Валерий Замыслов - Горький хлеб (Часть 3)
Герасим кивнул головой, печально улыбнулся.
- Чать, помнишь, как нас, бобылей, из вотчины в Москву повели? Сказывали, на одну зиму берем. Да вот как оно вышло. Пятый год здесь торчим. Было нас семеро душ из вотчины. Четверо с гладу да мору преставились, двое наровили бежать. Один-то удачно сошел, а Зосиму поймали - насмерть батогами забили. На Егория вешнего схоронили его. Я вот одряхлел. Все жилы крепость вытянула. А мне ведь еще и пятидесяти нет, Иванка.
Болотников хмуро слушал Герасима и диву давался, как за пять лет из крепкого, проворного мужика он превратился в дряхлого старца.
- Тюрьма здесь, Герасим. В неволе царь народ держит. Пошто так?
- Э-э, нет, Иванка. Ты царя не трожь. Блаженный он и народом чтим. Тут на ближнем боярине Борисе Годунове грех. Сказывают, что он повелел новую крепость возводить и мужиков в неволе томить без выходу, - понизив голос, произнес Герасим и снова весь зашелся в кашле. Затем, отдышавшись, виновато развел руками. - Надорвался я тут, Иванка. Внутри жила лопнула. Кровь изо рта идет, помру скоро. На селе мужикам поклонись, да проси батюшку Лаврентия помолиться за меня, грешного. Сам-то как угодил сюда?
- Гонцом к князю мир снарядил. Засевать яровые нечем. Буду у Телятевского для селян жита просить. Да вот застрял здесь. Повелели день отработать.
- Это тоже по указу ближнего царева боярина. Норовят через год крепость к Китай-городу подвести. Тут и замкнется каменное колечко. Тыщи людей здесь примерли. Зимой в город деревенских мужиков не пущают. В землянках живем-маемся. Шибко мерзнем. Хворь всех одолела. Ежедень божедомы усопших в Марьину рощу отвозят да в ледяную яму складывают, а в Семик хоронят. Вот житье-то наше... О-х и стосковался я по землице отчинной, по сохе-матушке. Хоть бы перед смертью по селу пройтись да на мужиков взглянуть, к старикам на погост наведаться. - Герасим смахнул со щеки слезу и продолжал. - Князь-то наш строг да прижимист. На Москве хлебушек дорогой. Мнится мне - откажет селянам князь...
Около часу сидели Иванка и Герасим возле речки. Старик пытливо выспрашивал о мужиках, родит ли земля, по скольку ден крестьяне на боярщину ходят, да велик ли оброк на князя дают, много ли страдников в бегах укрывается и кого бог к себе прибрал. Болотников не спеша рассказывал, а Герасим, вспоминая родное село, ронял слезы в жидкую седую бороденку и поминутно кашлял.
Возле Яузских ворот ударили в сигнальный колокол. Работные люди начали подниматься от шалашей и неторопливо потянулись к крепости.
- Ну, прощевай, Иванка. Более не свидимся. Исаю от меня поклон передай, - с тихой грустью высказал Герасим, не поднимаясь с земли.
К речке подъехал объезжий голова, гаркнул сердито:
- Подымайсь, старик. Аль оглох!
Герасим просяще вымолвил:
- Уж ты прости меня, батюшка. Силушки нет, дозволь денька два отлежаться. В ногах ослаб, грудь разломило...
- Будя врать, козел паршивый. А ну, поднимайся! - снова прокричал Кирьяк и хлестнул старика нагайкой.
Болотников шагнул к обидчику, высказал с упреком:
- Пошто старого бьешь? Хворый он, вот-вот ноги протянет.
Кирьяк сошел с коня, недобро усмехнулся, оскалив белые крепкие зубы, и больно полоснул Иванку нагайкой.
Болотников вспыхнул, гневно сверкнул глазами, подступил к Кирьяку, оторвал его от земли и швырнул в речку.
Работные люди, проходившие мимо, остановились, сгрудились. Один из них тихо и зло высказал:
- Дорофей - зверь лютый. Десятки мужиков насмерть забил. Совсем утопить бы его, братцы. У-у, ирод!
К речке начали сбегаться земские ярыжки. Объезжий голова по самую грудь завяз в тине. С налитыми кровью глазами с трудом выбрался на берег и в бешеной злобе двинулся на дерзкого парня, вытянув из ножен саблю.
- "Сам пропал и мирское дело загубил", - с горечью подумал Болотников.
Глава 28
В ДЕРЕВЕНЬКЕ УБОГОЙ
Уезжая в Москву, князь Андрей Андреевич имел с приказчиком тайную беседу.
- В монастырь настоятелю дарохранительницу отвези да крест напрестольный. Пусть молебен отслужит по сестрице. А по пути к соседу загляни. У Митрия Капусты мужички разбредаются. Дворянишку худородного обласкай, напои, а крестьян в вотчину перемани. Выдай им по два рубля, подрядные грамоты состряпай. Вообще, сам знаешь - не впервой.
- Нелегко будет, отец родной, царев указ рушить. Неровен час прознают в Поместном приказе7, тогда быть беде, - покашливая в бороденку, произнес Калистрат.
- То моя забота. Делай, что ведено. Радение твое не забуду...
