Проспер Буассонад - От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе
Товары для торговли славяне доставляли на спинах людей или вьючных животных по примитивным тропам или на лодках вниз по рекам, но торговля шла активно только по соседству с Византийской империей. Заменой денег славянам часто служили шкурки выдр и горностаев; но чаще всего они просто меняли товар на товар. Тем не менее славяне позволяли чужеземцам (гостям) (в оригинале славянское слово gost. – Пер.), приезжавшим для торговли, жить в особом помещении, состоявшем из нескольких построек с двором посередине – гостином дворе (в оригинале эти же слова, только написаны латиницей: gostinny dvor. – Пер.). А с VII в. у славян появилось много больших рынков – в городе Юлин, иначе Винета, на острове Волин в Померании (польское поморье. – Ред.); в Новгороде, Смоленске, Ленчице (Поморье) и Киеве. Но славяне не отличали торговлю от грабежа. Для них купец и разбойник было одно и то же, и торговый склад часто бывал разбойничьим логовом (tovary). На Балтике они жили пиратством, среди русских – грабительскими набегами или данью, которую вожди силой брали с местного населения и использовали для своей выгоды. Жизнь этих славян была еще примитивной, как у первобытных народов: они жили иногда в пещерах или в землянках (это когда сгорали избы. – Ред.) и довольствовались самой грубой пищей. Беспечные и расточительные, они постоянно страдали от голода (типичные западноевропейские басни о славянах. – Ред.). Грубые, драчливые и безжалостные к слабым (такими в гораздо большей степени были германцы. – Ред.), они были так далеки от того миролюбия, которое приписывают им легенды (свидетельства путешественников и античных географов. – Ред.), и поэтому постоянно воевали. Этот неугасающий огонь сражений все время поддерживали враждующие между собой семьи и племена – просто из-за любви к войне и необходимости грабить. Русский летописец Нестор и византийские историки свидетельствуют, что эти пастухи, лесные жители и пахари прекрасно умели устраивать засады и разбойничать на море, таиться в лесах и пересекать вплавь большие реки, великолепно стреляли из лука и метали отравленные дротики. Только под влиянием христианства славяне стали цивилизованными.
Германцы, их соседи и родственники, продвинулись по пути цивилизации не дальше, чем они. Эти люди – смесь различных типов, как темноволосых низкорослых брахицефалов, так и рослых долихоцефалов со светлыми волосами – то есть далеко не такой чистый расовый тип, как о них часто пишут (поскольку некоторое смешивание с доарий-ским населением Европы все же происходило. – Ред.), – к тому времени уже примерно тысячу лет жили на туманных берегах северных европейских морей. Одна из ветвей этого семейства народов – готы покорили коренное население, жившее там еще в бронзовом веке, в том числе финнов Южной Скандинавии, а потом отправились путем варягов по Днепру и добрались до великих степных равнин Восточной Европы, где и поселились вестготы и остготы. У себя за спиной, на берегах Балтики готы оставили скандинавов, англов и ютов, а также вандалов. К второй ветви германцев, тевтонам, принадлежали многие народы, жившие от Северного моря до Рейна и верховьев Дуная: саксы, фризы, лангобарды, бургунды, баварцы, тюринги, франки и алеманны (аламаны). Во II в. эти варварские племена, населявшие столь обширные земли, все вместе насчитывали всего около 2 или 3 миллионов человек, а в конце IV в. – около 4 миллионов. Самое многочисленное племя, остготы, насчитывало не более 800 тысяч человек, вестготов было 200 тысяч, а франков, бургундов и лангобардов еще меньше. Непрекращающиеся войны, голод, нужда и тяжелый труд, а также обычай подкидывать или убивать нежеланных младенцев и высокая смертность мешали росту численности этих плодовитых по природе народностей. Германцы, как правило, не знали понятий «нация» и «государство» и объединялись только во временные союзы или военные конфедерации. Единственными постоянными сообществами у них были племена, которые насчитывали каждое от 10 до 12 тысяч человек, а сами племена складывались из деревенских общин, семей, а также родственных групп (genealogiae, propinquitates), которые, возможно, объединяли родственников-воинов; жили германцы в нескольких тысячах округов (pagi, gauen). Помимо иллюзорной власти королей, единственной подлинной силой была власть военных вождей, выборных военачальников и предводителей воинственных банд, вокруг которых собиралась добровольная свита (comitatus) из клиентов, которые разделяли судьбу своего покровителя в счастье и в несчастье. Наследственной знати не было, существовала лишь масса свободных людей, которые собирались, чтобы обдумать общие дела и выбрать королей, военных вождей и деревенских старост (ptincipes).
