Иван Грозный. Двойной портрет - Роберт Виппер
Шестнадцатый век выделяется прогрессом военной техники и, в частности, изобретениями в области огнестрельного оружия. Рядом с тяжелой артиллерией — пушками — появляется и легкая — пищали, а вместе с этим создается новая пехота «огневых» стрелков.
В казанском и астраханском походах Ивана IV (1552–1556) пешие артиллеристы — «стрельцы», — пока еще немногочисленные, образуют, однако, важную силу. В завоевании Сибири Ермаком пищальники сыграли решающую роль в столкновениях с многочисленными туземцами, незнакомыми с огнестрельным оружием. Осада и взятие крепостей — штурм Белграда (1521) и осада Вены турками (1529), взятие Казани Иваном IV (1552), двукратное падение Полоцка, переходившего из рук Литвы к Москве (1563) и обратно (1579), яростные атаки русских на Ревель в течение Ливонской войны (1558–1582), осада Баторием Пскова (1581–1582) — составляют характерные и знаменитые эпизоды военной истории того времени. Одно из самых эффектных изобретений — подкоп под городские стены, взрываемые порохом, — решило в 1552 году участь Казани.
4
Можно было бы ожидать, что в борьбе со страшным врагом общий интерес объединит все восточноевропейские государства.
Однако между ними возникало больше трений и соперничества, чем налаживалось союзов и согласия. Дания, Пруссия, Ливония, Польша, Литва, Австрия, Венгрия, Москва (через Новгород и Нарву) стремятся урвать свою долю в золотой добыче, прибывающей из Индии и Америки. Чуть ли не главной целью внешней политики становится приобретение торговых монополий и преимуществ, захват морских портов и проливов.
В политике государств Восточной Европы составлялись своеобразные пары, которые то соединялись, то расходились. Австрия сближалась и соперничала с Венгрией, Польша с Литвой, Литва с Москвой. Постоянно скрещивались в этих группах династические притязания. Принцы германского императорского дома выступали претендентами на польский престол; польско-литовские Ягеллоны искали корон венгерской и чешской, входивших в круг владения австрийских Габсбургов; московский царь, считавший себя законным властителем «всея Руси», выставлял свою кандидатуру в Литве, которая обладала половиной русских земель. В свою очередь эти притязания вели к соперничеству Москвы с Польшей и вместе с тем к союзу московской династии с другим противником Польско-Литовского государства — австрийскими Габсбургами, а этот союз далее открывал пути в Москву интернациональной политике римской папской курии.
Сложный клубок международных отношений в XVI веке опутал сетью европейские государства. Можно сказать, что со времени падения Византийской империи в 1453 году дипломатия становится в Европе искусством по преимуществу. Правительства выбирают для отправки в миссии к чужим дворам людей особенно бывалых, обладающих различными техническими сведениями: от них требовали подробных известий не только о планах и намерениях высших сфер того двора, при котором они были аккредитованы, но и о внутренней жизни страны: о занятиях и нравах народонаселения, о богатствах страны и уровне производства, о борьбе партий. Усиленный спрос на умелых дипломатов создал особую школу и науку. Послы и агенты при миссиях в XVI веке — часто выдающиеся бытописатели, географы, этнографы, историки, публицисты, психологи-наблюдатели. Таковы Герберштейн и Флетчер, сочинения которых рисуют обстоятельную картину Московского государства в начале и в конце XVI века.
Так как на Западе это была эпоха гуманизма, увлечения образцами античного мира, усиленного изучения греко-римских авторов, то естественно встретить в литературе путешествий и описаний блестки классицизма. Преклонение перед грекоримской древностью проникает, однако, и в Москву: при дворе Ивана IV мы встречаем весьма неожиданную генеалогию — государи московские выводят свой род от легендарного Пруса, брата кесаря Августа. В данном случае ученые, придумавшие эту родословную, оказали неоценимую услугу самодержавию, высоко поднявши имя и авторитет московского государя над остальными европейскими королями и правителями.
Среди нового политического мира Европы московскому правительству приходилось не только демонстрировать военно-административные таланты, но также проявить мастерство в кабинетной борьбе. Грозный царь, его сотрудники и ученики с достоинством выдержали свою трудную роль. У них своя ученость, свои предания, свои оригинальные способы доказательства. Они, правда, держались более старой школы «византийского письма» и не знали еще лоска светской рационалистической науки, проникшей в западные университеты из литературно-гуманистических кругов, но, когда надо было, умели настойчиво защищать права и притязания своей державы, причем орудовали историческими ссылками и свидетельствами старых летописей с таким искусством, каким, пожалуй, не владел никто больше в Европе.
5
Колонизационное движение в обе стороны — за океан и вглубь степей, — вооружение больших масс конницы, усиление торгового соперничества между европейскими государствами, — все эти события теснейшим образом связаны с глубокими переменами в общественном и политическом быту Европы.
Одним из важнейших фактов социальной жизни XVI века можно признать выступление на историческую сцену во всех европейских странах землевладельческого, или поместного, дворянства.
Хотя титулы князей, графов, баронов, маркизов и само понятие дворянства весьма старинного происхождения и принадлежит раннему периоду феодализма, однако в XVI веке эти термины служат обозначением совершенно преобразованного класса феодалов, который как по составу своему, так и по своим повадкам — и экономическим, и юридическим, — резко отличается от средневекового рыцарства. Во Франции, например, лишь небольшая часть дворянства могла похвалиться происхождением от рыцарей эпохи крестовых походов; огромное большинство дворянства составилось здесь из людей королевской службы и обязано было своим возвышением пожалованию короля. Совершенно так же и в Московском государстве боярские дети и дворяне, набираемые из средних и даже низших слоев общества, испомещаемые землей начиная с конца XV века, имели мало общего с прежними дружинниками XII–XIII веков по характеру своей службы и своему положению в государстве.
Дворянство совершенно отходит от традиций полубродячего, косного в хозяйственном отношении рыцарства и дружинничества. Новый тип феодала вырастает в обстановке развития широкого товарного обмена и сам принимает живейшее участие в экономической жизни того времени.
Основатель школы по изучению истории европейского крестьянства Г. Ф. Кнапп[1] заметил как-то, что прусские юнкеры в XVI веке впервые почувствовали лихорадку наживы. Эта характеристика нового хозяйственного типа и порядка, данная консервативным ученым в устарелой романтической форме, может быть переведена на более прозаический язык конкретных исторических фактов и отнесена к дворянству других европейских государств.
Новый класс, носитель более прогрессивного уклада хозяйства, стал слагаться в одних странах раньше, в других позже, в зависимости от степени участия каждой страны в торговом обмене, от расширения и увеличения количества рынков для сбыта сельскохозяйственных продуктов — хлеба, льна, шерсти, кож и т. п.
Раньше всего, уже в XIV веке, начинает обозначаться тип дворянина-хозяина, помещика-предпринимателя в двух странах крайнего Запада — в Англии и Франции. В XV веке этот тип появляется в Дании,