...Ранним утром, прихватив с собой Мокея и трех челядинцев с самопалами, Калистрат выехал в Подушкино. Всю дорогу молчал, раздумывал, как сподручней подойти к дворянину - соседу. Князю-то легко указывать. Митрий Капуста - человек крутой, своевольный да бражный. При покойном государе Иване Васильевиче в опричниках8 служил, боярские вотчины рушил. Попади ему под горячую руку - по голове, словно разбойник, кистенем шмякнет - и прощай белый свет. А нонче, сказывают, Капуста не в себе: поместьишко захирело, а сам в запой ударился.
Подушкино - верстах в семи от княжьей вотчины. Убогая деревенька в двадцать дворов. С давних пор осели здесь старожильцы да новоподрядчики крестьяне подмосковные.
Проезжая полями, не тронутыми сохой и проросшими диким разнотравьем, Калистрат сокрушенно качал головой
- Запустела нива у Митрия. Един бурьян на землице. Ай, как худо живет Капуста.
Въехали в деревеньку. Тихо, уныло. Покосившиеся курные избенки под соломенной крышей, ветхая деревянная церквушка.
Неказист и сам терем дворянский: большая, в два яруса изба с подклетом.
На крыльце сидел большеголовый лохматый мужчина босиком, в просторной кумачовой рубахе.
- Дома ли господин? - спросил приказчик.
- Аль не зришь, дурень, - позевывая, ответил мужик.
Калистрат поспешно сошел с коня, поясно поклонился Капусте.
- Прости, батюшка. Не признал со слепу. Здоров ли, Митрий Флегонтыч?
Капуста поднял на приказчика голову. Лицо помятое, глаза мутные, осоловелые. Изрек хрипло:
- Чего тебе, христов человек?
- Не дозволишь ли в дом войти, Митрий Флегонтыч?
- Ступай мимо, христов человек, - лениво отмахнулся Капуста.
- Ну, да бог с тобой, батюшка. Поедем, однако, ребятушки, неволить грех. Токмо и попросились к тебе за малым. Потрапезовать надумали с православными да чарочкой винца рот промочить. Винцо-то у меня зело доброе.. Прощевай, сердешный, - лукаво блеснув глазами, промолвил Калистрат.
Капуста, прослышав о вине, мигом ожил и с крыльца поднялся.
- Погодь, погодь, христов человек. Добрый я седни. Айда в терем.
Приказчик подмигнул челядинцам. Те отвязали от лошадей поклажу со снедью и вином, внесли в хоромы.
"То-то мне терем, хе-хе. Как на полях голо, так и в избе", - с ехидцей подумал Калистрат.
Дубовый стол, широкие лавки вдоль стен, изразцовая печь, киот с тускло мерцающей лампадой да два поставца с немудрящей посудой - вот и вся утварь.
Внутри избы стоит полумрак. Небольшие оконца, затянутые слюдой, едва пропускали дневной свет в горницу, скудно освещая бревенчатые стены, по которым ползали большие черные тараканы.
- Фетанья-я!- рявкнул густым басом Митрий Флегонтыч.
Из сеней в горницу вошла неприметная сухонькая старушонка в ветхом летнике и в темном платке на голове. Низко поклонилась гостям.
- Чего седни в печи, старая?
- Горох тертый, кисель овсяный да горшок молока, батюшка. А ушицу язевую да щти еще вчера приели, - вздохнув, вымолвила стряпуха.
- Да уж ты не утруждай себя, Митрий Флегонтыч. Угодили мы к тебе в неурочный час. Сделай милость, откушай с нами, чарочку испей.
- Присяду, пожалуй, - согласно мотнул бородой Капуста, поглядывая на ендову с вином. - Откуда имя мое ведомо?
- Сосед ты наш, батюшка, а мы - князя Андрея Андреевича Телятевского людишки. В монастырь пробираемся. Пожаловал князь монастырю на день Феодосии дарохранительницу да крест напрестольяый. Туда и спешим с божьим именем.
- Аль греха много у Андрея Андреевича? - опрокинув чарку, усмехнулся Митрий Флегонтыч.
- Упаси бог, сердешный. Наш князь живет с благочестием, а лишняя молитва не помешает, - деловито отвечал Калистрат, подливая Капусте вина в чарку.
- Сам-то чего плохо пьешь? Говеешь что ли?
- Немощь одолела, Митрий Флегонтыч. Худо идет винцо в нутро. Как лишнее выпью - животом слабну.
- Не хули винцо, христов человек. Пей досуха, чтоб не болело брюхо. Курица и вся две денежки, да и та пьет. Я еще, пожалуй, чарочку осушу.
- Окажи милость, батюшка, - благоговейно вымолвил приказчик, закусывая куском холодной баранины с хреном. - Как служба царская, сердешный?
- Худо, братец мой. Повелел государь троих мужиков на коне и в доспехе полном снарядить на дело ратное. А где их взять-то? Дал мне царь поместьишко малое, мужиками и землей скудное. Должен я давно уж при царевом дворе быть, но тут все при деревеньке мыкаюсь. С Егория вешнего здесь сижу. Того и гляди, в опалу угожу. Ближний царев боярин строг. Разгневается и деревеньки лишит.