Сборник статей - Прогулки по Москве
Большая Никитская – улица музыкальная, и уже давно. Когда-то лился над ней колокольный звон из Никитского монастыря (теперь там подстанция метрополитена, дом 7). Знаменитый звонарь-виртуоз К. К. Сараджев утверждал, что эта с виду обычная колокольня отличалась удивительным подбором колоколов.
«От многих мне приходилось слышать, что даже посторонний человек, переступая порог наших концертных залов, не может не почувствовать некой их особой атмосферы. Должно быть, это правда… Ведь и в наших классах, и на подмостках наших залов – Большого, Малого и Рахманиновского – происходили невероятные события духовной жизни. Эти события каким-то удивительным образом оставались здесь, в этих стенах. Даже ночью, после концерта, Большой зал продолжает дышать смолкнувшей уже музыкой».
Проректор Московской консерватории, профессор Е. Г. СорокинаУдивительно удачно вписался в консерваторский дворик памятник П. И. Чайковскому – последняя работа Веры Мухиной (1954).
«Могучая кучка наша романтическое движение. У таких гениев, как Бородин, Мусоргский и Корсаков, многое идет от романтизации. Романтизация своего прошлого, романтизация предания – без этого нация не может существовать».
Г. СвиридовОдно из красивейших зданий московского классицизма конца XVIII века (дом 11) занимало до революции Синодальное училище певчих – центр музыкального образования до консерватории, – объединенное с ней в 1919 году.
Московская консерватория разместилась на Большой Никитской, 13, во дворце знаменитой княгини Екатерины Дашковой, сподвижницы Екатерины Великой, президента Академии наук России. Позже дворец перешел к графу Воронцову (это он был генерал-губернатором Одессы в то время, когда там отбывал свою ссылку Пушкин).
Здание перестроили специально для занятий, оборудовали Большой концертный зал для музыкальных вечеров – его великолепная акустика создана с помощью системы пустотелых керамических емкостей, вмонтированных в свод. Крылья здания, обнимающие глубокий парадный двор, полукруглый вход и два нижних этажа, сохранились в том виде, какими они были при княгине Дашковой.
Перед входом в Большой зал установлен памятник П. И. Чайковскому. Вдохновенное лицо, поразительное портретное сходство. Правая рука с карандашом готова записать музыкальную фразу, левая по-дирижерски отбивает ритм. На бронзовой решетке отлиты начальные строки самых известных мелодий Чайковского, симметрично расположены вензеля с инициалами «П.Ч.» и даты жизни композитора: 1840–1893. Каменное основание решетки – полукруглая скамья, на которой раньше так любили отдыхать москвичи.
Из окон этого храма Гармонии зимой и летом слышна музыка. А композитор и профессор – и вслед за ним все, кто проходят мимо Большой Никитской, 13, – внимательно прислушивается к ним…
Дом на Разгуляе
Дмитрий Зубов
Любят москвичи рассказывать про свой город всякую небывальщину. Нет-нет, да и прочтешь в газете очередную версию происхождения Москвы или услышишь где-нибудь необыкновенное предание о событиях далекой старины. Маститые ученые-краеведы, уставшие от досужих сплетен, в сотый раз опровергают очередной московский миф, а он живет и только еще пышнее расцветает новыми подробностями, создавая то неуловимое, что называется духом города…
В мире московских легенд я впервые очутился будучи студентом Московского инженерно-строительного института. Одно из многочисленных помещений alma mater располагалось на стыке двух Басманных (Старой и Новой) в старинном дворянском особняке с большим, в два этажа, портиком и изящной ротондой. Внутри дом поражал своеобразной архитектурой – смесью барской усадьбы и учебного заведения. За два с половиной столетия архитекторы (талантливые и не очень) так перестроили здание, приспосабливая его к нуждам многочисленных владельцев, что невольно превратили его в лабиринт, который с успехом мог конкурировать со знаменитым Критским. Жизнь била ключом. То здесь то там сновали измученные Тезеи-студенты, силясь в бесконечных коридорах, коридорчиках и тупиках отыскать Минотавра-профессора, чтобы сдать наконец-то зачет. Даже на лекциях здесь царила особая атмосфера. Преподаватели, видимо, проникнувшись духом дома, иногда отвлекались от темы занятий и выплескивали на наши усталые головы поток историй одна фантастичнее другой.
