, пока не ослабели и не затихли. Что же случилось?
Пошел сильный дождь, забарабанивший по каскам, прорезиненным плащам и по листве, гася все остальные звуки. Это было избавление! К исходу ночи мы постепенно стали различать наше окружение. Вернулось чувство безопасности. Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Со стороны лагеря до нас донесся рокот прогреваемых моторов. Потом появился Цигенфус, снимавший посты.
Когда мы вернулись, батальон уже стоял в колонне у дороги, готовый к выходу. Буви и Мик уже подготовили для нас горячий «кофе» и намазали маслом булочки. Обжигающий эрзац-кофе потек в желудок, вытесняя холод из организма. Начался день, и жизнь вернулась к нам.
Подъехал мотоциклист и передал распоряжение. Два взвода спешились и отправились в то направление, откуда ночью доносились крики. Как сказал посыльный, боя с превосходящими силами противника следовало избегать. Возвращение ожидалось через час. Все спешились, машины были поставлены в укрытия от авиации, подразделения заняли позиции охранения.
Еще до указанного срока подразделение вернулось из поиска. Совсем неподалеку они наткнулись на оставленный бивак русского подразделения. Следы его были совсем свежие. Нашли нашего пропавшего товарища. Он был привязан к поваленному дереву, кишки вытащены на метр из распоротого живота, голова превращена в сплошную кровавую массу, носа, ушей, глаз и языка не было, половые органы отрезаны. Потрясенные, мы стояли вокруг трупа. Лица моих товарищей побледнели, некоторых начало тошнить.
(По сообщению одного товарища, пропавший солдат моего батальона через пару дней снова вернулся в часть. Изуродованный до неузнаваемости труп принадлежал другому солдату вермахта.)
Будет ли в будущем жестокость противопоставляться жестокости? Будет ли немецкий солдат способен на такое? Конечно, нет, но в другом виде, кажется, уже он к этому готов. Борьба теперь с обеих сторон будет беспощадной. Лица моих товарищей это ясно отражали.
Вера в существование недочеловеков получила свое подтверждение, а для сомневавшихся в нашей войне было представлено оправдание. Режим преступников должен быть уничтожен до того, пока они окажутся в состоянии уничтожить всю Европу. Мы, представители света, боремся с тьмой.
Мы отправились дальше на север, оставляя за собой след из редких могил, украшенных березовыми крестами. В спокойные минуты мы пытались их сосчитать, тех, кто уже ушел от нас, погибший или раненый. Прекращали, а потом считали снова. Таких уже набиралось много. Наш опыт ведения боя в лесу рос вместе с тем, как уменьшалась численность нашей роты. Пополнения в солдатах не поступало.
Однажды утром один из наших взводов на просеке застал врасплох отдыхающую роту противника. Вместо того чтобы использовать преимущество и с ходу атаковать роту, командир взвода решил предложить русским сдаться, чтобы избежать кровопролития. Это требование, переданное через нашего переводчика-фолькс-дойче, было принято, и нам ответили, что всем уже надоела эта проклятая война. Красноармейцы сложили оружие. Когда наш взвод вышел из леса и начал приближаться к численно превосходящему противнику, они по команде снова схватились за оружие. Но едва они смогли его применить, как по стоящему плотным строем подразделению с руки ударил наш пулемет. Русские снова побросали оружие, и огонь был сразу прекращен. Один из советских солдат на отличном немецком закричал:
— Больше не стреляйте! Не стреляйте!
Это был чистокровный немец из Сибири, он назвался Йозефом Ваалем. Такой же молодой, как и мы, он был призван в армию и отправлен на этот участок фронта. Перед тем как мы его взяли с собой, он обратился к своим прежним товарищам, чтобы те позаботились о раненых. На носилках, которые они быстро смастерили из веток, раненых, после оказания им первой помощи, отнесли клееной дороге, чтобы потом отправить в лазарет для военнопленных. Вааля отправили в штаб дивизии. Потом с его согласия он был переодет в немецкую форму и прикомандирован к нашей части. Знания иностранного языка сделали его чрезвычайно ценным.
Позднее болотистый лес остался позади. Покрытие дороги стало твердым и она (о, чудо!) перешла в широкое шоссе с асфальтированным покрытием. По нему мы смогли действительно ехать, а не тащиться. Дивизия помчалась с ветерком! Слева рассеялся туман и открылся вид на город, а за ним чудесно сверкало синевой под синим небом море. До самого горизонта никакой земли — только чудесное синее море!
Если бы мы могли остаться здесь! Хотя бы на пару дней или хотя бы на пару часов. Но колонна нашей дивизии мчалась дальше, не останавливаясь и не глядя на красоты природы. Впервые никакого болота и непроходимого леса, никаких комаров на этом высоком открытом пространстве, засеянном пшеницей и льном.
