Лидия Грот - Призвание варягов, или Норманны, которых не было
Что позволено Плантагенету, то не позволено Рюрику
В истории Европы, как известно, сложилось два типа институтов власти, которые условно можно обозначить как «республиканский» и «монархический», т. е. основанный либо на выборности, либо на наследном праве. Эта разница между двумя моделями организации власти лучше всего была определена когда-то в одном школьном сочинении (журнал «Юность» публиковал наиболее выдающиеся перлы): «Король — сын своего отца, а президент — нет». Хотя сравнительный анализ обеих моделей был бы интересен, выборные институты я оставлю за скобками данного очерка и продолжу разговор о том институте, который я здесь условно назвала «монархическим», связав его, естественно, с призванием Рюрика и проблематикой древнерусского института княжеской власти.
В очерке «Рюрик и призвание правителя со стороны» я напомнила, что сохранилось достаточно много сведений в источниках, сводный анализ которых дает логичную картину, раскрывающую смысл призвания Рюрика в Словенское княженье. Из рассказов, сохранившихся в Лаврентьевской, Никоновской, Воскресенской, Иоакимовской летописях, мы видим, что Рюрик и его братья приглашались как князья в силу своих наследных прав. Аналогичное понимание событий сохранилось в так называемых политических сказаниях русской литературы XIV–XVII вв., а также в произведениях западных авторов XV–XVIII вв. (например, у С. Мюнстера, С. Герберштейна, М. Стрыйковского, К. Дюре, Б. А. Селлия и др.). Ценным западноевропейским источником для понимания смысла призвания Рюрика являются немецкие, прежде всего мекленбургские, генеалогии XVII–XVIII вв. (в числе составителей этих генеалогий можно назвать Б. Латома, Ф. Хемница, Ф. Томаса, Г. Клювера, М. фон Бэра, Д. Франка, С. Бухгольца, Г. Лейбница и др.). Но как было показано выше, с XVIII в. все эти источники стали отметаться и подменяться рассуждением: ну что там летописцы. Либо врут, либо путают. А на самом деле было совсем другое. Видение этого другого с тех пор и до наших дней предстает в основном в двух вариантах. Первый — приглашение Рюрика с братьями было приглашением защитников на основе договора — ряда. Этот вариант наиболее подробно разрабатывается Е. А. Мельниковой и В. Я. Петрухиным, в последние годы активно развивается в работах Е. Пчелова. Я назвала эту концепцию концепцией «Князя по найму», за что с недавнего времени на меня стали обижаться и говорить, что по найму — это неправильное понимание. Почему же неправильное, если, например, Е. А. Мельникова буквально в одной из своих последних работ пишет: «… уставшие от усобиц словене и прочие решают „поискать себе князя“. Заключение договора… между князем — „наемником“ и новгородской знатью превращается со временем в норму…»[72]. По-моему, не так уж неправильно отождествить выражение «князь — наемник» с концепцией «Князя по найму». По представлениям сторонников второго варианта, упомянутый летописный «ряд» на самом деле скрывал завоевание, завоевательную экспансию норманнов в Восточной Европе (из последних работ, развивающих эту версию, можно назвать работы Пузанова, Стефановича), т. е. сначала было завоевание, а потом — договор. Общий посыл для сторонников обоих вариантов таков: данные летописей — это конструктив / конструкт новгородских и киевских летописцев XI в., созданный под влиянием разных традиций и конъюнктурных соображений. Поиск источников, откуда русские летописцы могли позаимствовать вдохновение и материал для своих рассказов или конструктивов, ведется по всей вселенной, от ветхозаветной Книги царств[73] до западноевропейских источников.
Излюбленный пример из западноевропейских источников — рассказ из истории завоевания Британии англосаксами о полулегендарных Вортигерне — верховном правителе бриттов — и германских (как их называют в литературе) наемниках Хенгисте и Хорее, которых Вортигерн пригласил, чтобы те помогли остановить вторжения пиктов и скоттов (период около 450 г.). На этот пример указал еще Шлецер, и с тех пор он с лихвой заменяет норманнистам полное отсутствие данных о скандинавских завоеваниях в Восточной Европе — дескать, если завоевания были на Западе, почему бы им не быть и в Восточной Европе? Ниже я остановлюсь на этом примере подробнее, сейчас же напоминаю о нем только для того, чтобы показать: поиск ведется во всех мыслимых направлениях, кроме одного. Почему-то никто не ищет примеров именно призваний правителей и не задается вопросом: как обстояло дело с призваниями правителей в других европейских странах, был ли такой феномен, как призвание правителя «со стороны», и как оно в таком случае функционировало? Как я показывала во многих своих работах, в том числе и в работах, опубликованных на авторской колонке сайта Переформат. ру., призвание со стороны может быть зафиксировано в истории всех правящих домов Европы, и многие из них, особенно монархические институты в небольших странах, просто не пережили бы иначе всех кризисов власти.
