Сергей Кремлёв - Имя России. Сталин
«Уборевич указывает на то, что вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главных сил. Это неправильное, ошибочное заключение…
Что касается указаний Уборевича на то, что им разрабатывался вредительский план овладения Барановичским укреплённым районом конницей, поддержанной лишь слабовооружёнными механизированными бригадами, без всякого участия пехоты, то это служит лишь примером того, как проводилось вредительство в оперативном плане, но никак не служит доказательством вредности операций вторжения…»
Этот военно-стратегический анализ занимает почти 14 страниц печатного текста в книге типографского формата б0х90 1/16.
А вот начало письма командарма 1-го ранга Ионы Якира на имя наркома внутренних дел Ежова от
10 июня 1937 года — накануне заседания Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, приговорившего Якира к расстрелу:
«Если сочтёте возможным и нужным, прошу передать в ЦК и НКО.
Я всё сказал. Мне кажется, я снова со своей любимой страной, с родной Красной армией. Мне кажется, я снова тот честный, преданный партии боец, каким я был около 17 лет, и поэтому я смею поставить ряд вопросов перед вами, ряд последних мыслей и предложений…»
Это что — выбито?
Ведь человек уже одной ногой стоит психологически в могиле. Он подводит итог жизни, потому что знает — уже вот-вот итог его жизни подведут другие. А уходить из неё уж полностью замаранным не хочется. Хочется хоть немного отмыться.
Суть последнего письма Якира именно в этом.
Далее идут — на 7 страницах печатного текста в книге типографского формата б0х90 1/16 — квалифицированные, компетентные оценки недостатков РККА и предложения по их устранению, по развитию войск, которые никто в НКВД продиктовать Якиру не мог, даже если очень постарался бы…
При этом Якир признаётся:
«Не то всё пишется, что обязательно нужно бы. Получается всё у меня не так, неконкретно, неорганизованно в этой последней записке. Трудно работать, но я попробую продолжать ещё. Пишешь, и всё время возвращается мысль: как ты попал
в лагерь врагов, как ты пошёл против своей страны, как ты оказался по ту сторону баррикад…».
Думаю, этого достаточно для того, чтобы понять — Якир был виновен?
ЕСЛИ ВВЕСТИ «демократические» якобы документальные и точные документальные данные о тех двух-трёх годах в суперкомпьютер, то непротиворечивой версии событий выстроить не удастся. Ну как совместить, скажем, то, что троцкисты обвиняли Сталина в «сговоре с Гитлером», а на московских процессах обвиняемым инкриминировалось сотрудничество с германской разведкой?
Герои Гражданской войны, удостоенные Почётного революционного оружия, становились «к стенке», а бывшие царские офицеры Шапошников, Говоров, Карбышев, граф Игнатьев, бывший гвардейский полковник дворянин Ардальон Бобрищев жили, здравствовали, носили звания генералов Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Кто-то скажет: раболепствовали, потому, мол, и выжили. Но они, во-первых, были людьми не той закваски и вели себя сдержанно и достойно. А во-вторых, среди расстрелянных хватало действительно славивших Сталина во всю силу командных лёгких.
Или вот: Антонова-Овсеенко, арестовавшего Временное правительство, репрессируют, а эсер Абрам Гоц и меньшевик Лев Дейч спокойно доживают свой век на покое, как и ряд бывших министров Временного правительства, оставшихся в СССР.
Члены первого Советского правительства осваивают тюремные нары, а бывший меньшевик и бывший министр труда «Самарской учредилки» Иван Майский спокойно трудится советским полпредом
в Лондоне. И никто не вызывает его в Москву на расстрел — как это произошло со многими из его коллег с безукоризненным революционным прошлым.
Генерал-майор Елисеев в двадцатых годах командовал береговой обороной морских сил Балтийского моря. Участник революции, он в 1937 году — уже на Тихоокеанском флоте — был оклеветан, арестован, осуждён. Но через два года его освободили, восстановили в партии и в звании и назначили командиром базы Ханко. Причём с его судьбой оказалась схожа судьба как минимум сотен командиров РККА и РККФ.
Авиаконструктора Туполева арестовали (к слову, — за дело), и он со своим ближайшим окружением разрабатывал новые конструкции самолётов в стенах закрытого КБ, подчинённого НКВД. Объяснение сегодня отыскивают в том, что Сталин-де считал: в атмосфере страха за свои жизни инженеры будут лучше работать.
