Чарльз Силсфилд - Токеа и Белая Роза
Взгляд его задержался на полоске какого-то огорода, где несколько девочек весело размахивали у костра охапками конопли.
"Скоро, чего доброго, научатся виски гнать! Ну, тут уж вы хватили через край, полковник!.. Поживем - увидим. Краснокожий останется краснокожим. Скорее я своего негра отмою добела, чем эти подлые души станут порядочными людьми".
Читатель, вероятно, уже догадался, что взгляды капитана Коупленда значительно расходились с филантропическими устремлениями полковника Хокинса. И надобно заметить, что взгляды эти начинали прививаться не только в среде скупщиков, но и в массе всего белого населения южных штатов. Уже в те давние времена вошло в обычай враждебно коситься на законных владельцев этой земли, третировать их как человеческие отбросы и уповать на скорое от них избавление. Господствовало упорное нежелание признавать их успехи в земледелии и ремеслах именно потому, что индейцы собирались узаконить свое проживание на исконной земле.
Капитан придерживался общего мнения, которое довольно точно отражало интересы белых пришельцев. Полковник Хокинс, естественно, не мог возбудить симпатий человека, в натуре которого доброе уживалось с дурным, а дурное проявлялось и в ненависти к краснокожей расе. Индеец, по его словам, был ему противнее хорька.
Миновав примерно двадцать миль пути, он въехал на покатый склон, с которого, если оглянуться, открывался широкий обзор долины. Капитан еще раз бросил взгляд на великолепный ландшафт, как бы укрепляя себя в своем ожесточении, пришпорил коня и пустил его галопом через густой кустарник. Раскидистые ветви хлестали по лицу. В который раз стряхивал он с себя снег, осыпавшийся с кустов, как вдруг уловил шорох, не на шутку его настороживший. Он замер: взгляд его серых глаз скользнул по зарослям лавра, и конь попятился. Одной рукой капитан нащупывал пистолет, другой, сжимая бич, готовился нанести удар притаившемуся недругу.
"Бьюсь об заклад, они напали на мой след. Какого черта я не выехал вчера?"
Он явно опоздал. Едва успел капитан договорить последние слова, как ветви раздвинулись, и перед ним выросла поистине великанская фигура. Конь резко отпрянул, и всадник чуть не вылетел из седла. На его пути стоял вчерашний гость - вождь индейцев. Голова его была все еще перевязана платком, закрывающим один глаз, в то время как другой, до жути неподвижный, с уничтожающим презрением уставился на капитана.
- Великий воин, - начал вождь после томительного молчания, - потратил слова на пса, бросающего семена сорных злаков на тропу бледнолицых и краснокожих. Сосчитал ли он головы тех, кто остался в его вигваме? Не найдет ли он, когда возвратиться от бледнолицего агента, свой вигвам пустым? А кожу с черепов своих родичей высушенной на костре краснокожих?
Грубый презрительный хохот грянул из зарослей, и тут же рядом с вождем появились два ряда индейцев свирепого вида.
Самообладание - одно из благоприобретенных достоинств многих лесных поселенцев, кое-чему научившихся за два года общения с индейцами. С миной наивного недоумения, каковая не всегда дается и самому искусному дипломату, капитан возразил:
- А что тут особенного? Разве порядочному человеку возбраняется съездить за парой локтей фланели, если уж большой вождь принес нам голое дитя, как какой-нибудь...
"Разбойник", - вертелось на языке к Коупленда, но он вовремя спохватился.
- Дочь воина нуждается в одежде?
- Ничего себе! - все с той же придурковатой наивностью сказал капитан. - У моей Бетти всего одно платье, да и то оно нужно ей самой. Ставлю джилль [мера объема жидкости, равная 0,118 л] виски, если бедняжка не замерзнет к моему приезду.
- Краснокожий воин пришлет одежду, - ответил вождь и, повернувшись к одному из индейцев, прошептал ему на ухо несколько слов, после чего тот мигом исчез в зарослях.
- Что ж, если вы избавите меня от этой заботы, я сэкономлю и силы и деньги. Не забудьте также про туфельки и чулочки. Или мокасины, это уж как вам понравится, - сказал капитан, поворачивая коня.
Индеец сделал знак, повелевающий задержаться.
- В лесу много троп, а язык бледнолицего раздвоен. Но глаза и уши краснокожего вождя всегда открыты. Ни один бледнолицый не пройдет по этим тропам краснокожих воинов. А если он все же пройдет, то они снимут кожу с его головы и голов его людей.
- Ну уж дудки! - засмеялся капитан. - У вас есть чем заняться, помимо наших бедных голов: покупать ром, добывать меха и много чего другого!