Однако призвание «со стороны» было подчинено определенным правилам: в основе своей оно исходило из родовой принадлежности избираемого кандидата к правящему роду, чем определялась легитимность правителя. Данная традиция передачи власти в рамках одного рода, выделившегося из социума в качестве правящего, уходит в глубокую древность и связана со спецификой духовной жизни еще первобытного общества. Сакрализация природы породила обожествление духов предков — оберегов и гарантов благополучия социума. Выполнение ритуалов по общению с духами предков возлагалось на представителя рода, к которому принадлежали наиболее прославленные предки, поэтому родовая принадлежность и сделалась основой определения легитимности правителя. Но принадлежность к роду не определялась только кровным родством.
Во многих своих исследованиях я обращала внимание на то, что особенностью института наследной власти являлся учет двух линий — отцовской и материнской. Традиция матрилатеральности (наследование со стороны матери) давала право на престол потомству княжен / принцесс, отданных замуж в другие страны, а также могло быть получено благодаря браку с правительницей / принцессой или акту усыновления. В рамках такой амбилинейности возможны были самые разные варианты решения кризисов власти, и все они широко использовались в династийной практике европейских стран и в древности, и в Средневековье. Поскольку призвание Рюрика с братьями, согласно летописям, осуществлялось согласно матрилатеральной традиции — внук своего деда по матери, то хочу напомнить несколько аналогичных примеров из западноевропейской истории.
Первый римский император Гай Юлий Цезарь Август (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.) стал членом рода Юлиев благодаря матрилатеральной традиции, будучи внучатым племянником Юлия Цезаря со стороны его сестры и сыном его племянницы. По завещанию, Гай Октавий был усыновлен Юлием Цезарем и принял родовое имя своей матери Юлий, а также имя приемного отца — Цезарь.
Выбирая из наиболее известных примеров средневековой истории, можно напомнить, как со смертью сына императора Арнульфа, Людовика, пресеклась Каролингская династия, и для поддержания преемственности власти обратились к потомству дочери Арнульфа и призвали внука Арнульфа — Конрада I (911–918 гг.), который стал новым германским королем как внук своего деда по матери.
К матрилатеральной традиции, как правило, обращались в кризисных ситуациях, когда не было прямых законных наследников мужского пола и для прекращения вспыхивавших в такой обстановке смут и беспорядков, переходящих часто в гражданские войны. Можно вспомнить примеры из истории герцогов Нормандских. Например, претензии герцога Нормандии Вильгельма на английский престол покоились на родовых связях, и именно матрилатеральных. Матерью скончавшегося без потомства представителя уэссекской династии короля Эдуарда Исповедника (1042–1066) была урожденная герцогиня нормандская Эмма, которой Вильгельм по отцовской линии доводился внучатым племянником. Бездетный Эдуард, в бытность свою в изгнании в Нормандии, по устному завещанию, назвал Вильгельма своим наследником. То, что Вильгельму пришлось добывать английский трон с мечом в руках, было делом нередким в те времена: традиция поручать свою судьбу благоволению высших сил, восходившая к древнейшим обычаям сакральных правителей, была тогда еще очень в ходу, хотя многие из европейских венценосцев считались уже добрыми христианами.
По сведениям источников, Вильгельм, высадившись в Англии, послал гонца к королю англосаксов Гаральду Гудвинссону и предложил в присутствии обеих армий решить дело поединком. Ведь и Гаральд Гудвинссон стал королем англосаксов не будучи прямым наследником уэссекской династии. Королем англосаксов Гаральд также был провозглашен по устному завещанию Эдуарда, по требованию англосаксонской знати, не желавшей видеть своим правителем нормандского герцога Вильгельма. Как видим, избрание короля могло происходить из числа разных кандидатов, но легитимация нового правителя должна была иметь место в любом случае, а легитимное право обосновывалось через связь с правящим родом. В этом смысле Гаральд и Вильгельм были равны в своих правах на английский престол — оба названные наследники бездетного Эдуарда Исповедника, т. е. оба пришедшие в генеалогическую систему «со стороны» и втянутые в борьбу за английский престол в условиях пресечения прямой мужской линии.
