Юлиан Семёнов - Товарищи по палатке
Ушел в вагон, нас двоих оставил.
"Не тужи, Анка, - сказал я жене. - Обживемся, ты к нам приедешь".
А она улыбнулась так грустно-грустно и спрашивает:
"Технику - молодежи" перевесть вам в тайгу?"
"Не надо, - ответил я, - там техники хватит. Она там покрепче, чем в журнале, должна быть. Построже."
Да... Ну вот мы и приехали.
Флеров замолчал. Дрова в печке стреляли в железную заслонку, просясь к людям.
Прораб сидел, низко опустив голову, сцепив сильные пальцы.
- Где сын?
- В палатке, я же сказал.
Прораб поднялся.
- Пошли!
Снег навалился на людей и стал заигрывать с ними, словно котенок с бумажками: то слева, то справа ударит пушистой своей лапой. Низкая луна освещала десять домов, не покрытых крышами. Возле каждого дома была палатка. Внизу, на берегу Томи, стояли еще десять домов, сложенных пока что наполовину.
В крайней палатке было холодно. Пашка, сын Флерова, сидел около печки и ворошил кочергой синие головешки. Он был одет в такой же, как и у отца, полушубок.
Увидав прораба, Пашка поднялся и снял с головы шапку. Голова у него была крутая, круглая.
- Здравствуй! - сказал прораб и протянул ему руку.
- Здравствуйте, гражданин начальник! - ответил Пашка и покраснел.
- Я тебе не гражданин, а товарищ! - улыбнулся прораб. - Садись. Что встал?
Пашка присел на краешек стула.
- Нравится тебе у нас?
- Я не знаю.
Ребята, сбитые с ног дневной усталостью, тихонько посапывали и что-то бормотали во сне. Босьян улыбался: ему снилось счастье, большое как Севан. Прораб потормошил Леху с Киева за плечо. Леха открыл шальные глаза, зачмокал губами, отбросил одеяло и потянулся за ватником - одеваться.
- Подвинься, - тихо сказал прораб, - я нового привел.
Леха снова зачмокал губами, прыгнул под одеяло и подвинулся на самый край.
- Ложись к нему, - сказал прораб Пашке. - А вы, - он обернулся к Флерову, - у меня переночуете.
- Давай, сынок, спи, - кашлянул Флеров и, нахмурившись, спрятал глаза под бровями.
Пашка сбросил тулуп, обернулся к отцу и вдруг по-детски, всем лицом улыбнулся ему. Флеров снова кашлянул и пошел следом за прорабом.
Пурга металась веселая, как форель. В воздухе пахло весной, хотя еще только начинался декабрь.
Взрыв
Земля на узкой таежной поляне была теплая и мягкая. Федька Кольцов вдавился в эту землю. Только левую руку он выбросил далеко вперед, чтобы удобнее было смотреть на секундную стрелку часов. Стрелка передвигалась, цепляясь за каждое деление на циферблате. Раскаленный диск солнца стоял высоко в небе.
"Шею сожжет. Почему белый шарфик не надел?" - досадливо подумал Федька и замер:
сейчас, через пять секунд, должен был произойти взрыв.
- Федь, - шепнул Серегин, лежавший в соседней траншее, - что-то не рвет.
- Рванет, - пообещал Федька и легонько дунул перед собой. Сразу же поднялся ленивый фонтанчик пушистой пыли.
"Грязный я, наверное, - подумал Федька, - просто ужас. Вернемся в поселок, дорвусь до реки".
Прошло лишних пятнадцать секунд, а взрыва все не было.
- Федь, - снова шепнул Серегин, - не рвануло.
Кольцов оторвал голову от земли. Потом приподнялся и посмотрел перед собой.
Проклятая кряжистая, похожая на бычий лоб сопка торчала по-прежнему как раз на линии будущей просеки. Прораб послал Федьку, бульдозериста Жору и пять лесорубов пробить путь к Машенькиным ключам; там геологи решили ставить рудник. Надо было проложить путь для тракторов и машин с оборудованием. Федька, Серегин и лесорубы продирались сквозь знойную, душную тайгу, рвали маленькие сопки, а с этой, бычьей, возились уже третий день, и все без толку. А машины и тракторы геологов ждали в поселке. И прораб ругался: Серегин и Федька до зарезу были ему нужны на трассе...
Прошла минута. Бикфордов шнур наверняка сгорел. А взрыва все не было. Федька крикнул лесорубам, лежавшим позади Серегина:
- Братки, давай бегом в тайгу!
- Зачем? - спросил Серегин.
- А что им тут, кадриль хороводить? Вдруг рванет...
- Вдруг! - передразнил его Жора. - А ты?
- Я! Я! - обозлился Федька. - Я взрывник. Мне видней. Убегай! - крикнул он, обернувшись к Серегину.
Жора не двинулся с места. Он смотрел на Федьку и улыбался.
- Убегай! -снова крикнул Кольцов. - Не богом же тебя просить!
- Никуда я не побегу.