- Бледнолицый дает ром, чтобы обманывать краснокожего и отнимать у него силу. Но он не увидит никого, кроме своих родичей, пока не сменятся три луны. Да пусть не забудет держать язык за зубами.
Индеец повернулся к нему спиной и пропал в зарослях. А наш капитан, посмотрев ему вслед, облегченно вздохнул и рванул поводья, чтобы поскорее убраться восвояси.
По дороге домой у него было довольно времени, чтобы поразмыслить об этом странном краснокожем.
То, что от индейца ничего хорошего ждать не приходиться, было ясно, как божий день. Но где и когда грянет гром, и как предотвратить беду, этого он не знал. О том, чтобы известить Маклеллана, агента правительства, не могло быть и речи. От Маклеллана до полковника Хокинса добрых двести миль, и покуда тревожная весть дойдет до него, - размышлял капитан, - нас тут всех прихлопнут и освежуют. Благодарение Богу, что хоть мои до сих пор целы. С другой стороны, если бы краснокожие задумали нас прикончить, разве бы они отдали нам дитя? Нет, наверняка, нет.
К такому заключению пришел капитан Коупленд и, как мы скоро узнаем, оказался совершенно прав. Несмотря на то, что мысль о капитане Маклеллане еще какое-то время не оставляла его, как только он прибыл домой, голос жены отвлек его от тревожных сомнений и склонил к более разумному, хотя и менее патриотическому решению: терпеливо ожидать дальнейших событий. А то обстоятельство, что индейцы сдержали слово и вскоре прислали тяжелый узел с фланелью, детской одеждой из калико и туфельками, немало способствовало его успокоению.
В последующие дни наш капитан вошел в колею своей обычной жизни и не терзался никакими опасениями. В конце концов, недавние события не такая уж редкость в здешних местах. Да и недосуг ему ломать голову, когда дома мал-мала меньше, а в поле и на подворье полно работы, да еще и гостям прислуживать надо. Через несколько недель он испытал новое облегчение, узнав, что гроза хоть и разразилась, но, по счастью, снесла головы не его согражданам, а краснокожим из племени чокто, которые живут близ Миссисипи, - это они подверглись нападению племенного союза криков. Дочитав газетное сообщение, капитан даже повеселел:
- Пусть себе краснокожие ломают друг другу шеи! Тем меньше будет работы нам.
К его огорчению, центральное правительство придерживалось на подобные вещи иных взглядов и приложило немало усилий к замирению обоих племен.
Наш капитан по-прежнему торговал ромом и виски, прибирал к рукам шкуры бобров и оленей. А в дальнейшей его жизни, кроме ежегодного прибавления семейства, ничего примечательного не происходило.
С тех пор миновало почти семь лет. Обе придорожные хижины-клетушки превратились за это время в довольно вместительный дом, из коего открывался чудесный вид на пышную зелень убегающей за горизонт долины Кусы. Берега ее успели покрыться аккуратными штрихами цветущих плантаций, от всей картины веяло покоем и благоденствием, а капитан со временем стал в своей округе значительной персоной.
Погожим летним вечером он сидел за ужином в компании гостей и домочадцев: собрались, если судить по обилию блюд, по какому-то торжественному случаю. На столе уместился весь набор местных деликатесов, которыми, однако, не побрезговал бы и настоящий гурман. Дикие индейки, медвежьи окорока, фазаны, перепелки, филе из оленины, разнообразная выпечка и варенье, - от всего этого просто глаза разбегались.
Во главе стола сидел худощавый молодой человек. Бледное лицо и глаза, горящие восторгом благочестия, выдавали в нем методистского проповедника, который не щадил своих сил на распространение евангелистских истин и на учительство как в религиозном, так и в светском смысле этого слова. За два года своей миссии этот неистовый поборник веры провел по четыре месяца в каждом из трех главных племен криков. Свой долг он считал исполненным и был готов благословить своих соседей и сограждан, а затем навсегда покинуть индейское поселение Куса.
Рядом с ним сидела девочка, которая в ту далекую зиму столь необычным образом вошла в семейство капитана. Ее детские черты отличались какой-то особенной нежностью и несомненным благородством, а глаза - удивительной смышленостью. Они грустно смотрели на проповедника и, казалось, не могли оторваться от его изможденного чахоточного лица. И сам он был очарован милым созданием и увлечен беседой с девочкой больше, чем яствами. Уже не раз порывался он произнести речь, но Джон Коупленд все время почему-то перебивал его. Вероятно, у капитана что-то было на уме. Наконец, он сделал девочке знак, и она вместе с подружкой покинула комнату.
