Людвиг Мизес - Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции

Методологический дуализм воздерживается от любых утверждений по поводу сущностей и метафизических концепций. Он просто учитывает тот факт, что мы не знаем, каким образом внешние события – физические, химические и физиологические – влияют на человеческие мысли, идеи и ценностные суждения. Всё это расщепляет царство знания на две отдельные области: царство внешних событий, обычно называемое природой, и царство человеческого мышления и деятельности.

Наши предки смотрели на эту проблему с этической или религиозной точек зрения. Материалистический монизм отвергался как несовместимый с христианским дуализмом Создателя и создания, бессмертной души и смертного тела. Детерминизм отвергался как несовместимый с основополагающими принципами морали, а также с уголовным кодексом. Большая часть аргументов, выдвигавшихся в этих спорах в поддержку соответствующих догм, были несущественными и неуместны с точки зрения методологии сегодняшнего дня. Детерминисты ограничивались постоянным повторением своего тезиса, почти не делая попыток как-то его обосновать. Индетерминисты не признавали утверждения своих противников, но были неспособны атаковать их слабые места. Длительные дебаты оказались не очень плодотворными.

Когда на сцене появилась новая наука – экономика, предмет споров изменился. Политические партии страстно отвергали все практические выводы, к которым необходимо приводила экономическая мысль, но, не будучи способными выдвинуть ни одного здравого возражения против их истинности и корректности, уводили спор в область эпистемологии и методологии. Экспериментальные методы естественных наук были провозглашены единственно адекватным способом исследования, а индукция на основе чувственного опыта – единственно допустимым способом научного рассуждения. Они вели себя так, как будто никогда не слышали о логических проблемах, связанных с индукцией. Всё, что не было ни экспериментированием, ни индукцией, в их глазах являлось метафизикой, – термин, который они использовали как синоним бессмыслицы.

Науки о человеческой деятельности начинают с того факта, что человек целенаправленно стремится к выбранной им цели. Именно эту целеустремлённость все разновидности позитивизма, бихевиоризма и панфизикализма стремятся либо вообще отрицать, либо обойти молчанием. Однако было бы глупо отрицать, что человек, очевидно, ведёт себя так, как будто стремится к определённым целям. Поэтому отрицание целеустремлённости в установках человека можно отстоять, только если предположить, что выбор и целей, и средств всего лишь кажущийся и что человеческое поведение в конечном итоге определяется психологическими событиями, которые можно полностью описать на языке физики и химии.

Даже самые фанатичные поборники «единой науки» [1] избегают недвусмысленно поддерживать столь резкую формулировку своего фундаментального тезиса. До тех пор пока не будет открыта определённая связь между идеями и физическими или химическими событиями, из которых они возникают как регулярное следствие, тезис позитивистов остаётся эпистемологическим постулатом, выведенным не из научно установленного опыта, а из метафизического мировоззрения.

Позитивисты говорят, что когда-нибудь появится новая научная дисциплина, которая выполнит свои обещания и опишет во всех деталях процессы, производящие в теле человека определённые идеи. Давайте не будем сегодня ссориться по поводу подобных проблем будущего. Но очевидно, что это метафизическое утверждение никоим образом не способно лишить обоснованности результаты дискурсивного рассуждения наук о человеческой деятельности. По эмоциональным причинам позитивистам не нравятся необходимые выводы, к которым человека приводят экономические учения. Но будучи не в состоянии найти никаких изъянов ни в рассуждениях экономистов, ни в получаемых на их основе выводах позитивисты прибегают к метафизическим схемам с целью дискредитировать эпистемологические основания и методологический подход экономической науки.

В метафизике нет ничего плохого. Без неё человек обойтись не может. К сожалению, позитивисты ошибочно использовали термин «метафизика» как синоним бессмыслицы. Но ни одно метафизическое утверждение не должно противоречить выводам дискурсивного рассуждения. Метафизика не является наукой, и апеллирование к метафизическим понятиям в контексте исследования научных проблем бесполезно. Это верно также и в отношении метафизики позитивизма, которой её сторонники дали название антиметафизика.

