Клод Фаррер - Корсар
В лагере палаток было немного. Большинство флибустьеров, сыновей и потомков буканьеров былого времени, кичились тем, что спят на ветру лучше и крепче, чем любой горожанин в своем алькове. Без лишних церемоний они завертывались в какое-нибудь одеяло, часто в свой деревенский плащ, сшитый из козьих шкур, и подкладывали под голову свою левую руку. Одни только начальники, чтобы подчеркнуть свое достоинство, да немногие солдаты, самые богатые и желавшие показать свое богатство, захватили с собой среди скромного багажа экспедиции, которого едва хватило для нагрузки двух десятков черных рабов, прислуживавших при армии, столько обожженных кольев и смоленого холста, сколько нужно, чтобы дать убежище человеку. Штук шестнадцать или двадцать таких палаток было раскинуто в центре квадратной площади, занимаемой армией. Палатка Тома, во всех отношениях схожая с другими, отличалась только длинным копьем, которое он сам воткнул в землю перед дырой, служившей входом, и к которому привязал малуанский флаг знамя, присвоенное экспедиции.
Итак, откинув холст, одно полотнище которого ниспадало в виде полузакрытой двери, Тома, нагибаясь, вошел в свою палатку, слишком низкую для того, чтобы в ней ходить выпрямившись...
Женщина, испанка Хуана, сидевшая в глубине палатки, опершись подбородком о колена и зажав руки между ног, подняла на него глаза.
Ибо Хуана тоже входила в состав сухопутной армии.
Во время высадки на левый берег Рио-Гранде Тома, к удивлению всех флибустьеров, приказал высадить, - "волей или неволей", так он сказал, пленницу, запертую до тех пор в его собственной капитанской каюте. Впрочем, Хуана не сопротивлялась и даже не задавала вопросов, хотя с большим любопытством смотрела вокруг себя, пока ее везли в яле с корабля на берег, быть может она узнавала окрестности своего Сиудад-Реаля, которым она так сильно гордилась. Во всяком случае, она этого ничем не обнаружила.
После чего, целых четыре дня, от того берега, где они высадились, и до самого городского вала, Хуана шла среди флибустьеров, по-прежнему не произнося ни слова, по-прежнему ни на что не жалуясь. К тому же никому не приходило в голову открыть рот, чтобы что-нибудь ей сказать, и Тома не больше, чем другим. Он, впрочем, ни разу не нарушил своего молчания, которое хранил по отношению к пленнице с самого начала экспедиции. И даже здесь, в конце пути, перед Сиудад-Реалем, накануне вступления в него с оружием в руках, он упорствовал в этом молчании и даже ни разу не переступил порога своей собственной палатки, вплоть до этой минуты.
Так что он входил сюда в первый раз. И Хуана, удивленная, хотя нисколько не обнаруживая этого, подняла на него глаза...
Они долго молча смотрели друг на друга, он и она.
Затем Тома, не опуская взгляда, - две недели неограниченной власти, повелительно осуществляемой, вернули его сердцу былую отвагу, - резко спросил ее:
- Знаешь ли ты, где находишься?
Она с презрением пожала плечами, показывая, что ей все равно, быть ли здесь, или там, или еще где-нибудь.
- Ладно, милочка! - сказал он усмехаясь. - Тебе наплевать, не так ли? Ладно, ладно! Во всяком случае, видишь ты вон тот угол палатки? Немного погодя приложи к нему ухо и слушай хорошенько, потому что там, за стенкой, я буду сейчас держать совет. И как бы мало в тебе не было любопытства, пусть я попаду в лапы самому главному дьяволу в аду, если тебе не занятно будет послушать наши рассуждения!
Продолжая смотреть ей прямо в глаза и хохоча все громче, он, пятясь задом, вышел из палатки. Холщовая дверь опустилась за ним.
Вскоре звук трубы огласил весь лагерь, и начальники собрались вокруг малуанского флага, знамени армии. Тома, главнокомандующий, стоя, поджидал своих помощников, опираясь обеими руками о копье, древко знамени.
- Береговые Братья, - сказал он, когда они все были в сборе, - я сейчас рассмотрел вблизи крепостной вал, ров и прочую ерунду: заграждения, казематы, батареи, бастионы, кавальеры, люнеты, куртины, патерны и остальной вздор, со всех сторон окружающий Сиудад-Реаль. Знайте, что все в прекрасном состоянии и что осажденные, по-видимому, весьма высокомерно полагаются на свои стены. Это не беда! Мы все-таки будем сегодня же ночью в сердце города, если Пресвятая Дева Больших Ворот, в которую я верую, удостоит принять обет, мною приносимый, построить в ее честь часовню на острове Тортуга сразу же после возвращения, и отдать в эту часовню все самое ценное и прекрасное, что нам удастся награбить в здешних церквях, аббатствах, обителях и монастырях.
