Виктор Петров - Колумбы российские
Бубнов мысленно подсчитал:
— Так, пожалуй, будет что-то вроде полковника, Александр Андреевич. Величать, стало быть, надо вас вашим высокоблагородием!..
— К черту благородия, — отмахнулся Баранов. — Понимаешь ли ты, что теперь я вознагражден за все мои труды… Но я вознагражден, — вдруг с жаром поднял голос Баранов, — а Ситка потеряна. Нет! Я не могу так жить. Иду!.. Или умереть, или включить ее в число земель августейшего моего благодетеля.
Известие о получении Барановым высокой царской награды, как громом, поразило всех его недоброжелателей как духовных, так и морских. Он вдруг оказался чином повыше любого из мореходов!
А главное, награда подстегнула самого Баранова. С еще большей энергией принялся он за подготовку к экспедиции на Ситку. Узнал Баранов из писем также о подготовке компанией кругосветной экспедиции из двух больших кораблей, которые предполагали зайти и к нему в Русскую Америку, чтобы привезти необходимые припасы.
— Жаль, не будет их во время нашей атаки на Ситку. Знатно помогли бы нам. Ну, да как-нибудь обойдемся!
С лихорадочной поспешностью подгонял он алеутов к предстоящей поездке. Алеуты угрюмо готовились, но никому из них не нравилась идея высадки на остров, который был в руках свирепых колошей, известных своей кровожадностью. Слишком хорошо помнили они судьбу защитников Михайловского. От Баранова, однако, пощады не было.
«Скорей, скорей!» — торопил он, собирая байдары со всех островов.
По вечерам Баранов долго сидел у себя в каморке и перечитывал корреспонденцию… Он никак не мог успокоиться от получения письма, извещавшего его о царской милости и возведения его, каргопольского мещанина, в чин коллежского советника… Другие письма из главной конторы были тоже интересны и даже загадочны. Писали ему директора, что оба корабля, отправляемые в кругосветное путешествие, были под командой опытных флотских офицеров, капитан-лейтенантов Лисянского и Крузенштерна.
Все чаще и чаще в письмах поминалось новое имя — Резанов. Баранов знал, что Резанов был зятем Шелиховой и большим чиновником в Петербурге. Теперь же он узнал, что Резанов был в генеральском чине на правительственной службе, «его превосходительством», камергером двора и кавалером многих российских и иностранных орденов. Как видно, Резанов как один из директоров компании играл в ней крупную роль. Мало того, Баранов узнал новость совершенно ошеломившую его, что Резанов лично возглавляет кругосветную экспедицию, планируя заехать в Японию, а потом посетить и Русскую Америку.
«Интересно, что это камергер петербургский собрался вдруг к нам, в Америку, — подумал Баранов, — уж не с инспекцией ли, пронюхать про наши делишки? Все, видно, думают, крадет Баранов тысячи рублей, кладет в банки бостонские… — и он саркастически улыбнулся.
Эх, надоели мне все эти подозрения… плюнуть на все да уехать куда-нибудь… обратно в Сибирь или, может, в Бостон, куда так усиленно зовет О'Кейн?!. Ну да посмотрим, что за человек этот Резанов! Пусть приедет его превосходительство и сам посмотрит, как мы живем здесь. Может быть, порасскажет господам директорам о нашей голодухе да о цинге… Но… — и он посмотрел опять на образ в углу, — ничто не остановит меня теперь от моего предприятия захватить Ситку обратно. Два года тому назад поклялся я отомстить за гибель моих товарищей в Михайловском, и теперь пришло время исполнить мою клятву!..»
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ: ПОХОД НА СИТКУ
1
Баранов проявлял нетерпение. Слишком много времени прошло со дня разрушения Михайловского форта. Пора было и отомстить за поругание русского флага. Приготовления все закончены. Байдары и люди для них собраны, и 2 апреля 1804 года большая партия алеутов на трехстах байдарах под командой промышленного Демьяненкова отправилась с Кадьяка в поход.
Через два дня и Баранов сам собрался в поход. Рано утром 4 апреля он сидел в своей конторке и просматривал бумаги и счета — не забыть бы чего! — ведь будет в отсутствии не меньше полугода. Все вроде в порядке. Отложил бумаги в сторону, снял свои старомодные очки и протер усталые глаза. Решил перед уходом на корабль зайти в жилые комнаты своего дома, попрощаться с детьми.
Вошел в комнату дочки Ирины. Девочка, игравшая с куклами, подняла голову и радостно приветствовала отца:
— Папа! — вскрикнула она и бросилась к нему.
Баранов наклонился, поднял ее высоко в воздух, а потом взял на руки и нежно поцеловал темные волосы дочки.