Эпистемологически отличительным признаком того, что называется природой, следует считать устанавливаемую и необходимую регулярность взаимосвязи и последовательности явлений. С другой стороны, отличительным свойством того, что мы называем областью человеческого или историей, или лучше сферой человеческой деятельности, является отсутствие такой универсально господствующей регулярности. В идентичных условиях камни всегда одинаково реагируют на одинаковые стимулы; мы можем что-то узнать об этих постоянных моделях реагирования и можем использовать это знание, направляя свои действия к определённым целям. Наша классификация естественных природных объектов и присваивание названий этим классам есть результат этого познания. Камень суть вещь, которая реагирует определённым образом. Люди по-разному реагируют на одинаковые стимулы, и в разные моменты времени реакция одного и того же человека может отличаться от его предшествующего или более позднего поведения. Людей нельзя сгруппировать в классы, члены которых всегда реагировали бы одинаковым образом.

Это не значит, что будущие человеческие действия абсолютно непредсказуемы. В определённой степени их можно предвосхитить. Но методы, применяемые в подобных прогнозах, и рамки их применимости логически и эпистемологически совершенно отличны от методов, которые применяются в прогнозировании природных событий.

Опыт всегда представляет собой опыт прошлых событий. Опыт относится к тому, что было и больше не существует, к событиям, навсегда исчезнувшим в потоке времени.

Осведомлённость о регулярности во взаимной связи и последовательности многих явлений не затрагивает того факта, что опыт имеет отношение к тому, что случилось когда-то в прошлом в определённом месте в определённое время при обстоятельствах, существовавших там и тогда. Познание регулярности также имеет отношение исключительно к прошлым событиям. Самое большее, чему нас может научить опыт, заключается в следующем: во всех случаях, наблюдавшихся в прошлом, существовала выявляемая регулярность.

С незапамятных времён люди всех рас и цивилизаций принимали как само собой разумеющееся, что регулярность, наблюдаемая в прошлом, будет также наблюдаться и в будущем. Категория причинности и идея, что явления природы в будущем будут следовать тем же моделям, которые они продемонстрировали в прошлом, представляют собой фундаментальные принципы как человеческого мышления, так и человеческой деятельности. Наша материальная цивилизация суть продукт направляемого ими поведения. Любое сомнение относительно их действительности в сфере человеческой деятельности рассеивается результатами технологического проектирования. История неопровержимо учит нас, что, приняв их на вооружение, наши предки и мы сами, поступили мудро. Они истинны в том смысле, который прагматизм приписывает понятию истины. Они работают, или точнее, они работали в прошлом.

Оставив в стороне проблему причинности вместе с её метафизическими следствиями, мы должны осознать, что естественные науки целиком и полностью основываются на предположении, что в исследуемой ими области существует постоянная связь явлений. Естественные науки ищут не просто частое совпадение, а регулярность, которая присутствовала во всех без исключения случаях, наблюдавшихся в прошлом, и которая, как ожидается, будет точно так же присутствовать во всех случаях, которые будут наблюдаться в будущем. Когда обнаруживают лишь частое совпадение – как бывает, например, в биологии, – то предполагают, что именно неадекватность наших методов исследования временно мешает открыть строгую регулярность.

Концепцию неизменного и концепцию частого совпадения ни в коем случае недопустимо смешивать. Ссылаясь на неизменную связь люди имеют в виду, что никогда не наблюдалось никакого отклонения от постоянной модели – закона – и что они уверены, насколько могут быть в чём-то уверены, что никакое отклонение невозможно и никогда не случится. Наилучшим разъяснением идеи неумолимой регулярности во взаимной связи природных явлений является концепция чудес. Чудесное событие – это нечто, что просто не может случиться при нормальном развитии событий в мире, как мы его знаем, потому что такое событие не может быть объяснено законами природы. Если тем не менее сообщается, что чудесное событие произошло, этому даются две интерпретации, обе полностью принимающие неизбежность законов природы как данность. Верующие говорят: «При нормальном ходе событий это не могло случиться. Это произошло только потому, что Господь в своих действиях не ограничен законами природы. Это событие непостижимо и необъяснимо, это таинство, чудо». Рационалисты говорят: «Этого не может быть и потому не было. Свидетели либо лжецы, либо жертвы иллюзии». Если бы концепция законов природы обозначала бы не неумолимую регулярность, а просто частую связь, то в понятии чуда не было бы никакой необходимости. Можно было бы просто сказать: за А часто следует В, но в некоторых случаях этот эффект не проявляется.