- Решено и подписано! - сейчас же согласился авантюрист из Дьеппа, добрый католик; между тем, как гугенот с Олерона, слыша, как поминают и славят Пресвятую Матерь Божью, презрительно плюнул. Но он не посмел возразить, потому что пылающий взор малуанца устремился на него, полный опасной угрозы. Ну, а Лоредан-венецианец, тот, по обыкновению, улыбался, всегда готовый одобрить все, что не вредило его собственным интересам. Точно также не возражали и Краснобородый, и Мэри Рэкэм, с той только разницей, что англичанин не улыбался, а заливался во все горло, а женщина-корсар, серьезно занявшись новым толедским кинжалом, впервые попавшим в ее руки, не слышала ни слова из его речи.
Так как никто не вымолвил ни звука, Тома продолжал:
- Раз мы в этом сошлись, перейдем к дальнейшему. Флибустьеры, как я уже вам говорил, нам придется перелезать высокие стены, перепрыгивать широкие рвы. Несмотря на это, мы наверняка будем завтра в Сиудад-Реале, раз мы решили там быть. На этот счет не может быть никаких сомнений. В средствах недостатка не будет. Кто из вас посоветует лучшее?
По-прежнему никто не издал ни звука. Внимательно слушая, заранее повинуясь и доверяя, флибустьеры ожидали приказания корсара.
- Отлично! - гордо произнес Тома. - Чего вы не знаете, то знаю я! - И он вытащил из-за пояса длинную стрелу с колючим острием, ту самую, которую давеча пустил в него, в Тома, чуть его не задев, один из индейцев, защитников вала.
Тома высоко поднял эту стрелу, выставляя ее всем напоказ.
- Вот что послужит нам и лестницей, и перекидным мостом, если угодно будет Спасителю и его Пресвятой Матери.
Стрела была цела, кроме острия, которое сломалось, ударившись о камень. Крайне изумленные авантюристы подошли поближе, чтобы получше рассмотреть эту оперенную палочку, которую им назвали "лестницей" и "перекидным мостом"...
- Ладно! - первая прервала молчание Мэри Рэкэм, насмешливо тронув пальцем затупившуюся стрелу. - Ладно! Клянусь господней требухой! Вот уже один ров засыпан, а стена пробита. Вперед же! Нечего болтать: город взят!
Тома молчал. Гугенот с Олерона, любопытный, как все еретики, стал расспрашивать:
- Каким образом эта стрела...
Ответ последовал надменный:
- Раз я ручаюсь, то мне кажется, этого достаточно. Вот что, довольно болтовни, обсудим дальнейшее. Теперь твой черед, брат Лоредан, подумай вот о чем: ночь будет темная и безлунная; сумеешь ли ты все-таки, когда укрепленный пояс будет взят, провести нас, несмотря на темноту, по запутанным улицам, переулкам и перекресткам.
- Не лучше и не хуже, чем среди бела дня, - заявил венецианец. - Нам, очевидно, придется с большой поспешностью занять прежде всего защитные укрепления: замок и редут, а также казармы...
- Представляешь ли себе, - спросил Тома, - какого порядка и плана нам нужно в этом отношении придерживаться?
Лоредан-венецианец задумался.
- Представляю, - сказал он наконец. - Прежде всего и самым спешным образом нам нужно будет не захватывать, а поджигать. Так как нам будет, поистине, необходимо не разъединяться друг с другом, раз мы и вместе-то не слишком многочисленны... Итак, мы подожжем несколько зданий, которые я сумею отыскать без затруднения, если бы даже ночь была темнее ада. Затем, не задерживаясь у домов и складов, - о штурме их порознь не может быть и речи, иначе мы бы сразу оказались рассеяны и ослаблены, - мы бросимся прямо к цитадели, захватим ее и в ней засядем. Очевидно, там будут в сборе все главнейшие неприятельские начальники, и они сразу попадут в наши руки. Солдаты, лишившись, таким образом, командиров, долго не выдержат. И мы, задолго до восхода солнца, овладеем городом. Главное - стараться избегать во время наших поджогов зубчатых монастырских стен, осада которых, не имея никакого смысла, будет нам стоить больших потерь и драгоценного времени, если не хуже. Но это уже мое дело - быть хорошим проводником и пройти, сторонясь монахов, без злоключений.
- Хорошо, - сказал Тома.
Он минуту колебался, как будто размышляя. Потом, изменившимся голосом, более тихим, странно ускоряя слова он повторил слова Лоредана:
- Так значит, в цитадели мы найдем всех главных начальников, вельмож города... Брат Лоредан, что ты о них знаешь? Кто они, и как их зовут?
Мэри Рэкэм, не стесняясь, опять стала издеваться.
- Ей-богу! - воскликнула она, - вот уж, действительно, важно, - зовут ли кастильских обезьян Карлосами, Антонио или Хосе...
