Черная смерть. Как эпидемия чумы изменила средневековую Европу - Филип Зиглер
Но к тому времени, когда генуэзские власти отреагировали, было слишком поздно. Зараза уже была на берегу, и ничто не могло ее остановить. К весне 1348 года Черная смерть прочно завладела Сицилией и материком.
В этом месте рассказа, когда чума приготовилась нанести удар в сердце Европы, представляется разумным сделать отступление и рассмотреть, что в действительности представляла собой эта эпидемия и насколько новым явлением она была. Сегодня в происхождении и природе Черной смерти нет практически ничего загадочного. Осталось прояснить кое-какие пункты, все же самое существенное уже известно. Но в Средние века чума была не только абсолютно убийственной, но и совершенно непостижимой. Средневековый человек не имел никаких средств защиты – ни социальных, ни медицинских, ни психологических – против грозной эпидемии подобного масштаба. Его недоумение, ужас и беззащитность перед лицом этой катастрофы – главная тема этой книги.
Одной из второстепенных загадок, существующих по сей день, является происхождение названия «Черная смерть». Традиционно считается, что чума получила такое название, поскольку за несколько часов до смерти разлагающаяся плоть жертв чернела. Неубедительность этой версии, которая в противном случае была бы весьма правдоподобной, в том, что ничего похожего не происходило. Действительно, в случаях септической чумы на теле больного появлялись небольшие черные или лиловые пятна, и этот симптом, должно быть, производил сильное впечатление на очевидцев. Но если бы название болезни проистекало непосредственно из внешнего вида жертв, следовало бы ожидать, что его начнут употреблять в то самое время. Однако свидетельств этому нет. На самом деле создается впечатление, что такое название не было общеупотребимым до XVIII века, хотя похожие выражения часто применялись к другим эпидемиям прошлого. Первая запись, использовавшая этот термин в отношении эпидемии 1348 года, сделана в 1555 году в Швеции. Примерно через пятьдесят лет оно появилось в Дании. Кардинал Гаске считал, что, по крайней мере, в Англии это название стали употреблять через некоторое время после 1665 года, чтобы отличать эпидемию XIV века от Великой чумы, опустошившей Лондон.
Тот факт, что название «Черная смерть» не употреблялось современниками, делает весьма сомнительными объяснения, которые относят его к появлению черной кометы, случившемуся до начала эпидемии, к большому числу людей, облаченных в траур в результате высокой смертности, и к популярным изображениям чумы в виде человека в плаще с капюшоном на черной лошади или шагающего по стране черного гиганта.
Наиболее вероятным объяснением представляется, что это название произошло от слишком буквального перевода на скандинавский или английский язык латинского pestis atra[11] или atra mors[12]. Даже в XIV веке слово atra можно было перевести как «страшный», «ужасный», а также «черный». Но как только этот перевод появился, все остальные причины связать слово «черная» со словом «смерть» нужно приписать желанию сделать название общеупотребимым. Во Франции чуму сначала называли morte bleue[13]. В высшей степени пугающее звучание принятого названия очевидно, и сегодня никакой другой вариант был бы неприемлем.
Записи, сделанные современниками, поразительно схожи в описании физических проявлений болезни. Наиболее часто упоминаемый и вместе с тем наиболее впечатляющий симптом – это, конечно, бубоны, или нарывы, которые иногда изображают как шишки, зерна, желчные пузыри, волдыри и т. п., являвшиеся непременными спутниками бубонной чумы. Для всего остального подойдет рассказ Боккаччо:
«В мужчинах или женщинах она, прежде всего, выдает себя мгновенным появлением определенных припухлостей в паху или под мышками, некоторые из них вырастают размером с яблоко, другие – с яйцо, одни больше, другие меньше, и люди называют их gavocciolo[14]. Из двух указанных мест эти смертоносные gavocciolo начинают распространяться и расползаются во все стороны, после чего болезнь начинает меняться. Во многих случаях на предплечьях, бедрах и в других местах появляются черные или багровые пятна, то большие и редкие, то маленькие и многочисленные. И точно так же, как gavocciolo были и остаются верным знаком приближающейся смерти, так и эти пятна возвещают о ней…»
Единственная сомнительная с медицинской точки зрения деталь в этом рассказе – это слова, что бубон является «верным знаком приближающейся смерти». Другие записи того времени, а также свидетельства о более поздних эпидемиях указывают, что случаи, когда бубоны рассасывались и пациент выздоравливал, не были чем-то неслыханным. Но это определенно происходило в очень редких случаях. Для большинства жертв появление бубонов означало неизбежную смерть, и неудивительно, если Боккаччо никогда не слышал о примерах обратного.
Ги де Шолиак, врач, служивший при папском дворе в Авиньоне, был тем человеком, который яснее всего видел, что бубоны отнюдь не являлись неизменным симптомом и что существовал более агрессивный вариант чумы. «Смерти… продолжались семь месяцев, – писал он. – Их было два вида. Первый длился два месяца, сопровождаясь постоянной лихорадкой и кровохарканьем. От него умирали за три дня. Оставшееся время пришлось на второй вид, который тоже сопровождался постоянной лихорадкой, но в этом случае на теле появлялись язвы или карбункулы, в основном под мышками и в паху. От него умирали за пять дней».
Первая форма, описанная Шолиаком, без сомнения, была более смертоносной. Даже те доктора, которые не смогли распознать значение различных симптомов, связывали кровавый кашель с неминуемой смертью: «У людей страдали легкие и дыхание, и те, у которых они разрушались или даже слегка повреждались, никак не могли избежать смерти и прожить дольше двух дней».
Вопрос, как долго мог прожить больной, приводил хронистов того времени в сильное замешательство, которое так и не удалось прояснить из-за их неспособности идентифицировать вторую и, как мы теперь знаем, третью форму чумы. Большая часть свидетелей соглашались с Боккаччо, что в случаях, когда имели место только бубоны, смерть наступала в течение пяти-шести дней, но, когда наблюдалось кровохарканье – или само по себе, или как дополнительный симптом, – болезнь развивалась быстрее, и пациент умирал за два-три дня. Но существовали и другие, далеко не редкие свидетельства о тех случаях, когда болезнь убивала почти сразу или в течение нескольких часов. Джеффри Пекарь[15] писал о людях, которые спокойно отправлялись спать, а на следующее утро были мертвы. В то же время Симон де Ковино[16] описывает священников
