Виктор Суворов - Последняя республика
Но попробуйте наступать в этих условиях. Попробуйте отрезать раненому ногу, когда за тоненькой стеной госпитальной палатки минус 40, а внутри — минус 30.
Так вот, при минус сорока и ниже способна наступать только моя армия. Только она способна творить чудеса, творить то, что невозможно.
5Одним словом, компьютер минус 41 не принял. Не переварил. Не съел. Не сожрал. Не скушал. Не схавал.
— Ладно, — говорю, — допустим, что температуры вообще никакой не было. Бывает же такое, что нет температуры.
Заулыбались электронные мудрецы: это лучше, так к реальной жизни ближе. Врать я не мог, минус 25 не мог вводить в электронные мозги, если на самом деле было минус 40 и ниже. Потому компромисс — нет температуры. Нет — и баста.
Вводим второй параметр: глубина снежного покрова — полтора.
— Полтора? Чего полтора? Сантиметра, дюйма, фута?
— Метра, — отвечаю. — Метра, ребятушки.
И опять компьютер взревел.
Мой читатель, вы никому не рассказывайте, а я вам тайну военную открою: у них на Западе вообще все военные компьютеры слабонервные.
И чем умнее, тем нервишки слабее. Закономерность такая. Обратная пропорция. Мне достался один из самых умных и мощных, потому нервная его система была расшатана выше допустимых пределов. Он тут же и вспылил: так воевать нельзя!
Невозможно.
Я уточняю, что под снегом болота, которые не замерзают — снег их от мороза бережет. Я объясняю, что под снегом озера. На озерах тонкий лед. Та же причина: глубокий снег — изолятор. Там, где снега нет, вода промерзает до дна, а там, где на льду глубокий снег, там лед тоненький совсем, там танк провалится. Финляндия — страна тысячи озер, но пойди ж ты разбери, где озеро, а где поле? Все кругом белое да пушистое, да искристое. А еще под снегом — валуны гранитные. На вид поле ровное, снег да и снег, но пошли танки и переломали катки, гусеницы порвали. Еще до того, как попали на минное поле. Местность, так сказать, противотанковая. Танкам тут делать нечего: или поле в валунах, или озеро, или чаща непролазная. И все это миллионами мин напичкано. Ошибиться можно, но только один раз в жизни.
Но всех этих подробностей компьютер слышать не хочет: если бы не было болот и озер, если бы не было резко пересеченной местности, если бы не было огромных гранитных глыб, то все равно при таком снежном покрове воевать нельзя.
Так вот, товарищ Сталин поставил Красной Армии дважды невыполнимую задачу.
6А я ввожу сведения о том, что светлого времени в декабре — совсем немного. В четыре часа — темнота. А туда, повыше к северу, — день еще короче или вообще никакого нет дня.
А я ввожу сведения о лесах: высота деревьев, среднее расстояние между стволами, толщина стволов. А ответ все тот же — тут наступать нельзя.
В лесах танкам делать нечего, в лесах огонь артиллерии корректировать невозможно. Лес. Непроходимый лес. Тайга. Линии горизонта нет. Артиллерийский наблюдатель не видит, куда падают снаряды: над головой свистит, воет, а куда падает — не понять. А с батареи орут в трубку: недолет? перелет? А черт его знает! Видеть разрывы можно только с той самой полянки, на которую эти самые снаряды падают. А финская артиллерия в этих местах была всегда. Каждая батарея за много лет мирного времени пристреляла рубежи; наводчики, корректировщики, командиры знают данные для стрельбы наизусть.
Итак, наша артиллерия мало нам помогает, танки бесполезны, не для танков эта местность, авиация сверху тоже ничего не видит. Учебник тактики говорит: «Сверху лес воспринимается как однообразная поверхность, обнаружить войска в лесу удается в исключительных случаях». В нормальных условиях войска в лесу не различишь. А тут и различать нечего — они не в лесу, а под снегом, под землей. И в светлое время дым от их печек можно наблюдать только там, где они желают его продемонстрировать — в ложных районах обороны. Да и где оно, это светлое время?
А наступающему в землю не зарыться, потому как в декабре в Финляндии земля от гранита твердостью мало отличается. И раненых можно в госпиталь не тащить — на таком морозе даже при небольшой потере крови раненый замерзает.
Это все я компьютеру излагаю.