Но авиаконструкторы Яковлев, Ильюшин, Микоян, заместитель Туполева Архангельский ни в какие ГУЛАГи не попадали. Архангельский как был заместителем Туполева до вынужденной «посадки» шефа, так им и остался после ареста Туполева.
Что же касается советских танков, артиллерии, стрелкового оружия, то практически все их конструкторы если и отправлялись в лагеря, то в воинские учебные — для полевых испытаний своих конструкций. Обходилось без ГУЛАГа.
Почему?
Казалось бы, политически не раз испытанные кадровые разведчики из Разведуправления РККА и дипломаты из Наркоминдела становились «невозвращенцами».
А политически нейтральные советские инженеры, учёные, специалисты уезжали из СССР в деловые и научные командировки и приезжали обратно в СССР.
В чём была разница?
Из советских портов каждый день уходили за границу суда с советскими экипажами, и массового бегства с них в иностранных портах не наблюдалось.
Что ж так?
Как ни странно, из всех существующих версий событий 1937 года самая непротиворечивая (хотя и далеко не полная) — это версия официальная. То есть такая: троцкистская и антисталинская оппозиция в конце концов выродилась в нечто прямо враждебное интересам социализма в СССР, была разоблачена, и её пришлось выжечь калёным железом.
В выражении «калёным железом» суть выражена точно. К такому сильнодействующему средству прибегают тогда, когда организм поражён язвами смертельной опасности, а времени на терапию или тонкую хирургию нет. Выжигание язв болезненно именно потому, что вместе с больными клетками выжигают и оказавшиеся рядом с ними клетки здоровые.
Но тут уж ничего не поделаешь: или выжечь и — выжить.
Или смалодушествовать и — погибнуть.
Впрочем, масштабы репрессий «верхов» не были такими значительными, как это лживо утверждали вначале хрущёвцы и ныне утверждают ельциноиды. Маршал Жуков уже в послесталинские времена простодушно признался однажды, что в то, мол, время он и не знал, насколько обширными были репрессии.
Что ж, Люксембург, конечно, великая держава, но тот, кто едет через неё из Франции в Германию, Люксембурга почему-то не замечает. Вот так и с репрессиями — например, в РККА. Их масштаб не был всеобъемлющим и катастрофическим, почему Жуков о них тогда и не знал. А характер их был таков, что в перспективе скорее повышал командный уровень в войсках и их боеспособность. Ныне рассекреченные и публикуемые самими «демократами» документы 1937/38 годов показывают удручающую картину состояния РККА, до которого армию довели «гениальные» тухачевские с якирами, уборевичами и блюхерами.
«Ельциноидный» историк Генерального штаба генерал Юрий Горьков в своей книге 1993 года «Кремль. Ставка. Генштаб» заявляет: «То, что Сталин и его подручные сделали с армией, сравнимо только с крупной военной катастрофой».
Но это — просто чепуха! Катастрофой было бы оставление Тухачевских на их командных постах. Достаточно сказать, что Уборевич (начальник вооружений РККА в 1930/31 годах) и Тухачевский (начальник вооружений РККА в 1931–1936 годах) наплодили избыток устаревающих лёгких танков, однако не позаботились о радиосвязи для них, почему немцы с их радиосвязью так легко и переигрывали наших танкистов в начале войны.
Не было раций и на заказанных Уборевичем и Тухачевским промышленности истребителях, хотя Сталин давал указания об их радиофикации ещё в первой половине 30-х годов.
И ведь не только Уборевич, Тухачевский, Халепский, Якир были виноваты в подобной военно-технической политике. Ей не противились и другие военачальники рангом пониже. И почти все почему-то — из тех, кого расстреляли в 1937–1938 годах.
По уставам, разработанным «творческим гением» этого генералитета, в первом эшелоне дивизии из 17 000 (семнадцати тысяч) человек наступало всего 640 (шестьсот сорок) человек. В это трудно поверить, но это — данные из доклада начальника Генерального штаба генерала армии Кирилла Мерецкова на совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 года.
Вот ещё пример… Уже после раскрытия и ликвидации заговора Тухачевского, с 21 по 27 ноября 1937 года, в Москве проходило расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны СССР Ворошилове. На нём рассматривались итоги боевой подготовки за 1937 год, задачи на 1938 год и меры, предпринимаемые в РККА по очистке её рядов от заговорщиков и вредителей.
