Дмитрий Винтер - Опричнина. От Ивана Грозного до Путина
Расправу с Северо-западом Руси отсрочило нашествие турок на Астрахань (о нем речь впереди), зато ее ускорило свержение в Швеции короля Эрика XIV – кровавого тирана, сопоставимого с самим Грозным, с которым последний, кстати, стремился к союзу. В частности, он собирался доставить шведскому «коллеге» выгодный мир с Данией и Ганзой (с которыми, а также с Польшей, Швеция вела войну с 1563 по 1570 г.)[418]. Но о внешней политике Ивана Грозного речь пойдет в следующей главе, а пока отметим, что шведского тирана свергли местные «посадские» – стокгольмские бюргеры[419], что не могло не укрепить ненависти Ивана Грозного к «рассадникам свободы – городам». К тому же стремление разгромить Новгород было подстегнуто делом Владимира Андреевича Старицкого, которого как раз тогда казнили, обвинив в покушении на убийство царя (о нем подробнее тоже чуть ниже).
По пути в Новгород (поход начался в декабре 1569 г.) разгрому подверглись и другие города. Интересно, что опричные полки выступали в этот поход не по торным дорогам, а шли «крадучись» через леса, чтобы появиться перед «врагом» внезапно, «как снег на голову»[420]; это – типично татаро-монгольский прием.
Как и раньше, били и «комшарили» и своих, и чужих, хотя отделить первых от вторых не всегда представляется возможным. Так, в Торжке и Твери было перебито 500 литовских пленных из Полоцка – в подавляющем большинстве православных белорусов, считавших и называвших себя русскими. Кроме того, перебиты были пленные – не только немцы, но и татары. Однако последние оказали сопротивление и даже ранили самого Мал юту Скуратова. В Клину перебили, как указано официально, 190 человек[421].
Здесь мы впервые с начала Опричнины (точнее, с 1565–1566 гг., о чем я еще скажу) имеем дело с массовым уничтожением татар. В свете всего выше перечисленного логично поставить вопрос: каких татар и за что перебили? Может быть, представителей родов, враждебных тем, к которым принадлежали ордынцы-опричники? Или просто тех, кто уже начал «расчингисханиваться» и возвращался к традиционному степному образу жизни, – такие должны были казаться и самому Грозному, и Орде вообще не менее опасными, чем русские носители «заразы свободы»!
Но продолжим разговор о масштабах репрессий. Немцы-опричники Таубе и Крузе говорят о 9000 перебитых в Твери; Р. Г. Скрынников считает это десятикратным преувеличением, но если и так, все равно общее количество жертв одного только Новгородского похода явно далеко превосходит ставшую почти официальной цифру в 4–6 тысяч жертв всей Опричнины. А в одном Торжке, разоренном вслед за Тверью, в поминальном синодике упомянуто 1490 человек. Это явно помимо минимум нескольких сотен пленных, из которых далеко не все были православными. А о том, что и далеко не все православные жертвы Опричнины попали в синодики, мы еще поговорим.
Убийства перемежались с грабежами. Так, в Твери сначала ограбили всех духовных начиная с епископа, а потом и весь город. Опричники «бегали по домам, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери, окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары: воск, лен, кожи и прочее, свозили в кучи и сжигали, а потом удалялись». Затем началось всеобщее избиение «кого ни попало: мужчин, женщин, детей, иных жгут огнем, других рвут клещами, тела убитых бросают в Волгу…» Как и чуть позже в Торжке, тут перебили литовских и немецких пленных, которых «вытащили» (то есть, очевидно, перед тем их так пытали, что они уже не могли ходить. – Д. В.) на берег Волги, где в присутствии царя их рассекали на части и бросали под лед[422].
Попутно в Отрочь-монастыре под Тверью Малюта Скуратов собственноручно задушил пребывавшего там в заточении экс-митрополита Филиппа. При этом сначала Скуратов хотел добиться благословения Филиппа на расправу с Новгородом, однако даже то обстоятельство, что теперь экзекуции должен был подлежать и предавший год назад Филиппа Пимен, не изменило отношения бывшего митрополита к Опричнине, и без отмены ее он снова твердо отказался благословлять царские дела. За что и поплатился жизнью[423].