- Побежишь!
- Нет. Без нервов. Я же сказал: нет.
Тогда Федька легко выскочил из траншеи и встал во весь рост на маленьком бруствере, обложенном дерном. Бычья сопка, последняя преграда на пути к руде, последняя задержка к возвращению на трассу железной дороги, торчала по-прежнему зло, упрямо выпятившись круглыми каменными глыбами.
- Ты что, сдурел? - спокойно спросил Серегин из своего укрытия.
Федька ничего не ответил. Жора повторил свой вопрос, но уже тише. Федька опустился на корточки и сказал:
- Не говори глупостей, Жора. Туда ведь все равно идти придется. Шнур-то новый надо проложить? Или нет?
С опушки закричали лесорубы:
- В чем дело?!
- Да так, ничего! - ответил Кольцов, прижав ко рту ладони, чтобы было слышнее.
- Вместе пойдем шнур прокладывать, - сказал Серегин и осторожно выполз из своей траншеи. - А страшно, черт его. дери!
- Переживем. У тебя махорка есть?
- Ты ж некурящий.
- Ладно, сверни цигарочку.
Серегин снова опустился в траншею и свернул там две цигарки.
- Иди сюда, покурим, - предложил он.
- Иди ты сюда, - ответил Федька с бруствера, - там душно. Пыль.
- Ты не форси, Федька. Тоже мне Чапай. Лезь ко мне, говорю! Вдруг рванет?
Воздух в тайге был синий, хвойный, напитанный терпким запахом отцветшей черемухи. На каменистом склоне сопки, поросшем желтой травой, как раз на том, который надо было взорвать, надрывались цикады. Изломанные жарой кусты подняли к желтому небу кривые, страшной формы ветки и словно застыли в мольбе о влаге, дожде, который несет с собой цветение и прохладу.
"У меня вроде нарыв на пятке, - рассеянно подумал Федька, - бежать трудно будет".
Жора из траншеи не вылезал. Курил он неторопливо, пуская синие колечки. Федька рвал цигарку тяжелыми затяжками, покашливая.
- Ну, я пошел, - сказал он, затянувшись напоследок. - С пламенным приветом!
- Дурак! -убежденно заметил Жора и вылез из траншеи. - Вместе ведь пойдем.
- Нельзя, Жорик, - ответил Федька и вздохнул. - Мне, думаешь, одному охота?
Федька посмотрел на Жору, улыбнулся ему и прихватив с земли круг бикфордова шнура, побежал к сопке, туда, где в камнях лежала взрывчатка. Жора, низко согнувшись, побежал следом за ним. Федька услышал шаги, обернулся и, выхватив из-за ремня красный флажок, поднял его над головой. Этот мандат у взрывников открывает любые двери так же легко, как и закрывает их. Красный флажок над головой - все обязаны лежать в укрытии.
И Жора остановился: он не мог не подчиниться приказу.
Федька бросился вперед, больше не оборачиваясь. Бычья сопка вырастала на глазах, она неудержимо приближалась к нему, она наваливалась на него, молчаливая, настороженная, готовая каждую минуту взорваться, раскидав вокруг огромные глыбы.
Федька бежал, мягко ступая на носки, чтобы не тревожить землю, в которой лежала взрывчатка. При каждом его шаге потрескивали скользкие, ломкие сосновые иглы.
Это потрескивание Федьке каждый раз слышалось грохотом. Таким же сильным, как и удары сердца. Около сопки, там, где начались камни, Федька остановился на секунду, страшась обернуться: позади была жизнь, а впереди лежала взрывчатка, которая прорубает дороги, усмиряет реки, дает руду и убивает людей.
Капли пота катились по лбу и щипали глаза. Подошвы сапог скользили по камням, и Федька каждый раз замирал, весь сжимался, но лез все выше и выше.
"Нет, нет! - думал он. - Ничего не может быть. Жорка, тайга, птицы, солнце, пыль на земле - все это вокруг меня! Нет, нет! Все будет хорошо!"
Лучи солнца стали холодными, по спине ползли мурашки, затылок был в испарине. В тайге по-прежнему пели птицы.
Федька все ж таки поскользнулся. Упал. До взрывчатки оставалось всего несколько метров. Федька побоялся встать. На какую-то долю минуты ему захотелось подняться и побежать прочь, в траншею, к Жорке. Он вытер со лба пот и пополз, завороженно глядя на камни, за которыми начиналась маленькая, совсем неглубокая штольня.
Федька подполз к камням, прижался всем телом к сухим, желтым травинкам, замер на секунду, а потом рывком поднялся. Заглянул в штольню и сразу же опустился на корточки. Потом лег на спину и судорожно, со всхлипыванием рассмеялся. Шнур выскочил из детонатора и сгорел, не дойдя до него примерно сантиметр.
Солнце нещадно жгло шею. Надрывались цикады, вспарывая своим криком томительную тишину полдня. Федька обернулся, и лицо его сморщилось в растерянной улыбке:
