Сабатино Москати - Цивилизации Древнего Востока
На существование басни в древнеегипетской литературе указывает множество следов; их настолько же много, насколько мало конкретных документальных свидетельств. Единственный уцелевший пример, однако, весьма значителен: это спор между головой и телом. Несложно заметить, что именно это произведение послужило прототипом для одной из басен Эзопа и знаменитой аллегории Менения Агриппы. В эллинистическую эпоху ситуация меняется: мы видим египетские басни в греческом переводе и можем глубже разобраться в вопросе о влиянии Египта на Грецию.
Разговор о поучительной литературе следует закончить грустной поэзией, поэзией уставшей от мира души. Высшее выражение этот жанр поэзии нашел в уже упоминавшемся диалоге – разговоре разочарованного человека со своей душой. Вероятно, он был написан в период кризиса, предшествовавший Среднему царству. Во многом он напоминает месопотамский и еврейский варианты разработки темы страданий праведника, но в египетском тексте страдания эти только подразумеваются, но не подчеркиваются, так что в этом смысле нет и проблемы, которая требовала бы решения. Вместо этого акцент делается на духовные страдания, на тягу к самоубийству – и на сомнение в том, что хотя бы это имеет смысл:
Кому мне открыться сегодня?Братья бесчестны,Друзья охладели.Кому мне открыться сегодня?Алчны сердца,На чужое зарится каждый.Кому мне открыться сегодня?Раздолье насильнику.Вывелись добрые люди.Кому мне открыться сегодня?Худу мирволят повсюду,Благу везде поруганье…Кому мне открыться сегодня?В сердцах воцарилась корысть.Что толку – искать в них опоры?Кому мне открыться сегодня?Нет справедливых,Земля отдана криводушным.Кому мне открыться сегодня?Нет закадычных друзей,С незнакомцами душу отводят…Кому мне открыться сегодня?Зло наводнило землю,Нет ему ни конца, ни края.
Затем автор возносит хвалу смерти:
Мне смерть представляется нынеИсцеленьем больного,Исходом из плена страданья.Мне смерть представляется нынеБлаговонною миррой,Сиденьем в тени паруса, полного ветром.Мне смерть представляется нынеЛотоса благоуханьем.Безмятежностью на берегу опьяненья.Мне смерть представляется нынеТорной дорогой.Возвращеньем домой из похода…Мне смерть представляется нынеДомом роднымПосле долгих лет заточенья.
Но правда ли, что хотя бы смерть хороша? А может быть, смерть тоже мучение и тщета? Это сомнение, сформулированное в разговоре разочарованного человека со своей душой, вызывает в памяти другой разговор – месопотамский диалог хозяина и раба. В заключение – еще одна параллель: доля обоих собеседников, какой бы она ни была, будет для них общей.
Повествовательный жанр был широко распространен в Египте, как в форме романтической истории на историческом фоне, так и в форме сказки. К первой категории можно отнести произведение времен Среднего царства, классическое по языку и стилю; оно справедливо считается важнейшим и значительнейшим произведением этого жанра в древнеегипетской литературе. Это история Синухе.
Синухе – аристократ, вынужденный из-за дворцовых интриг бежать от двора и искать прибежище у племени бедуинов в Азии. Автор явно обладает первоклассным даром рассказчика:
Это красная земля, имя ей – Иаа. Там росли фиги и виноград, и вина было больше, чем воды, и мед в изобилии, И много оливкового масла; на деревьях всевозможные плоды; ячмень, и пшеница, и бесчисленные стада скота. Велики были выгоды мои из-за любви его ко мне.
Синухе выбирают вождем племени, он завоевывает уважение и любовь кочевников. Но вождь другого племени, человек, которого все боятся, вызывает его на битву. Следует поистине эпическое описание:
Пришел силач Ретену. Вызвал он меня в шатре моем на поединок. Это был смельчак, и не было равного ему. Покорил он страну Ретену от края до края. Сказал он, что хочет биться со мной. Думал он убить меня. Задумал взять в добычу стада мои… С наступлением ночи натянул я тетиву лука моего, уложил стрелы мои в колчан, дал легкий ход мечу моему в ножнах, начистил оружие мое. Когда озарилась земля, народ Ретену пришел, собрались племена его и соседние народы, – силач изготовился биться. И вот двинулся он на меня. Мужчины и женщины зашептали – каждое сердце болело за меня. Думали люди: «Кто может сразиться с ним?» Щит его, топор его и все дротики его выпали из рук его, – я принудил его выпустить из рук все оружие. И колчан его заставил я опорожнить – все стрелы до последней, одна за другой, пролетели мимо. И тогда бросился он на меня. И я застрелил его – стрела моя застряла в шее его. Закричал он и упал ниц. Я прикончил его топором и издал клич победы на спине его.