Что касается Новгорода, то Р. Г. Скрынников считает, что сепаратизма там не было, поскольку его носителей выселил в центр страны еще Иван III. Рассматривая проблему упоминавшейся грамоты от литовского короля, историк называет ее фальсификацией литовских секретных служб, чтобы спровоцировать царя на истребление собственных подданных[424]. Так это или нет, но никаких других доказательств вины новгородцев, как уже сказано, не имеется. Да и сама грамота, мягко говоря, противоречива по своему содержанию: новгородцы в одно и то же время хотят «от Москвы отложиться» и «Старицкого на московский трон посадить»[425]. Это похоже на то, как 370 лет спустя арестованному Н. И. Вавилову предъявили обвинения одновременно в монархизме, троцкизме и фашизме.
Тем более что, как мы видели, новгородцы еще за три с половиной года до того, как была найдена грамота, боялись расправы. Да если и собиралась новгородская верхушка «предаться» Литве, ну казнил бы царь зачинщиков, как его дед сто лет назад, – весь город-то зачем в крови топить? Уж явно «широкие массы новгородцев» сепаратистскими настроениями Москве не угрожали!
А вот демократические традиции новгородских «меньших людей» (или, как их по-древнерусски называли, «младшей чади»), которых выселение не затронуло, были очень опасны тирану![426] Кроме того, если не было новгородского сепаратизма, то было недовольство постоянными войнами Ивана, а также наплывом новых хозяев – опричников – в Новгородскую землю[427].
Страшный погром Новгорода в январе-феврале 1570 г. добил этот город экономически. Н. И. Костомаров пишет: «Новгород, оправившийся после Ивана III (а было ли от чего оправляться. – Д. В.), был сравнительно городом богатым; новый торговый путь через Белое море не убил его… Англичане посещали его и имели в нем… свое подворье. Новгород отправлял значительный отпуск воска, кожи и льна. Новгородские купцы, а именно купцы из новгородских пригородов Орешка и Корелы (да-да, эти города, отделенные от Новгорода десятками километров, официально считались его «пригородами». – Д. В.) в большом числе ездили в Швецию… Таким образом, в Новгороде были люди с капиталами, и жители пользовались благосостоянием; с этим обстоятельством, конечно, связано и то, что Новгород пред другими краями русскими и в этот период славился преимущественно признаками умелости. Так… приглашали в Москву из Новгорода каменщиков, кровельщиков, резчиков на камне и дереве, иконописцев и мастеров серебряных дел. С Иванова посещения новгородский край обезлюдел;… новгородцы стали нищими и осуждены были плодить нищие поколения»[428].
Так, в Деревской пятине в 1568 г. запустело 280 обж (единица пахотной земли), в 1569 г. – 1453, в 1570 г. – 1981, в 1571 г. – 229[429]. Голод, вызванный погромами, привел к тому, что топили в реке тех голодающих, кто был изобличен или хотя бы подозревался (!) в людоедстве[430]. Что касается грабежа, то один только Г. Штаден со своим отрядом опричников награбил столько добра, что для его вывоза в Москву потребовалось 49 лошадей и 22 саней[431].
Грабежи сопровождались пытками и убийствами. Так, купца Федора Сыркова (который при Адашеве получил чин дьяка и возглавил приказное управление Новгорода) теперь подвергли пытке, чтобы отобрать 12 000 рублей серебром, а потом сварили на медленном огне. На других новгородских купцов наложили штраф в 8000 рублей, которые выбивались методом правежа[432].
Ограбили и монастыри, причем у них не только отобрали земли и казну (у 27 монастырей), но и сняли колокола (130 лет спустя это же будет проделывать Петр I, но того отчасти извиняет хотя бы то, что нужна была медь для пушек. – Д. В.), погромили хозяйство, порубили скот, монахов опричники еще 2 января 1570 г. также «поставили на правеж» – их били палками по пяткам, выбивая деньги, а когда 6 января прибыл сам царь, то их всех этими же палками забили насмерть[433].
Тут необходимо сделать еще одно отступление на «ордынскую» тему. В свое время английский историк Матьеде Пари заметил (по поводу похода татаро-монголов против арабов в 1256–1260 гг.), что они, «проходя сквозь землю сарацин… рубили леса… выдергивали виноградники, опустошали сады…» Историк А. Г. Новожилов из Санкт-Петербургского университета считает это пропагандистским приемом из серии «чем нелепее, тем достовернее». Мол, действия монголов представлены как лишенные смысла жестокости[434]. Но вот мы видим, как опричники в Новгороде, Твери и т. д. уничтожают то, что не могут или не хотят (ибо считают малоценным) присвоить себе. А национальный состав опричников мы уже знаем.