Компьютер ничего этого принимать не желает, операторы ругаются. Спорили-спорили, пошли на компромисс: температуры вообще никакой не было, снега не было, не было болот и лесов, день никогда не кончался. Решили воевать так, чтобы природа наступать не мешала. Предположили, что есть только препятствия взрывные и невзрывные, противопехотные и противотанковые и есть оборонительные сооружения. Ввожу плотность минирования. Ввожу сведения о полосе заграждений — глубина от 15 до 60 километров: минные поля, эскарпы, контрэскарпы, лесные завалы, в непроходимых вековых еловых лесах — узкие коридоры в снегу. (Снега, договорились, нет, но коридоры остались, никуда из них не свернешь: попалась танковой колонне наша встречная машина — дави ее. Иначе — никак.) Искусственные препятствия вписаны в местность, а местность перерезана ручьями и речушками с обрывистыми берегами. Берега эскарпированы. Все мосты взорваны. Все подходы к мостам минированы, все простреливаются снайперами. За этим — главная полоса обороны глубиной 7-12 километров. Но это известно мне сейчас, а тогда советскому командованию это было неизвестно, как и начертание переднего края. За главной полосой — снова заграждения и еще одна полоса обороны, и снова минные поля, заграждения, и еще одна полоса обороны.
— А какой бетон? — интересуется компьютер.
Отвечаю: цемент марки «600», арматура стальная, 95 килограммов арматуры на кубометр бетона.
Ну, думаю, задал я серому загадку, думать ему теперь три дня. Но я ошибся. Компьютер ответил быстро и решительно: направление главного удара Линтула — Виипури; перед наступлением — огневая подготовка: первый взрыв воздушный, эпицентр — Каннельярви, эквивалент 50 килотонн, высота 300; второй взрыв воздушный, эпицентр — Лоунатйоки, эквивалент… третий взрыв… четвертый…
Я операторам: стоп, машина, полный назад!
— Без ядерного оружия нельзя?
— Нельзя, — компьютер отвечает.
Я к нему и с лаской, и с угрозами, но компьютер упрямый попался: БЕЗ ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ НЕВОЗМОЖНО.
Хоть восемь пядей во лбу имей, хоть компьютер самой невообразимой мощи, ответ все тот же: без ядерного оружия не получится. НИ У КОГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ!
Вывод: Красная Армия прорвала «Линию Маннергейма», т.е. совершила невозможное. Четырежды невозможное. Такое было возможно только у нас. И только при товарище Сталине. И только после великого очищения армии: приказ не выполнен — расстрел на месте. Как расстрел командного состава 44-й стрелковой дивизии перед ее строем.
Прорвать ту оборону нельзя. Даже если бы вообще не было никакой температуры. Даже если бы не было снега. Даже если бы было двадцать часов светлого времени в сутки. Нельзя.
Вообще в двадцатом веке, если одна армия встала в глухую оборону, то прорвать ее фронт вовсе не просто. За всю Первую мировую войну ни немцам, ни британцам, ни американцам, ни французам прорвать фронт обороны противника не удалось ни разу. Исключением была только Русская армия. За всю Первую мировую войну была только одна операция, название которой происходит не от местности, а от имени полководца — генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова — Брусиловский прорыв.
Если одна армия встала в оборону, если она зарылась в землю, т.е. отрыла траншеи, окопы, возвела блиндажи, загородилась колючей проволокой, то проломать это не удавалось даже после многомесячной артиллерийской подготовки, многократной обработки ядовитыми газами и бесчисленных атак пехоты.
Если же полевую оборону войск усилить долговременной фортификацией, т.е. построенными еще в мирное время инженерными заграждениями: противотанковыми рвами, надолбами, эскарпами и контрэскарпами, железобетонными огневыми сооружениями, спрятать глубоко под землю все, что возможно, то такая оборона будет вообще неприступной. Так и считали военные эксперты Запада, в том числе и сам великий Б.Х.Лиддел Гарт. Так считалось до 1940 года, пока Красная Армия не доказала обратное.
Прорыв «Линии Маннергейма» — это первый в истории пример прорыва» долговременной оборонительной полосы. Только после того, как Красная Армия в Финляндии совершила нечто выходящее за рамки вообразимого, эксперты стали допускать, что прорыв теоретически возможен.
Германская армия никогда подобных укреплений не прорывала. «Линию Мажино» можно было обойти стороной, и германская армия ее обошла. В Советском Союзе «Линия Молотова» не была построена, не была прикрыта полосой обеспечения и практически войсками не защищалась. «Линия Сталина» была разоружена, брошена и войсками не занята. Там, где она защищалась войсками (Киевский УР), там прорвать ее противнику не удалось — на других участках фронта был осуществлен прорыв и Киевский УР обошли с двух сторон.