Это буйное демократическое общество, в недрах которого формировалась военная аристократия, сохраняло жизнеспособность благодаря патриархальной, основанной на кровном родстве семье. Все члены семьи были солидарны друг с другом, все жили вместе (младшие не отделялись от старших) и совместно владели неотчуждаемым имуществом. В такой семье могло быть от 50 до 500 человек, глава семьи имел над ней абсолютную власть (mundium), которая распространялась на женщин, детей и родственников со стороны отца и матери. В этой среде развивалось неравенство, порожденное общественным разделением труда. Особого сословия священнослужителей (как, например, друидов у кельтов) не было, а знатные люди были выше массы свободных людей лишь богатством, которое обеспечивало им почет, или особыми полководческими способностями. Обычными занятиями знати и свободных германцев были охота, участие в делах деревенской общины или племени и, в первую очередь, война. Труд все германцы считали низким занятием и оставляли – так же как домашнее хозяйство – на долю либо подневольным служанкам (ancillae), либо малочисленным рабам (mancipia), цена которых была равна стоимости одного коня или нескольких быков, либо – когда дело касалось обработки пахотных земель – поручали подневольным земледельцам, Utes или aidions, которых было мало так же, как мало было самой возделанной земли. (Вот автор и раскрыл коренные отличия между славянами и их менее цивилизованными родственниками германцами. – Ред.)
Хотя германцы в своем развитии уже достигли стадии оседлости, большинство из них остались верны примитивным патриархальным формам общественного строя. Преобладающей формой имущественных отношений у них была коллективная собственность племени, округа или деревни, называвшаяся mark или allmend. В число общих земель входили не только пустоши, болота и пастбища, но также луга и пашни. Один немецкий ученый обнаружил следы племенной собственности в 190 округах (pagi) Древней Германии, но собственность деревенских общин имела гораздо большее значение. Земля принадлежала сообществу свободных людей. Они все были ее совладельцами и имели одинаковое право пользоваться ею и временно проживать на ней. Только эти совладельцы имели право распоряжаться своей землей, предварительно собравшись все вместе и посоветовавшись друг с другом. Они же совместно выполняли на своей земле роль нынешних администрации и полиции. В лесах, на вересковых пустошах, в болотах и на пастбищах каждый из совладельцев мог рубить дрова, охотиться на диких зверей, собирать мед диких пчел и выгонять свой скот пастись под присмотром общего пастуха. Каждый мог приводить своих коров или кобыл на случку к общему быку или жеребцу, пользоваться общим прудом, колодцем и дорогой. Луга весной огораживали и делили на участки по числу семей, а после сенокоса открывали эту ограду и позволяли там пастись скоту всех членов общины.
Лучшие земли оставляли под пашню и делили на равные по ценности продольные полосы (gewänne). Пахотные земли включали в себя три больших массива полей – под озимые и яровые культуры и земли под паром. Каждый год или раз в несколько лет участки полей перераспределяли между семьями. Один ученый, который глубоко изучил этот вопрос, отмечает, что каждая деревенская община включала в себя от 10 до 40 семейных хозяйств и каждому хозяйству выделяли по жребию примерно 30 акров земли (12 с лишним гектаров). То есть община могла возделывать до тысячи акров (свыше 400 гектаров), и каждый надел включал в себя полосы из всех трех полей. Иногда деревенские общины объединялись в более крупные союзы, которые назывались «сотни», занимали территории от примерно 75 до 800 квадратных миль (от около 200 до более 2 тысяч квадратных километров) и объединяли от 16 до 120 семей для совместного пользования теми общими землями, которые не были распределены между семьями.
Имущество семьи состояло из права на общие земли и из выделенных по жребию участков пашни, на которые каждый член общины имел равные права. Все это вместе составляло семейный надел (hufe, manse), размер которого колебался от 30 до 100 акров (от 12 с лишним до 40 с лишним гектаров). Большую часть надела обрабатывали, а оставшуюся землю держали под паром. У франков это называлось салическая земля (terra aviatica), а у англосаксов ethel. Скот и плуг также принадлежали этому «семейному кооперативу», члены которого жили общиной и совместно пользовались тем, что производили с помощью своего имущества. Выросшие сыновья не отделялись от родительской семьи, чтобы создать новую; приданое дочерям тоже не давали. Существовали только части единого целого, которые распределялись между сыновьями и хозяйствами. Частной собственностью были оружие, скот, еда, мебель и деревянный дом с маленькой усадьбой при нем.