Эта победа закрепила положение Синухе. Но шли годы, и его охватила тоска по родине. В рассказе возникает элегическая нота:
О бог, предначертавший мое бегство, кто бы ни был ты, будь милосерд, приведи меня в царское подворье! Быть может, ты дашь мне узреть края, где сердце мое бывает что ни день. Что желаннее погребения в той стране, где я родился? Приди мне на помощь! Прошедшее – прекрасно: даровал мне бог милость свою. Ныне вновь да будет милость его, да украсит он кончину того, кого прежде унизил. Сердце его болело за изгнанника на чужбине. И сегодня он полон милости и внимает мольбе издалека.
Мечта Синухе исполняется. Фараон призывает его и встречает великими почестями. Он вновь пользуется всеми преимуществами жизни в Египте:
Стерли следы годов с тела моего, побрили меня, причесали волосы, пустыне оставил я мерзость, ветошь – скитающимся в песках. Одет я в тонкое полотно, умащен самолучшим умащением и лежу на кровати. Оставил я пески живущим в них и деревянное масло – умащающимся им. Дали мне дом владельца сада, он был царским другом. Множество мастеров строили дом, и каждое дерево посажено заново. Кушанья приносили мне из дворца три и четыре раза в день, не считая того, что давали царские дети, и не было ни в чем промедления. Построили мне пирамиду из камня среди пирамид. Начальник над строителями размерил место для постройки. Начальник над художниками писал изображения, начальник над ваятелями работал резцом. Начальник над зодчим города Вечности следил за пирамидой. Все, что кладут обычно в гробницу, было наготове. Назначили жрецов для посмертных священнослужений. Отвели посмертный надел с полями в должном месте, как подобает царскому другу первой близости. Изваяние мое украшено золотом, набедренник из тонкого золота. Его величество повелели сделать так. Нет человека толпы, которому сотворили подобные благодеяния! И был я в милости у царя по день смерти[25].
На этом повествование заканчивается. Синухе выполнил высочайшую задачу любого египтянина: умереть в мире в своей земле, приготовив заранее достойную усыпальницу. Цель достигнута, египетские идеалы утверждены; неудивительно, что эта история стала национальным эпосом.
Одна из самых древних и занимательных выдуманных историй – сказка о моряке, потерпевшем крушение. Она интересна во многих отношениях. Неизвестный египтянин так описывает свои приключения:
Спустился я к морю, и вот – судно: сто двадцать локтей в длину и сорок в ширину и сто двадцать отборных моряков из Египта. Озирают ли они небо, озирают ли землю – сердце их неустрашимее, чем у льва.
Но разразилась буря, и судно разбилось. Один только рассказчик целым и невредимым достигает какого-то острова, где находит всевозможные чудесные цветы и плоды. Вдруг раздается страшный шум, будто удар грома; деревья скрипят, и земля дрожит:
Когда же раскрыл я лицо свое, то увидел, что это змей приближается ко мне. Длина его – тридцать локтей. Борода его – больше двух локтей. Чешуя его – из золота, брови его – из лазурита, тело его изогнуто кверху. Он разверз уста свои предо мной, я же лежал распростершись ниц. Сказал он мне: «Кто принес тебя сюда, кто принес тебя, малыш? Кто принес тебя? Если замедлишь назвать мне его, то гляди, изведаешь превращение в золу, исчезнешь, и никто тебя не увидит». Отвечал я ему: «Вот, ты говоришь со мной, а я не понимаю. Ниц распростерт я перед тобой». И я обмер от страха. Тогда забрал он меня в пасть свою, и отнес в жилище свое, и положил на землю, невредимого, ибо я был цел и члены мои не оторваны от туловища. И отвел он уста свои, я же простерся на чреве ниц перед ним. Сказал он мне: «Кто принес тебя сюда, кто принес тебя, малыш? Кто принес тебя на этот остров средь моря, берега которого – волны?»
Моряк рассказал змею о своих злоключениях, и тот отвечает:
Не бойся, не бойся, малыш, не закрывай от страха лица своего здесь, предо мною. Вот бог даровал тебе жизнь, он принес тебя на этот остров ка. Нет такого, чего бы на нем не было, он полон всяким добром. Вот ты проведешь, месяц за месяцем, четыре месяца на этом острове, пока не придет из царского подворья судно, и люди на нем – твои знакомцы. С ними ты вернешься в царское подворье и умрешь в городе своем. Как радуется повествующий о былых горестях, ибо страдание миновало!