— Ирочка, моя маленькая красавица!
Он хотел сказать что-то еще, что-нибудь ласковое, но не смог. Комок подступил к горлу, и он знал, что скажи он слово и сам расплачется. Тяжело было расставаться со своей маленькой дочуркой, которую он просто боготворил. И годы начинали сказываться, да и ревматизм мучил. Хотелось посидеть дома и никуда не ездить, никуда не ходить. Но долг повелевал отомстить колошам за поругание русского флага, за замученных товарищей.
Немного отошел Баранов и хриплым голосом прошептал девочке:
— Мне надо ехать теперь, дочурка, но я скоро вернусь и привезу тебе подарки.
Новости о подарках успокоили заволновавшуюся было Ирину, и она стала с радостью думать о том времени, когда отец вернется и привезет ей обещанное.
— Смотри, не забудь, папа, привези мне много подарков!
— Привезу, привезу, шаловница! Ну а теперь иди, поиграй, — и он опустил ее с рук на пол.
Опять подумал он о своем опасном военном походе, но уже несколько успокоившись, — ведь если все окажется успешным, он сможет основать на Ситке новое большое селение, перевести туда свою главную контору, построить большой дом и затем привезти обоих детей. Тогда он будет всегда с ними вместе.
В это время в комнату вбежал сын Антипатр — сильный, красивый, хорошо сложенный мальчик. Увидев, что отец что-то шептал Ирине, он понял — случилось что-то важное.
— Что случилось, папа, что-нибудь неприятное?
Баранов потрепал сына по голове:
— Нет, конечно, нет…
Еще раз поцеловал Ирину и, взяв Антипатра за руку, вышел с ним во двор.
— Пойдем, сын, я хочу с тобой поговорить.
Мальчик послушно вышел с отцом, крепко уцепившись своей ручонкой за крепкую, мозолистую руку Баранова.
Они пошли к берегу и там остановились у деревянной лестницы, ведущей вниз на песчаный пляж. Баранов показал Антипатру два компанейских судна, стоявших поотдаль.
— Видишь эту флотилию, сын. Я сегодня выйду с этими кораблями в плавание на Ситку, буду в отсутствии долгое время. Ты останешься хозяином в доме… Ты уже большой мальчик, тебе ведь стукнуло семь лет… Совсем взрослый. Пока меня не будет, присматривай за хозяйством, помогай матери, слушайся ее. А главное, — не оставляй одну Иринку. Она маленькая, и ты уж присматривай за ней. Никогда не оставляй ее одну. Я хочу, чтобы за ней присматривал кто-нибудь, кто ее любит, а ты, я знаю, любишь свою сестренку.
Антипатр сжал отцовскую руку, силой заставляя себя не расплакаться, показать, что он мужчина.
— Ты скорее приезжай обратно, папа, — произнес он, смотря вперед на бухту, глазами, наполнившимися слезами. — Я хочу, чтобы ты вернулся скорее. Буду молиться Богу о тебе!..
Суровое морщинистое лицо Баранова разгладилось. Он с гордостью посмотрел на Антипатра.
— Обо мне не беспокойся, сын. Не в таких переделках бывал твой отец. Я вернусь, как только сделаю свое дело… Ну а теперь беги, посмотри за Ирочкой… А я еще пойду повидать своих людей перед отъездом.
Баранов направился к мастерским… увидел Тараканова, шедшего к нему.
— А, Тимофей, ты-то мне и нужен. Сбегай-ка к отцу Герману, скажи — хочет Баранов видеть его по неотложному делу… Очень срочно.
Тараканов в недоумении посмотрел на него, но, ничего не сказав, пошел выполнять поручение.
2
С тех пор как у Баранова испортились отношения с иноками духовной миссии, он позже присмотрелся и заметил, что Герман в сущности был неплохой человек, и с течением времени научился уважать его. И, действительно, трудно было не любить простого душой и сердцем инока Германа. Истинно говорили, что он даже букашки не обидел на своем веку. С другими же монахами отношения у Баранова стали просто невозможными. Стоило ему увидеть любого из них, как кровь приливала к голове, и Баранов начинал «выражаться» самыми непотребными словами. С такой же силой, как он мог ненавидеть монахов, Баранов полюбил Германа и с каждым месяцем все больше и больше располагался к нему. Отец Герман, со своей стороны, сильно привязался к детям Баранова — Антипатру и Ирине.
Отца Германа любили все дети в селении. Стоило ему показаться на улице, как к нему бежала детвора, и все просили рассказать сказку или какую-нибудь историю. Герман не был очень силен в грамоте и мало знал сказок, но хорошо знал жития святых, которые он и пересказывал детям с такой умилительной простотой и свежестью, что им и никаких сказок не нужно было.