Рассказывали о первом владельце дома Якове Брюсе – ученом, маге, алхимике, шокировавшем своих современников полетами над ночной Москвой и всякими волшебными превращениями. Говорили о другом обитателе дома – сумасшедшем графе, якобы повесившем вместо входной двери крышку от гроба, дабы отвадить непрошеных гостей. Особенно популярна была история про одного дотошного студента, который, сосчитав число окон по фасаду здания, а затем внутри аудиторий, нашел несоответствие: на улице было на одно больше, что по логике означало наличие еще одной – потайной – комнаты. Да еще по коридорам частенько ходили люди с непонятными приборами и исследовали стены. По словам всезнающих студентов, они искали замурованную где-то в толще конструкций рукопись «Слова о полку Игореве». Было от чего прийти в замешательство.
На деле все оказалось гораздо прозаичнее. Не жил здесь волшебник Брюс, так как умер в 1735 году, еще до постройки дома. «Гробовая доска» оказалась остатками солнечных часов, украшавших некогда барскую усадьбу. История про «потайную комнату» еще в XIX веке ходила среди учащихся 2-й гимназии, располагавшейся в этом доме до революции. Люди с приборами оказались просто рабочими, проверявшими на прочность стены старого здания.
Но все это не столь уж важно, ведь тогда эти легенды сделали для меня каждый приход в «дом на Разгуляе» событием, помогли открыть для себя настоящую, живую историю московского дома…
А. И. Мусин-Пушкин
Тот самый дом
А «Слово о полку Игореве», как оказалось, все-таки было в этих стенах.
Хранил это сокровище русской литературы в своей коллекции древних рукописей реальный владелец дома – археограф, историк, филолог граф А. И. Мусин-Пушкин. И не только хранил, а с любовью перевел с древнерусского и издал в 1800 году немалым в то время тиражом 1200 экземпляров.
Книгу быстро раскупили. Пророческим стал призыв неизвестного автора «Слова» к объединению русских людей перед лицом опасности: через 12 лет грянула война. События осени 1812 года оказались роковыми в судьбе ценнейшей рукописи. Она погибла в графском доме вместе с остальной библиотекой в знаменитом пожаре Москвы. Не мог поверить старый граф, что Москву сдадут Наполеону – не стал вывозить любимую коллекцию из осажденного города. Вместо этого уехал в ярославское имение, чтобы на собственные средства собрать ополчение из крепостных крестьян.
Тяжело примириться с такой потерей. Но так устроен человек, что даже спустя многие десятилетия то и дело находятся энтузиасты, мечтающие отыскать заветную рукопись в еще не открытых тайниках «дома на Разгуляе». И, я верю, найдут – ведь «рукописи не горят».
Маринин дом
Людмила Киричек
В центре Москвы, между Поварской и Новым Арбатом, находится Борисоглебский переулок, а в нем – небольшой двухэтажный дом № 6. Приоконные ямы полуподвала, ступеньки крыльца и металлический навес над ним… Таких много в старой Москве, но здесь – мемориальная доска с надписью: «В этом доме с 1914 по 1922 г. жила поэт Марина Цветаева».
Марина Цветаева переехала в этот дом летом 1914 года с маленькой дочерью Ариадной и мужем Сергеем Эфроном. Она сама нашла эту квартиру и полюбила ее сразу. «Дверь открывается – вы в комнате с потолочным окном – сразу волшебство! Справа – камин. Я так вдруг обрадовалась, я уже в этой комнате почувствовала, что это – Мой Дом! Кто здесь мог жить? Только я!» – рассказывала она сестре Анастасии.
Квартира была действительно необычной. Комнаты располагались замысловато – на трех уровнях-этажах. В них вели коридоры, лесенки, ступеньки. В комнатах были альковы, изразцовые печи-голландки. Потолки – и высокие лепные, и низкие скошенные, и стеклянные, и с «дырочками», через которые проникал свет. Были и обычные окна, и окна, выходившие на крышу деревянной пристройки – по ней можно было ходить.
Есть в доме и мансарда – «чердачная»: «Входишь по ступенькам в разлатое, невысокое, невысокое антресольное – что? Мне показалось, тут должен быть иллюминатор, за ним волны. И может быть, все это корабль… Да, что-то кораблиное есть в этой квартире, и это такая прелесть… Все комнаты сами по себе, понимаешь? Это сборище комнат, это не квартира совсем! Как будто часть замка…»
В этом доме было создано много стихов и поэм, написаны романтические пьесы, здесь вела дневники не только сама Марина, но и ее маленькая дочка Аля. Здесь бывали К. Бальмонт, О. Мандельштам, И. Эренбург, князь С. Волконский, студийцы 4-й студии МХАТ Вахтангова. Среди них Соня Голлидей («Повесть о Сонечке»), Павел Антокольский, впоследствии известный поэт, и красавец Юра Завадский, в которого были влюблены почти все студийки и немножко сама Марина. В советское время Ю. Завадский был бессменным главным режиссером театра им. Моссовета. Они часто сидели на крыше пристройки – любовались ночным небом, читали друг другу стихи.